Папины воспоминания. Первый год после войны

Мой папа, Лев Евселевский, родился второго января тысяча девятьсот двадцать восьмого года. В этом году второго января папе исполнилось бы девяносто лет, но в седьмой раз мы будем отмечать папин день рождения без него. Нет папы, нет мамы, большинство их друзей тоже уже не здесь. Помню как после новогодних праздников, второго января у нас дома собирались родственники и папины друзья на празднование дня рождения.  Было шумно, весело. Они говорили о жизни, работе, детях, а потом и внуках. В папин день я готовлю блюда, которые он научил меня готовить. Будет суп с галушками, плов и блинчики. Со мной папины записи, которые я перечитываю и пересматриваю. Делюсь с вами следующей главой папиных воспоминаний.

Л. И. Евселевский

Курсант

Накануне дня Победы я получил повестку из военкомата. Призывался в армию для отправки в военное училище. Подал заявление об увольнении с работы в связи с призывом в армию.   Получив расчет на заводе, я оставил общежитие и последние дни перед отправкой жил в Большой Кахновке. Подготовка и сборы были простыми, но вместе с тем и трогательными. Соседи давали наставления, рекомендации. Это были дни не тревоги, а радости. В день отправки к семи часам утра собрались в военкомате. Нас было восемь человек. Молодые, беспечные, семнадцатилетние. Провожали нас родные и близкие. Меня провожала сестра Роня. Виктора Носатова и Колю Гирича провожали девочки. Я еще ни с кем тогда не встречался. Это уже были веселые проводы. Война закончилась, мы шли в армию на учебу. Нам вручили пакеты документов и мы пригородным поездом отправились в Полтаву на сборный пункт обл военкомата. В Полтаве несколько дней ждали пока прибудут ребята из других районов. Сформирована была команда из двухсот человек. Мы были кандидаты в курсанты в Харьковское военно-медицинское училище. Нас погрузили  в вагоны и отправили в Харьков.

Харьков еще лежал в руинах. Вокзал и здания по дороге к училищу дыли разрушены. Училище располагалось напротив Благовещенского собора. Вступительных экзаменов не было.  Была комиссия, после которой нас повели в гарнизонную баню на Холодной горе. Возле бани было много женщин с детьми. Они обращались к нам с просьбой отдать им нашу одежду. Мол вас обмандируют, а все то что на вас выбросят. Многие разделись до трусов и отдали одежду, в том числе и я. Вышел какой-то командир и сказал, что всех полуголых так и отправят домой. Тут среди нас началась паника, а женщин и след простыл. Но ничего такого не произошло.

Нас завели в баню. Прошли обработку, постригли волосы, записали рост, номер обуви. После бани нас стали обмундировать. Выдали белье, гимнастерку, галифе, портянки, кирзовые сапоги и пилотку. Все бывшее в употреблении. Оделись и все стали одинаковыми. Не узнавали друг друга.

Уже солдатским строем повели нас в столовую, покормили. Все мы были изрядно голодны. Построили и определили отделение, взвод, роту, батальон. Я попал во второе отделение, третьего взвода, второй роты. Командиром роты был лейтенант Зайцев.

В казарме были двухъярусные койки. Со следующего дня начались занятия по курсу молодого бойца. Первый месяц занимались строевой подготовкой, были тактические занятия, стрельба. Трудно было входить в солдатскую жизнь. Подъем в шесть утра, отбой в десять вечера, а весь день занятия до пота. Первое время мы все не успевали одеться и стать в строй за отведенное время, не успевали заправить кровати. Вот нас и гоняли до тех пор пока мы не стали вкладываться в норму. Научились складывать обмундирование в том порядке как удобней одевать. За ночь две, три учебные тревоги. Одеться, взять винтовку, встать в строй. За две недели приноровились. Прошли курс молодого бойца, приняли присягу.

Училище получило новое помещение рядом с Конным рынком. До революции в нем был кадетский корпус. На первом этаже были конюшни. Там и разместили наш курсантский батальон.  Пол заасфальтировали, печи были заблокированы. Всю зиму 1945 – 1946 года ни разу не топили казарму. Четыреста курсантов обогревали своим теплом казарму. Туалет был во дворе в 50 метрах от казармы.

Преподавали военные врачи. Занятия по анатомии проходили в анатомическом корпусе мединститута, по фармакологии – в лаборатории фарминститута. Учебных аудиторий не хватало. Часто занятия проходили прямо в казарме. Мы располагались на своих двухъярустных койках и преподаватели читали нам лекции. Нужно было приспособиться так, чтобы писать конспект. Учебников было мало. Один раз в неделю были уроки по русской литературе.  Преподавала жена начальника политотдела. Пышная, холеная, симпатичная дама. Весь год мы учили «Войну и мир» и «Воскресение» Л. Н. Толстого. Речь у нее была приятная и мы с замиранием сердца ее слушали.

В декабре пришел новый командир батальона, Герой Советского Союза майор  Э. Д. Готлиб, уроженец города Кременчуга. В один из дней он пригласил всех кременчужан к себе после обеда. В доверительной атмосфере он отвечал на наши вопросы, расспрашивал о городе, его жителях. Николай Гирич и Виктор Носатов оставались в оккупированом Кременчуге. Они рассказали об ужасах жизни в Кременчуге во время фашистской оккупации, о еврейском гетто, расстрелах. Мы рассказали о том что город весь разрушен, что многие живут в землянках и полуразрушенных домах.
При новом командире жизнь наша изменилась. Было установлено шефство над женской школой. В это время обучение было раздельное. Каждую субботу группа курсантов отправлялась в школу и там совместно с ученицами старших классов готовили концертные программы, разучивали танцы, песни, читали стихи. По юношески влюблялись и с нетерпением ждали когда пойдем в школу. Огорчению не было предела когда такой поход отменялся. Больше стали давать увольнительных. Организовывали посещение драматического и оперного театров. Готовили культурных офицеров.
Самым тяжелым для нас была подготовка к парадам. В три часа ночи подъем и маршем через весь город на площадь Дзержинского, а там начиналась муштра. В шеренге двенадцать человек, между шеренгами расстояние один метр. Два часа подготовки на площади, а потом марш в казарму. Отбой. Не успели лечь, подъем на завтрак и на занятия. На занятиях сидим полусонные. Подготовка к параду в мае 1946 года продолжалась более двух месяцев. Какая это была муштра, если среди десятка военных училищ, военно-медицинское заняло первое место по строевой подготовке.
Несколько нестандартных эпизодов из курсантской жизни.

В апреле 1946 года на товарной станции Харькова разгрузили эшелон с имуществом для училища, прибывшим из Германии. То были декорации, музыкальные инструменты, картины, мебель одного из театров. Курсанты охраняли это оборудование. Очередь дошла до нашего взвода. Ночью на грузовых машинах подъехали командиры взводов нашей роты. Приказали грузить. Грузили пианино, разные ящики. Что было в ящиках мы не знали. Они уехали. Мы поняли, что это не в училище, а они взяли себе. Тогда ребята решили подобрать что-то для себя. Открыли ящик с блокнотами и тетрадями. Взяли по несколько штук. На следующий день нас построили возле коек. А офицеры стали обыскивать ящички, заглядывать под матрасы, вытряхивали содержимое вещмешков. Картина была жуткая. Складывали найденные у каждой койки тетради, блокноты, мыло.

Началась проработка. Грозили отчислением. Мы стояли опустив головы. Чем это могло кончиться не знаю. Подошел комбат Готлиб. Приказал офицерам следовать за ним. Какой разговор был у него с ними не знаю, но отобранные блокноты раздали всем по одном, даже тем кто не был в карауле.

Учились все усердно. Анатомические плакаты прикрепляли к кроватям, учили латинские названия. Несколько курсантов были отчислены за неуспеваемость. Так в напряженной учебе пролетали дни. Мы мечтали окончить училище, отслужить, а затем поступить в военно-медицинскую академию. Но моим мечтам не суждено было осуществиться. 5 июня 1946 года нам объявили приказ о том, что училище расформируется и большинство курсантов демобилизуют. Я уже был старший сержант. Получив документы, проездные билеты, после завтрака 6 июня 1946 года мы оставили училище. Радовались свободе. Не застегнув воротнички, положив шинель на руку, пошли на вокзал. Спешили успеть на поезд. Нас остановил патруль. Забрали документы и доставили нас в комендатуру. За нарушение устава гарнизонной службы мы отработали четыре часа строевой. Это было отмечено в справке. Я не представлял с какими трудностями столкнусь в голодный 1946 - 1947 год.