Рассказ о собачьем желании

рассказ правится.


Часть 1

Город в центре был высок и красив. Но ближе к окраине мельчал и бледнел,  как в высоте домов, так и по украшенности всякими вывесками и плакатами.
 
Возле  дома с номером «6» на одной невидной   улице со сказочным названием «Берёзовый клин» для жителей, а официально «Линейный заезд», жил-был пёс.
Он считал, что улицы и должны быть такими, других в округе не водилось.  И название … Что название?

 - Название, как название, - сказал чиновник, которому принесли письмо жители улицы, в нём  очень вежливо и даже  неуверенно-льстиво просили переименовать её на «Берёзовый клин». Дескать, откуда взялся этот «Линейный заезд»,  сколько живут, всегда был «Березовый клин". А дяденька в сером костюме пробурчал, что он с детства центральную улицу знал только как «Брод», и что,  улицу    назвать "Бродом"?

Так  всё и осталось.

Улица ко всему была какой-то недоделанной: дома у неё  стояли только с одной стороны, а с другой виляла  дорога в лужах или в колдобинах,  по настроению погоды. Вдоль  дороги тянулся  бетонный бесконечный забор, считавший, что он здесь главный, потому что не помнил уже, сколько лет  скрывал то, что было за его стенами.

   

Дом номер "6"  прятался за высокой оградой из толстых лиственничных досок, но когда открывали калитку, можно было видеть  крыльцо с перилами, окошки, закрытые занавесками, дощатые переходы к сараям и погребам.

 Двор был вотчиной другого пса, Серки, серого  по масти. Ччувствовалось, что в его крови есть подмес сторожевой породы,  когда наступала ночь,  он по-идиотски  пугал: « Вы не знаете, кто я! Сунься кто – не поздоровится!  Я -  главный!!!». А как известно, эту песню каждая дворняжка на своём дворе  исполняет. Сторожу положено так.
 
часть 2

Наш  герой  Серку почти не видел, но иногда они по-свойски обнюхивались, если случалось, и обменивались информацией. У каждого  своя территория.

***
 
Портрет  нашего героя колоритный, живописный.
 Двухлетний кобель, молодой и  ещё полный мечтаний и всяких замыслов, жил в будке, похожей на сарайчик, с покатой к  улице крышей, с дырой-лазом,  выглядевшим  маленьким для такого пса, но это только казалось. Над лазом прибитая  попона превратилась  в  негнущийся лист, ко всему  мало защищала от непогоды и зимней стужи.

В отличие от мест обитаний других собак-караульщиков, будка нашего сторожа находилась не во дворе, а на улице,  рядом с калиткой,  и  это позволяло обозревать уличный простор, дали, общаться с коллегами, скорее сторожами улиц, чем своих дворов,   изучать пробегающий мимо и  не часто люд.

 Его боялись и не трогали,  да и было чего опасаться.

Выглядел  устрашающе: большой лохматый ком буро-рыжей шерсти, пристальный взгляд внимательных глаз жёлтого цвета, уши…
Вот уши-то и выдавали его.  То стояли угрожающе, а то вдруг  опускались добродушно, и, представьте, пёс позволял  себя погладить, и в нём вдруг исчезали   неприступность  и   злобность. И имя получил из-за плотной, как войлок, рыжей шерсти, -  Рыжий.


В два месяца его принесли на показ хозяину дома - клубок пуха и шерсти, глаз не видно. Собака была нужна: кто-то  отравил уличного пса Индуса. Хозяин подумал: возьму щенка – пока пусть во дворе с Серко бегает и к дому  привыкает, подрастёт, на улицу определится.

Какое-то время Рыжий  носился по двору, звонко всех облаивая.  Но вот хозяин решил – хватит вдвоем одно делать, небось изучил собачью науку. К  весне  Рыжий сидел на цепи у своей  будки возле калитки. С улицы подойти к дому было невозможно.

Цепь ему не понравилась, по первости он пытался вырваться из-под её неволи. А потом не то чтобы привык, а словно выжидал, кто не выдержит первый, и  рывки с силой были пугающими.

Видя, как Рыжий  встречает людей и провожает, хозяин на калитке повесил самодельную надпись чёрным на голубой окрашенной фанерке:  «Осторожно! Злая собака!».
 Так положено.

 Рыжий читать не умел и удивился бы безмерно, узнав про себя такое.
 Он злой!? Кто бы знал, сколько в нём было этой злости, а сколько любви. Но что надо хозяину – злости? И он при хозяине демонстрировал чудеса и разнообразные приёмы сторожбы. А без него даже не шевелился. Воробьи по нему прыгали,  он молчал.


Пришлые дети иногда приносили кости,  без опаски   присев рядом, старались  заглянуть в   глаза, что его смущало, теребили уши и гладили по голове, а еще говорили с ним, и эта тройка из двух мальчишек и девчонки  нравилась ему  больше всех, но возмущала хозяев.

На цепи сидеть было не только скучно, но и тошно. Цепь на день укорачивали, на ночь отпускали чуть подлиннее, но не было свободы.

-  Куда его выпустишь? -  говорил хозяин, – убьют или украдут. Увезут. Как Индуса.
Хозяева,  не старые мужик и баба, были  жадными, нелюдимыми, к соседям только по надобности. И чтобы поласкать Рыжего или просто посидеть на лавке, а пес бы рядом лежал да  слушал их беседы, как у других людей, у них  привычки не было.


Выйдет утром кто-либо из них, ковш каши или остатки еды от своего стола в собачью кастрюлю  вытрясет, воды плеснёт, постоит, понаблюдает по сторонам, молча всё, и назад. И взгляда Рыжего в спину  не могли видеть. И что он хотел сказать?
А когда Рыжий понял, что дети его прикармливали, чтобы он не кусал, вовсе загрустил.


 
часть 3

 
        Улица к прогулкам не приглашала,  даже наоборот - на показ "свое добро": лужи хитрые, ямы и колдобины,  будто говорила, - "я вам погуляю". Так что ещё неизвестно, кто чей норов перенял - улица жителей или жители у своей улицы.

Народ по ней с руганью и осторожностью  передвигался, и Рыжий уже не реагировал на соседей, на почтальонку, на учеников по утрам или в полдень...

Ярость всех сторожей вызывали машины, и их с особым лаем встречали и долго провожали.
Иногда мимо брел неторопливо похожий на Рыжего  старик,  также заросший. Если хозяин был на улице, то можно было слышать их недолгую беседу ни о чём.И с Рыжим старик общался гораздо дольше,  как-то раз остановился и  сказал,  глядя псу в глаза:

- Как ты тут поживаешь? Страшна собачья жизнь?  Не зря говорят, живу, как собака.
Рыжий  внимательно слушал. Потом  махнул хвостом неопределенно.
-  Понял,  ты меня   не забыл? - И казалось,  что дед  какой-то ответ ждал от Рыжего.

А что такое собачья жизнь, размышлял Рыжий, проводив молчаливым рывком прохожего.  Я-то другой не знаю. У собак собачья, у людей – человечья. У кота Кузьки – нормальный пацан все-таки - кошачья.
С Кузькой Рыжий сразу еще в детстве подружился.


 А то – зимой    кота забывали   на улице, и бегая под окнами,тщетно взывая к добрым хозяевам по ночам,  Кузик   уши-то свои и  отморозил. И теперь лишь парочка остатков от шикарных когда-то ушей.  Рыжий пробурчал с жалостью:

     - Да что ты орешь, тебя не слышат.  Ну-ка  сюда ко мне в будку.
  С того времени Кузя и не просился в дом. Войны кошек  и собак не получилось. Кузя ворчал,  правда,  « ну  и псиной от тебя несет, братец, помылся бы, что ли».- «Да где же я помоюсь. Сидя на цепи или в 4-х стенах!».

Кузька был на редкость толерантным. Впрочем, быть таковым разве только обстоятельства вынуждают или качества души или ума тоже?
 И частенько наведывался, усевшись  на крыше,   наблюдал, как по спящему сторожу воробьи  скакали  и пух выщипывали для гнезд.

Фраза про  собачью жизнь   не давала покою. Кузька на вопрос  лениво шевелил хвостом:
-А ты что -  не чувствуешь? Сидишь днями и ночами на цепи,  шаг влево и шаг вправо – твоя территория. Пугало ты огородное здесь. Ни мышь поймать, ни  за девками  побегать. Сидишь да гавкаешь. А жизни ты не видишь. А свобода, брат, такая красота. Я вот хожу,  где хочу. Вчера мышковал, поймал пару дурачков, позавчера с  Васькой соседским  подрался. А драки только украшают нас.
 
Ты же на цепи – толку с тебя.  А лес видишь? Мой. Я туда хожу птиц пугать, птицы тоже мои. Ну и охота… Весь зверь меня  боится. Ты  представление имеешь об этом? Эх, Рыжий! Собачья жизнь твоя!
Свобода – вот что главное!Вот в чем счастье.

часть 4

             - А что такое  счастье? – спросил Рыжий Серко, когда тот  с другой стороны двора поздоровался через щель внизу калитки. – Вот мне тут подсказали, что я балбес и счастья не видел.


           - Счастье? Знаю, знаю. Представь,  тебя не покормят  и забудут воды налить, а потом вспомнят и щедро отвалят  супца или костей со стола от праздника, и вот счастье –  наешься досыта, до ничего более  не хочется, лежишь и балдеешь.
- Нет, Серый, это не счастье: сегодня есть, а завтра брюхо поджимаешь. Что-то не вижу счастливых среди сытых людей. Сытые, а злые.


Сытая жизнь счастливой не была.
- Тогда счастье это,  когда …- Серый задумался, – счастье в любви. Люблю, когда меня приласкают, и я готов простить все зло, что мне сделали.
- Да это  душевно, но если  тебя  будут ласкать без дела каждый день,  думаю, это опротивеет. Как солнце, которое ласкает весной, летом же убивает жарой, а когда его нет, совсем плохо.

В чем же счастье,  хотелось бы знать, сильно ли отличается собачье счастье от человечьего или птичьего?
  Серый подумал:
- Счастье… счастье… Не забивай себе, брат, голову,  живешь и живи. Я вот  служу   хозяевам уже лет 12. Делаю свое и  знаю, что меня бы давно не было, как моих  братьев и сестер. Их выловили и увезли на живодерню,  я сумел спрятаться, меня, щенка, пожалела дочка хозяина и прикормила, а затем я сам согласился  стать сторожем.
Мне здесь каждый день кормежка. Живи я на свободе - какое бы счастье имел? А такое, что гадал бы -  будет ли завтра.

Выглядело это основательно.

 
Обросший старик  через  месяц появился вновь с прежним вопросом, дежурным, по сути, видимо, что-то беспокоило его:
- Ну, какова собачья жизнь?
Рыжий  смотрел пристально, а что сказать человеку ОДНОГО ВОПРОСА,  чтобы понял, 
 ну, не знает он, какова собачья жизнь. Не знает. То ли та, о которой желается, то ли та, что в действительности. Многие путаются.

- А  ты  и не узнаешь, сидя на цепи, да на такой короткой. Не узнаешь.
Твоя участь - цепи.
Рыжий дернулся и подбежал, насколько цепь позволяла. А позволяла она мало что

- Ишь ты,  засуетился. Да я ж тебя сюда принес. А ко мне ты пришел сам, не знаю откуда. Я твой голос услышал еще ночью. Ты пищал и взвизгивал на улице, и была ли ночь для тебя страшна, или пугало непонятное, трудно сказать. К 6 утра ты  добрался до моего дома,  влез на крыльцо и сидел, поскуливая.Откуда ты взялся? Был бы  дикий - к людям не пошел бы. А я всех здесь знаю - похожих на тебя ни у кого. С небес свалился? Что тебя вело к моему дому?

А рядом домов – полный переулок всяких - и маленьких, и больших. Но ты пришел ко мне. Почему, не знаю.

Тебя помыли, накормили и ты заснул, и я понял, ты мой. Но я не один.  Другие на твою шерсть реагировали так, что пришлось искать нового хозяина. Прости меня за это.  Им оказался  нынешний, у которого  отравили сторожа.

Я помню тебя вот такой рукавичкой.

Ты не ушел отсюда. Ты выбрал подсознательно - жизнь на цепи. А мог бы выбрать свободу.

Рыжий ничего этого не помнил. Забыл. Забыл.

часть 5

То ли гвоздь заржавел, то ли доска сгнила, но то, о чем мечтал — вырваться и убежать — случилось. А может, ремешок сгнил и перетерся? Как бы там ни было,  Рыжий почувствовал свободу.

Его не было месяца два. Хозяин горевал, как ни странно. Искал даже своего Рыжего. А  Кузя и философ Серко притихли и   загрустили.
 Однако Рыжий был жив. Что он пережил на свободе, кто угадает и  узнает? Но, оставшись живым, он исполнил все желания, какие можно было. Признаться,  он столько познал, что устал и, вернувшись  домой, продолжил свою службу - караулить, несказанно удивив хозяев суровой старательностью.
Где его носило? Хозяйка с недоумением разглядывала остатки веревки на шее в войлоке шерсти, затянувшиеся раны на лапах, ободранные уши.

Постоянно на волоске от смерти? Почему он вернулся? Никто не знает. Но вернулся, с зажитыми ранами, помудревшим сердцем,с другой, созревшей душой. 

Разве смысл жизни  удовлетворяться тем, чтобы только мечтать, и  умереть с неисполненными желаниями?

Его, доверчивого и юного, поймали некие любители сдирать шкуры, и он перегрыз за ночь кожаный ремень и перепрыгнул через ограду с куском ремня на шее.Его
пытались убить санитары, борцы с дикими и бездомными собаками,  и бежал от смерти так быстро, что это и спасло. Могли  отравить, ловили в лесу на силки, попадал в капканы и ловушки - богат арсенал приспособлений для ловли тех, кто свободен.
 Но как прекрасна свобода.
Он  набирался опыта, знаний, избавляясь от наивности и ограниченности души.
Опять же свобода -  не свобода,  если она без смысла.

А счастье разве бессмысленно? Не важно, кто к счастью стремится.

И если бы его спросили, он  мог бы  ответить так:
- В каждой собаке есть много человека, а в каждом человеке есть немало от собаки. И плохо, если собака  превратится в человека, а человек станет собакой.
Счастье - это... это... прожить свою свободу... Да?
 
РЕДКИЕ И МЕТКИЕ МЫСЛИ ИНДУСА»


2. «В любви человека к собаке – главное, не переборщить. Тут мера нужна.
- А в любви собаки к человеку?
- А к собакам это не относится»

Авторство приписывается собаке-философу  Лаурентиусу, из монастыря  кармелиток, Фр.,15 век. Из сочинения «Люди и собаки. Собаки и люди». Сохранилось только несколько страничек на старособачьем языке, см. «Словарь собачьих слов» изд. Под редакцией проф.  М. М. Мухтарова, издано  черти когда и даже неизвестно где и кем», да и был ли проф. Мухтаров?
Эту мысль надо как следует погрызть, что-то в ней сохранилось.

3. «Собака без человека – ничто. Впрочем, без человека и не бывает собак.


4. Если собака замечтает о человеке-хозяине и друге, она  найдет его".

 
 5. "А сколько людей сегодня считают своими лучшими друзьями собак. У человека другом должен быть  – другой человек.

- Значит, человек  по уму сравнялся с собакой. Но собаки в этом не виноваты."


6. "Собака – друг человеку.
Человек собаке – только хозяин".

Из беседы двух собак, гуляющих с людьми.

***

7. "Что можно собакам – людям ни в коем случае".

Из подслушанных собачьих  рассказов.

***

8. «Собачий вальс» - прекрасное произведение. Но ведь есть и другие формы".

Из разговора двух домашних собак, выгуливающих людей


***


9. "Люди предназначены для воплощений замыслов Бога, а собака – и для этого и для воплощения замыслов людей. Но они не  жалуются на людей".


Якобы слова Монаха Лаурентиуса

***

10. "Собачья жизнь бывает только у собак, живущих у некоторых людей. У людей собачья жизнь не потому, что у них есть собаки".

Наблюдения кота Василия

конец