And a happy New Year

На носу новый год, потому он у меня и красный от мороза. Но в здешних местах он и в теплую погоду красный у многих людей — алкоголь расширяет капиляры. Меня всегда удивляет, с каким упорством люди тратят деньги перед этим праздником, они могут целый год экономить на еде, но на новогодний стол тратят огромные суммы, неважно богач ты или бедняк. Они говорят: “Как Новый Год встретишь — так его и проведешь”. Наверное, потому и так много людей живет по уши в говне, потому что встретили Новый Год в соответсвующим состоянии.

К счастью, мой любимый хлебозавод праздничная лихорадка покупок почти не коснулась — там в основном продают только мучное, но даже тут столпилась небольшая очередь, ведь каждый хочет себе свежий хлеб, еще тепленький прямо из печи.
 
Каждый раз, когда вижу стариков, я представляю поезд, сошедший с путей на извилистой горной дороге и падающий неминуемо в пропасть. Жить осталось совсем немного, и лишь тебе решать, как прожить оставшиеся мгновения. Я часто вижу старых людей, непрерывно бормочащих проклятия себе под нос и готовых весь мир сжечь, только бы сил хватило на это. Так же бывает и много спокойных до безумия бабушек и дедушек, словно ничто уже не может потревожить их. Вот и эта бабуля считала свои деньги так долго, будто ничего на свете не существует кроме этого занятия. Но я не держу зла на неё, мне спешить некуда, и никто меня не ждёт.

Какой-то мужик, насквозь пропитанный табачным дымом, кашляет, как неисправный мотор, еще секунда, и легкие вылетят из его прокуренной глотки. Он просит сигареты, но его кое-что не устраивает. Нет, конечно же не то, что они бескомпромиссно убивают его, нет. Недавно, государство решило позаботиться о здоровье курильщиков — на каждой пачке теперь предупреждение об опасности и ужасная картинка со страшным диагнозом.
“Страдание”. Изображена какая-то ужасная больничная трубка, торчащая из человека. Нет. Он не доволен. Хочет курить, но не хочет страдать. Как мило, прямо мотив для детской сказочки.
“Зависимость”. Руки в тесных наручниках на черно-сером фоне вроде не кажутся такими уж пугающими. Нет, ему не нравится. Наверное он, как и все, планирует бросить в новом году. Новый год с чистого листа, как говорится.
“Импотенция”. Большой женский палец показывает вниз на фоне полурастегнутых мужских штанов. Нет, конечно же нет, тут и говорить не о чем.  У него планы на вечер.
“Преждевременное старение”. Молодая женская кожа лица на одной половине, плавно перетекающая в старую дряхлую кожу старухи в другой. Это да. Это сойдёт. Мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, в этом он уверен.
Он спрашивает, сколько у них еще есть сигарет этой марки с такой безобидной картинкой. Три пачки. Он берет все, чтобы потом не ходить и не мучать продавцов своими критериями мудрого суеверного покупателя. Одну пачку выкурит до вечера. Вторую в новогоднюю ночь, потому что будет пьян и весел. А третья останется на утро. Ну не пропадать же добру, а потом еще и последняя сигарета — самая сладкая. А там уже и второе число, и не удалось красиво начать год с чистого листа, так что ж терять-то тогда? “с понедельника начну” лучше! Перед уходом его легкие громким кашлем просили ампутировать человека, что безжалостно образовался вокруг них, не давая вздохнуть полной грудью.
 
На выходе меня подловил старый персонаж этого проклятого города — пожилой спившийся член советской интеллегенции. Он знаком мне тем, что пару раз в неделю пускается в путешествие по микрорайону с рюкзаком набитым книгами, которые продаёт за копейки, чтобы купить в аптеке спирт и унять дрож в руках — и так на протяжении десяти лет. Еще будучи маленьким, я рассматривал интересные картинки на книгах, которые стремительно начали заполнять нашу квартиру — моя мать, работавшая в магазине, покупала какой-нибудь роман, чтобы читать в свободную минуту. Но одной книжкой от него не отвертешься, если он нашел клиента, то он сделает все, чтобы он стал постоянным. Я даже подумал, что из него бы вышел неплохой бизнес-тренер, и даже наш банк заинтересовался бы его услугами преподавания персоналу, если бы, конечно же, он не был таким конченным алкоголиком. Таким образом его библиотека медленно, но верно перетекала в наш дом. Ему без разницы сколько книг ты купишь: одну, две или даже три — главное, не меньше двадцати рублей, чтобы “на похмелиться” хватило. Иногда он тащил и другие предметы: в прошлом году он конкретно подсел мне на уши и втюхал потёртый волейбольный мяч за червонец, однажды мама проклинала его, открывая банку с мариноваными овощами:
— Тьфу ты, подлец какой! Это-ж сколько сил жена его потратила, чтобы заготовить припасов на зиму, а он взял и продал, лишь бы выпить! И не отстанет ведь, пока не купишь!

Каждый раз он видит меня и начинает диалог с неправильно подобранного имени, от чего я начинаю смеяться каждый раз. Видимо, вычитал в какой-то книжке по психологии, что когда обращаешься к человеку по имени, то он начинает лучше к тебе относиться. Вот только имени он запомнить не может, потому и смеюсь я, да и не действуют на меня эти приемчики, потому что имя из уст чужого человека не греет, так как не несёт в себе ни воспоминаний, ни чувств. Он видит, что я закатил глаза к небу от глупости сей ситуации, что повторяется каждый раз, и начинает перебирать все знакомые ему имена, следя за моей реакцией.

— Да какая разница как меня зовут, все равно не запомните никогда! Давайте, показывайте, что там у вас, — говорю я, потому что не хочу, чтобы он следовал за мной до дома, назойливо уговаривая купить его товары.
Он открывает свой рюкзак, и я в который раз задаюсь вопросом: каких размеров его библиотека, что он уже с десяток лет её распродаёт? А ведь кроме меня наверняка есть и другие покупатели. Он сует мне “Джейн Эир” — запомнил, что моей маме нравится и фильм и книга с этим названием. Раз в год я забываю, что уже покупал эту книгу и беру, думая о том, что маме понравится, но на этот раз этот трюк не пройдет. Я ясно помню, что дома валяется несколько экземляров от разных издателей, и все — от этого мужика.
— Нет, не надо, я же просил вас: фэнтези, фантастика. Вы еще давно продали много книг из цикла “Колесо дракона”, помните? Только там не все, а с компьютера или с телефона я читать не люблю. И детективы тоже не надо, не люблю я их.
— А романы? Вот хорошие!
— Ремарк есть?
— Рема-а-арк, — задумчиво тянул он, — что-то знакомое. Это немец который?
— Да.
— Ремарк есть. Вот только он у сына в библиотеке, а чужое я, сам понимаешь, взять не могу. Извиняй.

Сколько лет в запое, а моральные качества еще сохранены. Я вдруг осознал, что и пьяным-то его никогда не видел. Наверное потому я не гоню его матом от себя, как остальных алкоголиков. Он понимал, что болен, но не считал, что это забота общества, государства или кого-то еще; не ходил по улицам с ужасным видом, назойливо выпрашивая денег, чтобы опохмелиться, никогда не давил на жалость прохожих. Он принимал свою природу и жил с ней, не в гармонии, но в компромиссе.

Я видел столько молодых людей, которые вдохновлялись чужими мыслями и идеями, и решали открыть бизнес. Они вкладывали все деньги, брали кредиты, потому что успех казался так близок, но требовал вложений. В наше время быть успешным стало так модно: щегольский костюм на плечи, педаль премиального авто под подошвой, силиконовая сука на коленях — роковая мечта каждого пацана. Но никто им никогда не скажет, что залог успеха — это любовь к собственному делу и немного удачи, потому что на эту концепцию нельзя наложить тысячи лишних заумных пустых слов и продать лекциями в бизнес-центрах. А когда деньги кончаются и не спешат возвращаться обратно, остаётся лишь чувство вины и стыда за собственную неудачу. Молодым людям кажется, что мир отвергнул их, и они начинают бухать с таким остервенинием и злобой, чтобы не видеть ничего и никого. Уж слишком хорошо этот мир навязал образы: мужчина — сильный, богатый, успешный; женщина — красивая, верная и скромная. И иногда реально кажется, что если не соотвествуешь им, то ты не имеешь право на существование.

Но этот дед знает реальное значение слова “бизнес”. “Buisness” — прежде всего значит “дело”. Маленькому человеку — маленькое дело, потому что и потребности у него маленькие. Государство сказало, что будет лечить таких, как он, и повысило цены на алкоголь и сигареты. Каким образом это должно было их лечить никто не понимал, и дешёвые спиртовые настойки в аптеках быстро стали доступной альтернативой для всех алкоголиков. Государство делало своё большое дело, это дед — своё маленькое. Однако, никто не знает, чем обернётся маленькое дело для этого мира, возможно, когда-нибудь кто-нибудь станет хорошим писателем, потому что читал много хороших книг с рук этого деда.
Я нащупал небольшой сборник писателей-фантастов “Ключи к декабрю”, среди которых был мною любимый Желязны. Советское издание — у него все книги такие, люблю блеклые от ветхости страницы, есть что-то такое в них.
— Меньше двадцатки не отдам, сам понимаешь, трубы горят, — стучит себе пальцем по горлу.

Я шел домой, листал книжку, пока снег не начал таять на страницах и подумал, что уже привык ко всему этому. К этим идиотам, что успокаивают себя, купив нестрашную на их взгляд пачку сигарет, к этому интеллигенту, качующему по району, к этим дорогам и к этому снегу, что так спокойно ложится на мои плечи этим праздничным вечером. Я уже почти привык ко всему настолько, насколько надо, чтобы уже не смеяться от дурости или закрывать ладонью лицо от раздражения. Главное не привыкать к отсутствию любви, иначе библиотека этого мужичка еще раз повторит свою судьбу, только уже через мои руки.

 И вот уже который год одни и те же слова будут повторены снова: по телевизору, по радио и на улице. И все верят и все надеются, что что-то изменится в их жизни, и все гуляют, отмечая еще один завершенный год. Но я им уже давно не верю. Но вопреки этому, при всей моей чёрствости, в душе все же закрадывается очень маленькая и скромная надежда на новую любовь в наступающем году.
Я иду домой, думая о том, что неплохо было бы переодеть этого интеллигента в шубу деда мороза и вместо рюкзака повесить за спину мешок с книгами, как подарок. А пока что у него из этого праздничного костюма присутствуют только красный нос да книги, одна из которых составит мне команию до конца этого, почти ушедшего, года.