11. Как же мне плохо

Я, ОН, ОНА И ДРУГИЕ.
Иронический детектив.

Начало здесь -- http://www.proza.ru/2017/12/31/1188

Глава одиннадцатая.  БОЖЕ, КАК ЖЕ МНЕ ПЛОХО!



…Уже больше часа я лежала в полной темноте на кровати под скошенным потолком. Даже не лежала, а беспрестанно ворочалась, пытаясь найти положение поудобнее. Еще недавно мягкая постель превратилась для меня в доску, утыканную острыми гвоздями.

Несмотря на моральную смерть, тело мое отказывалось погрузиться в бесчувствие и подарить мне так необходимую сейчас нирвану. Последнее событие нельзя было назвать нокаутирующим ударом. Это было нечто большее, названия которому еще не придумал ни один писатель-фантаст. Остаться нормальным человеком после всего перенесенного было невозможно.

Так значит, все-таки Де Ниро… Значит, это все-таки он… Мне уже не были нужны объяснения заплаканной подруги. В одно мгновение я все узнала и все поняла. Растерянный и даже испуганный взгляд случайного знакомого сказал обо всем.

Это был он, таинственный Манечкин муж, неуловимый строитель, подхвативший меня на станции, но принявший за кого-то другого. И в этом помогла ему я сама. Я представилась ему не Алей, чего он ждал и к чему был подготовлен, а Александрой. А свою подружку назвала не Марьяной, а Маней, еще более запутав его мозги.

Эту нелепую путаницу еще можно было бы распутать, если бы не моя постоянная готовность видеть в каждом встречном потенциального любителя приключений, грабителя или извращенца. Это я, пригрозив ему газовым баллончиком, заставила остановить машину и высадить себя на пустынном сумеречном шоссе.

Это я обозвала его всеми известными мне мерзкими презрительными словами. Это я не дала ему никакой возможности не только оправдаться, но хотя бы объяснить, что произошло. Он был весел, прост, общителен и обходителен. И за все это я отплатила ему фальшивой купюрой в виде исключительного  высокомерия, презрительности и идиотизма. Все это сделала я…

Безусловно, Маня знала все с самого начала. Вернувшись домой, он рассказал, что московская подруга почему-то не приехала, хотя поначалу он и принял за нее какую-то сумасшедшую бабенку, одетую как дама полусвета, возившую с собой газовый баллон и выпрыгнувшую из машины практически на ходу.

Манечка в большей степени чем я, обладавшая умением слушать и анализировать, поняла все сразу. Я представляю, как кричала она, закрыв в ужасе лицо ладонями: «Это же Аля, неужели ты не понял, это же моя Аля! Ты высадил ее ночью в центре шоссе, посреди леса! Как ты мог?! Как ты мог!!!».

Для поисков исчезнувшей в ночной мгле подруги был брошен десант. Маня всю ночь, плача, сидела на телефоне, окруженная взволнованными притихшими представителями, а Де Ниро, привлекший к поискам друга, колесил по темным дорогам.

Это их я видела из окна своего нечаянного прибежища, заброшенной милицейской избушки на курьих ножках. И от них пряталась, ползая на пыльном полу прямо над их головами.

Безусловно, Маня была во многом права, называя меня нервной и дерганой. Со своей работой я уже давно потеряла нормальные человеческие чувства и реакции, а приобрела только хроническое недоверие и постоянное ожидание подвоха со стороны окружавших меня людей.

Итак, когда выяснилось, что я пропала, Маня организовала общий сбор и провела тщательную теоретическую подготовку. «Аля не пропадет, -- говорила она всем собравшимся. -- Она не из пугливых, да и люди у нас хорошие, никто ее не обидит. Она может заночевать в любой деревушке, на любом хуторе, в крайнем случае, вернется на станцию и дождется утра там. Завтра мы ее непременно найдем.

Я прошу вас, чтобы не возвращать ее память к этим неприятным минутам, давайте не будем ей ничего говорить: что мы не спали, тревожились, звонили в Москву и подняли на ноги всю округу. Она чрезвычайно щепетильная и чувствительная: будет сильно переживать, что доставила так много хлопот. Примет все это на свой счет и начнет считать себя виноватой. Сделаем вид, что ничего особенного не произошло. Мы спокойно спали в своих комнатах, а мой муж просто не успел к поезду. Никаких вопросов, никаких напоминаний об этой ночи. Всем понятно?».


Я так отчетливо представляла себе эту картинку, что даже увидела мысленно, как быстренько закивала маленькой головкой сухонькая Галина Ивановна, как вздохнула Груша, на несколько часов отвлекшаяся от воспоминаний о бывшем, как гордо выпрямился на диване Алик.

Я четко увидела, как, понурившись, сидел Де Ниро, чувствуя себя безмерно виноватым, как похлопал его по плечу друг. Все возвращалось на круги своя. Я прекрасно понимала теперь, почему Манечкин муж боялся предстоящей встречи со мной. Почему стеснялся и постоянно оттягивал приход.

Мое неадекватное поведение почти разрушило счастливую спокойную жизнь двух замечательных людей. Я искала подвох со стороны Мани, а на деле выходило, что причиной всех недоговоренностей и странностей, происходивших в осиновском особняке, являлась именно я. Какой ужас! Мне было так стыдно, что я готова была провалиться сквозь землю.

Но самое страшное было даже не в этом. Самое страшное было в том, что единственный мужчина, который понравился мне впервые за последние десять-пятнадцать лет, оказался не маньяком и не ловеласом. Он оказался мужем моей самой лучшей, самой любимой подруги… И это обстоятельство пережить я была не в состоянии. В душе вновь зашевелилась зависть, самое мерзкое, убийственное и самое ненавистное мною чувство. Я снова завидовала.

…Дверь в комнату приоткрылась, и я услышала шепот Манечки:
-- Аленька, ты спишь?
Я сильно зажмурила глаза, хотя в темноте их и так не было видно, и постаралась придать прерывистому дыханию равномерность.

-- Ты спишь? -- снова прошептала Маня и, хотя ответа не последовало, не уходила. Зная меня, она нисколько не сомневалась в обратном. – Отдыхай, завтра я тебе все объясню. Не обижайся, я очень тебя люблю. Отдыхай. У нас все еще будет очень хорошо. Спокойной ночи, до завтра…

Она подтянула плед на мои плечи и на цыпочках покинула комнату. А я раскрыла глаза: из них просто потоком лились слезы. Какое там завтра! Теперь уже я не знала, как показаться на глаза и самой Мане, и ее супругу, и ее гостям. Маня вышла замуж за Де Ниро! Непостижимо.

По большому счету чисто внешне ей больше подходил его друг, которого я по причине столбняка почти не рассмотрела. Он стоял чуть позади мужа, большой, грузноватый, с испанской бородкой на добродушном лице. Типичный священник. По крайней мере, именно таким я его и воображала, благодаря фильмам и книгам.

Я легко могла представить его в длинном черном одеянии, как там оно называется... Из головы выскочило. Или в широкой мушкетерской накидке с крестом на груди. Портос! Вот слово, которое подходило религиозному другу Де Ниро больше всего. Портос…

А как же его зовут в миру? К сожалению, ни одного слова из представления Мани я не слышала. Находясь в полуобморочном состоянии, я парила где-то далеко-далеко, за пределами вселенной. Возможно, в ту минуту я уже говорила с Богом. Как теперь мне называть их? Снова спрашивать у Мани, как зовут ее мужа и друга-священника? Боже, как неловко и стыдно…

Но ведь у Де Ниро не было причин скрывать настоящее имя. Значит, он действительно зовется Романом. Но, а Портоса я буду просто называть батюшкой. Нет, это нехорошо. Он же не на службе. Придется обходиться как-нибудь по-другому или подслушать, как называют его представители и сама Манечка. Ну и проблем я натворила!..

***

  Обретя способность двигаться и говорить, я покинула гостиную, сославшись на нездоровье. Маня не удерживала меня, пожелав спокойной ночи и скорейшего выздоровления. Под молчаливыми взглядами гостей, я на ватных ногах поднялась к себе и улеглась в постель. С тех пор прошло больше часа, а я все лежала, беспрестанно ворочаясь, и обдумывала происшедшее. Непостижимо, просто непостижимо…

Как такое могло произойти со мной, с моим опытом и с моей необыкновенной работой? Какая там мисс Марпл? Обыкновенная вздорная бабенка постбальзаковского возраста, зацикленная на собственной уникальности и красоте… Частный детектив… И зачем только Манечка это сказала? Какой стыд, какой стыд…


***

…Мое увлечение расследованиями и частным сыском началось еще в прошлом веке. Тогда, на заре туманной юности я, как и Маня, тоже работала телеграфисткой в одном из столичных аэропортов. Работа была посменной.

Однажды во время ночного дежурства я сидела с книжкой в телетайпном зале, ожидая сообщений о взлетах и посадках, чтобы передать их по назначению. Погода была нелетная, поэтому полетов было немного. Сплошные отмены или задержки рейсов. И еще бесконечные метеосводки.

Неожиданно заработал один из телетайпов, соединяющий меня с командно-диспетчерским пунктом. Неожиданностью было не то, что телетайп включился и принялся выдавать некую информацию, а то, как он ее выдавал.

Первые строки, включающие в себя пункты для переадресовки, прошли отлично. А вот потом произошло нечто невообразимое. Телетайп стал бешено грохотать, печатая на рулоне бумаги какие-то точки, закорючки и бессмысленные наборы букв.

Дойдя до границы рулона, каретка телетайпа возвращалась на эту же строку, и забивала только что начертанные значки. В середине строки каретка неожиданно резко опускалась вниз, потом возвращалась к исходной точке и вновь выдавала какую-то белиберду. Я заволновалась: дежурный техник вышел покурить на улицу, а более опытная коллега дремала в комнате отдыха.

Черт! У меня не возникло ни малейшего сомнения, что аппарат испортился. Телетайп работал в таком странном режиме минут пять, успев выдать на гора длиннющую полосу бумаги размером с детскую простынку и метра три перфоленты, выходящей из специального отверстия. Именно при помощи этой перфоленты, испещренной мелкими дырочками, я и должна была передать эту белиберду указанным вначале адресатам.

Последняя строка, как ни странно, оказалась вполне нормальной и читаемой. «Подтвердите принятие КГ №145», -- было написано в самом низу. Я не стала дожидаться техника или будить сменщицу, а связалась по другому аппарату с отправителем странной простыни и сообщила, что сто сорок пятый номер по техническим причинам не принят. Прошу повторить.

Это было нормальной практикой. Радиограммы частенько застревали, рвались или просто терялись, когда нерадивый телеграфист забывал вовремя заправить рулон бумаги или заменить бобину с перфолентой.

Буквально через полминуты телетайп вновь включился и начал повторно передавать сто сорок пятую радиограмму. Однако все повторилось без изменений. Города и пункты получателей прошли нормально, а дальше вновь началась какая-то чертовщина.

Сошедший с ума аппарат гремел и дергался, по нескольку раз забивал одну и ту же строку, иногда каретка стремглав падала вниз, оставляя пустыми значительные участки бумаги, или била в одно и то же место до тех пор, пока в бумаге не образовывалась дырка. Какие-то значки, буквы, цифры, точки и черточки без всякого порядка и видимой логики выбивались на рулоне то подряд, то лесенкой, то друг на друге.


Мне стало страшно. Когда я обладала уже тремя абсолютно одинаковыми бумажными простынями с тремя же экземплярами длиннющих перфолент, я позвонила начальнику смены. В этом тоже не было ничего предрассудительного -- в нашей работе бывало всякое.

На всякий случай я спрятала один экземпляр в сумку, чтобы не показывать начальнику, как долго боролась с техникой, пока решилась обратиться к специалисту. Как оказалась, аппарат был вполне исправен. «Это криптограмма, Сашка, не волнуйся, -- пояснил начальник. – По-простому – шифровка. Передается важное сообщение, непредназначенное для посторонних глаз. А те, кому оно адресовано, имеют в наличии специальный дешифровочный аппарат, и при пропуске перфоленты через него получится нормальный текст. Все понятно? Так что сообщай отправителю, что КГ принята, и больше никого не терроризируй».

Вернувшись домой с дежурства, я долго не могла уснуть. Дождавшись, когда родители уйдут на работу, я вытащила из сумки бумажную простыню и принялась за ее изучение. Увы, как я ни вертела бумажную полосу, ничего прочитать не удавалось. Подумав, я оставила простыню и принялась за перфоленту.

К тому времени я уже неплохо разбиралась в различных конфигурациях точек и знала, как читаются не только буквы, но и цифры. Изучая перфоленту, я пыталась найти в ней хоть какую-то логику. Я совершенно не собиралась передавать секретное сообщение вражеским агентам, просто исследовательская деятельность безумно захватила и увлекла меня.

Чтобы облегчить работу, я аккуратно разрезала ленту на небольшие части и принялась накладывать их друг на друга, чтобы определить хотя бы приблизительно сходные участки, и ритм, с которым повторялись те или иные знаки.

В изучении таинственного послания я провела не один месяц. А потом меня послали на курсы повышения квалификации, где я и познакомилась с Манечкой. Серьезность и основательность новой подруги позволили поделиться с ней своими изысканиями. Подруга с готовностью поддержала меня, я продублировала фрагменты порезанной перфоленты, и мы обе – каждая в своем городе -- принялись за поиски шифровального ключа.

В конце концов, деятельность по разгадыванию криптограммы мне поднадоела. Тем более что аэропорт снабдили современной техникой, появились сложные автоматические линии, компьютеры, и старенькие телетайпы постепенно ушли на покой.
А потом уехала на Мыс Шмидта Манечка, а я поступила в университет на филологический. Кусочки перфоленты вместе с бумажной простыней были благополучно выброшены, но страсть к расследованию не утихла. Мне доставляло страшное удовольствие наблюдать за разными людьми, придумывать им биографии и делать предположения по поводу их тайной жизни.

Однажды одна сокурсница, собиравшаяся выйти замуж за студента-химика, поделилась со мной некоторыми сомнениями. Ей казалось, что ее кавалер ведет не совсем честную игру, работая одновременно на два фронта. Не знаю почему, но я вызвалась прояснить ситуацию.

После данного обещания помочь однокурснице, я с невиданным рвением принялась за дело. Часами я пряталась у дома ее потенциального жениха, пытаясь выяснить, когда и с кем он выходит из подъезда, куда направляется и во сколько приходит домой. Я проникала на лекции по органической химии, где часами, борясь с зевотой, исподтишка наблюдала за интересующим меня и ничего не подозревающим объектом.

Однажды в универсаме, стоя в очереди к кассе, я «совершенно случайно» познакомилась с его милой мамочкой, которая оказалась на удивление общительной. Десять минут не показались мне утомительными и скучными. Я узнала много интересного и важного.

Оказалось, мамочка моего подопечного безумно боится за своего легкомысленного сыночка, который в состоянии сделать глупость и жениться на какой-нибудь провинциалке. Поскольку моя сокурсница была родом из Курска, речь, судя по всему, велась именно о ней. Болтливая мамаша поведала, как мечтает она о состоятельной деловитой москвичке, которая заменила бы ее у газовой плиты с кастрюлями и сковородками и стала бы матерью ее внука.

Не останавливаясь на достигнутом, я с маниакальной настойчивостью следовала за своим подопечным, не оставляя его без присмотра ни на дискотеке, ни в читальном зале, ни в студенческой столовой.

Недели через три я представила подружке полный отчет о проделанной скрупулезной работе. Двух мнений в нем быть не могло. Потенциальный жених одновременно вел к загсу трех славных и ничего не подозревающих девушек. Две из которых были коренными москвичками.

Учитывая мнение мамочки, в данном конкретном случае у однокурсницы не было ни одного шанса. Та была безмерно благодарна мне за то, что еще не успела полностью привязаться к неисправимому маменькиному сынку и не подвергла курских родителей бессмысленным финансовым тратам на свадьбу, итогом которой был бы неизменный банальный развод.

Учитывая проблемы, которые возникли у меня в университете в связи с вынужденными пропусками, и расходы, которые я понесла на поездки в общественном транспорте, следуя за несостоявшимся женихом, а также стоимость билетов на дискотеки, в кинотеатры и клубы, сокурсница выплатила мне небольшой гонорар. Я не чувствовала при этом никакой неловкости. Неожиданная прибавка к стипендии пошла на приобретение рыжего парика и коробки театрального грима. Это было началом.

Весть о моем успехе разнеслась в студенческой среде чрезвычайно быстро. Ко мне часто стали обращаться с просьбами разыскать пропавших женихов, узнать о намерениях случайных ухажеров, а куратор группы даже попросил выяснить, почему не вернулся в университет после каникул один из студентов. Последние годы учебы пролетели незаметно. Заболев сыскной болезнью, я уже не сомневалась, чем займусь после окончания универа.

Воспоминания о бумажных кувырканиях в связи с регистрацией необычного предприятия вызывают в моей душе дрожь. Однако, преодолев все мыслимые и немыслимые препятствия в виде чиновников, высоких инстанций и статей уголовного кодекса, я добилась желаемого. Мое детективное агентство скрывалось под личиной безобидной вывески «Бюро по оказанию экстренной психологической помощи супружеским парам».

Получив диплом, я пару лет проработала в обычной школе, принимая эту деятельность как один из этапов будущей блестящей карьеры частного детектива. Одновременно я усиленно занималась самообразованием, бегая с одних курсов на другие и впитывая разнообразные знания, которые, как казалось, могут помочь в будущем.

Таким образом я стала обладательницей дипломов об окончании полугодовых курсов семейных психологов и трехмесячных парикмахерских курсов, прошла обучение в студии начинающих фотографов, получила автомобильные права, изучила основы делопроизводства и бухгалтерии, блестяще освоила законы составления икебаны, теорию фэн-шуй и, наконец, записалась в секцию по самбо.

Времени не хватало катастрофически, но я не отчаивалась. Я четко определила сферы своих профессиональных интересов: они не выходили за рамки внутрисемейных и межличностных отношений. Разгадывать тайны жестоких убийств и разыскивать серийных маньяков было неинтересно.

Мужчины – вот что было моей тайной страстью. Пытаясь постичь их инопланетную сущность, я могла часами выстаивать у входа в ресторан или ночной клуб, где кто-то из подследственных развлекал созревшую раньше времени Лолиту. И не просто тупо стоять, а шифроваться. Продавать к примеру -- конечно же, делать вид, что продавать -- подснежники или лесные фиалки, перекупленные загодя у ближайшей станции метро.

Стремясь вывести на чистую воду очередного подопечного, я проникала под видом санитарки в больницу, где он работал или лечился. Пропуском на любой этаж и в любое отделение мне служили респираторная маска, несгибаемые резиновые перчатки и пластмассовая утка в руках.

Переодевшись уборщицей (синий халат на пару размера больше, чем было нужно, надвинутый на глаза платок, швабра в руках) и спрятав в карман фотоаппарат с диктофоном, я легко попадала в залы заседаний или служебные кабинеты президентов фирм, где, ползая на карачках, тщательно драила плинтуса, не забывая при этом следить боковым зрением на чьем колене в данный момент находилась рука главы корпорации. Даже при моей яркой запоминающейся внешности я умела быть незаметной. Если этого требовало дело, естественно.

Но все это было потом, позже, когда я уже купила маленькое авто, сняла и обустроила под офис квартиру, обзавелась солидной клиентурой. Начальные шаги были трудными и не такими интересными, как представлялось поначалу.

Первые клиентки, отозвавшиеся на объявления, которые я разместила во всех бесплатных рекламных изданиях, были крайне бедны, раздавлены семейными проблемами и экономическими трудностями. Они давно потеряли надежду на светлое будущее и смысл собственного существования. Они плакали (почти как Груша), рассказывая о нескончаемых бедах, растерянно делились сокровенными деталями интимной жизни, кляли последними словами бездельников-мужей, тративших семейные сбережения на недоучившихся барышень.

Они воспринимали меня, и были по-своему правы, как представителя службы психологической помощи на дому. Тогда у меня еще не было собственного служебного кабинета, и я работала своеобразной девушкой по вызову. То есть, получив телефонный заказ, брала ноги в руки (или наоборот – руки в ноги, забыла как правильно) и мчалась из одного конца Москвы в другой, чтобы посетить еще одну опустившуюся затюканную домохозяйку и выслушать ее грустную историю. Все истории, однако, были похожи друг на друга как однояйцевые близнецы.

Тем не менее, несмотря на то, что я ни разу не была замужем и даже никогда не жила под одной крышей с мужчиной, моих весьма ограниченных знаний по психологии и семейной этике хватало, чтобы изображать знающего специалиста.

Как ни странно, но мне помогали врожденное чувство справедливости, любовь к порядку и чистоте, безумное количество умных книг, которыми заполонены библиотеки и специализированные магазины, коммуникабельность и абсолютная уверенность в себе.

С видом знатока я внимательно выслушивала клиентку, покачивая головой и делая пометки в блокноте в солидном кожаном переплете. «Понятно, -- иногда говорила я. – Понятно, в чем ваша ошибка… С этим мы справимся… Это мы уладим… А что было дальше?».

Мои поверхностные примитивные советы на удивление частенько являлись полнейшим откровением для упавших духом потерянных женщин. Наговорив кучу банальностей (как я не люблю их с тех пор!), я обходила всю квартиру и принималась за дело. Тут уже помогали знания, полученные на всевозможных курсах.

Вместе с хозяйкой мы передвигали тяжелые шкафы, комоды и кровати, расставляя их по фэн-шуй, отутюживали стрелки на брюках отсутствующих мужей, учились заваривать ароматный чай и делать макияж. Я беззастенчиво заставляла вздыхающих клиенток опустошать антресоли, доверху заполненные всяким барахлом, безжалостно избавляться от растянутых и поеденных молью шерстяных кофт, купленных еще в советское время комбинаций, пустых пожелтевших флакончиков из-под духов и резиновых бигуди.

Ни на минуту не умолкая, я проводила мастер-классы по созданию собственного неповторимого стиля, учила, как разговаривать с подвыпившим мужем (вернее, как с ним не разговаривать до его полного отрезвления), как одеваться, как ходить, как причесываться.

Как правило мой визит всегда заканчивался одинаково. Я усаживала подопечную перед зеркалом и делала ей уникальную стрижку. Причем с каждым разом у меня получались все более и более изящные головки, кардинально менявшие внешность заказчиц. Нужно сказать, чтобы добиться этого, я немало потренировалась на матушке и ее пожилых подружках. Плату за оказанные услуги я брала весьма умеренную: чуть больше, чем потратила на проезд и необходимую косметику.

До поры до времени меня все устраивало. Я набиралась опыта, училась общаться с людьми, познавала сложный мир человеческих отношений или их полное отсутствие. Никакой детективной деятельностью, однако, пока заниматься не приходилось. Первое настоящее дело появилось совершенно случайно. Однажды мне позвонила некая дамочка, оказавшаяся родственницей соседки женщины, сестра которой была когда-то моей клиенткой. Немного сложно, но попробую пояснить.

В общем, у моей бывшей клиентки была сестра, а у нее соседка, а у соседки родственница с семейными проблемами. Вот она-то и позвонила. Хвала слухам, которыми полнится земля! Не объясняя причин, дамочка попросила срочно приехать. Внутреннее чувство побудило меня нарядиться особенно изысканно: просто, но элегантно.

Предчувствия не обманули. Я впервые попала не в простую квартиру, а в шикарный дом, с высокими потолками, огромным холлом, настоящим камином, четырьмя лысыми кошками и стенами, увешенными картинами из художественного салона. В этом я уже немного разбиралась.

В доме не пахло ни пьющим мужем, ни экономическим кризисом, ни отсутствием стиля. В доме пахло деньгами. Причем большими деньгами. К великому моему удивлению, хозяйкой оказалась женщина намного старше меня по возрасту, несколько утомленная, но красивая и ухоженная.

Сразу сообразив, что парикмахерское искусство и умение делать макияж здесь не пригодятся, я ожидала полного фиаско. Однако опасения не оправдались. Дамочка, пристально осмотрев меня с ног до головы и оставшись удовлетворенной увиденным, внимательно ознакомилась с моими документами, дипломами, разрешением на индивидуальную деятельность, а потом приступила к делу.

Оказалось, что окружающая роскошь не упала ей на голову в виде нежданного наследства или подарков поклонников. Все это она заработала честным трудом и незаурядными организаторскими способностями. В настоящее время она являлась президентом крупной преуспевающей фирмы, название которой повергло меня в легкий шок: оно было на слуху, так как частенько звучало с телеэкранов и не сходило с газетных страниц.

Замуж она вышла недавно, и если поначалу новоявленный супруг не вызывал у нее никаких сомнений, то в последнее время в ее душе зародились подозрения. Работая вместе (он стал ее заместителем), она была в курсе его дел, встреч, переговоров и командировок. И, конечно же, ее не мог не обеспокоить тот факт, что неожиданно муж стал надолго пропадать из офиса, частенько отключал мобильный телефон, уклонялся от прямых вопросов, стал молчаливым, злым и раздражительным.

«Вы понимаете, -- говорила дамочка, -- мне самой ничего не стоит выяснить, что происходит. Но в моем положении не пристало заниматься постыдной слежкой. Меня слишком многие знают, да и не хочу я этого. Но обманывать себя тоже не позволю. Детей у меня нет, а поскольку мы с мужем не заключали брачного контракта, я не могу остаться равнодушной к тому, что вытворяет он за моей спиной и кто может воспользоваться результатами моего труда.
Мне нужны доказательства. Только доказательства его неверности. Любые. Но самые достоверные. Я не боюсь правды, а желаю ее. Как вы понимаете, с оплатой вопросов не будет. Не бойтесь огорчить меня. Я достаточно пожила на свете и достаточно сильна, чтобы выдержать еще один удар.
А если вы сможете оказать эту услугу, обещаю вам достойную клиентуру. У меня много связей и знакомств, и многие обеспеченные подруги на склоне лет совершают непростительные их статусу и возрасту ошибки. Климакс, знаете ли, иногда сносит голову. Когда-нибудь вы и сами это поймете… Ну, а теперь, когда вы все знаете, я хочу спросить, что нужно вам для работы?».

Первое настоящее дело обещало быть захватывающим. Составив договор (я честно платила налоги), получив фотографию коварного муженька и адреса его предполагаемого временного гнездовья, а также весьма приличный аванс, я ретировалась. То, что клиентка называла «постыдной слежкой», было моей любимой работой, о которой я мечтала и к которой стремилась.

Три недели следовала я за своим объектом буквально по пятам. Постоянно меняя внешность при помощи париков, темных очков и прочего маскарада, я превратилась в его вторую тень. Именно тогда мне и пригодилась куртка-трансформер, которую сшила Манечка. Я заходила в рестораны, где он обедал, и в гостиницы, где его якобы ждал деловой партнер.

Рискуя репутацией, женской честью и даже здоровьем, я изображала профессионалку, дежуря у входа в ночной клуб, где отрывался мой подопечный. Не раз выезжала за город вслед за ним и даже научилась ловить рыбу, взяв напрокат лодку и покачиваясь в ней около яхты, с которой раздавались охи и ахи маленькой компании из двух человек.

По моей просьбе заказчица оформила меня уборщицей в свою фирму. Эта невзрачная должность помогла мне беспрепятственно входить в любые кабинеты, подслушивать разговоры сотрудников, не обращающих никакого внимания на ползающее под их ногами безликое и бесполое существо, посещать курилку и даже мужской туалет, где, спрятавшись в кабинке, мой герой тихонько общался по телефону с таинственной незнакомкой.

Ровно через месяц я представила заказчице отчет о проделанной работе. В прозрачной пластиковой папке помимо текстового материала находились десятки фотографий, подтверждающие половую активность мужа-многостаночника, распечатка его телефонных звонков и даже пленка с записью его нежных воркований.

Клиентка, назовем ее госпожа N, без вопросов оплатила все мои труды, не забыв включить в гонорар сопутствующие расходы, понесенные мною, и даже месячную зарплату уборщицы. Ведь плинтуса и кафель в курительной комнате ее известной фирмы были вычищены мною до умопомрачительного блеска.

…Госпожа N стала моей крестной матерью в профессии. Мы расстались почти подругами, а заказы на меня, как она и обещала, посыпались, как из рога изобилия. Я только успевала фиксировать в толстой канцелярской тетради адреса клиенток, предполагаемые сроки окончания работ и суммы гонораров.

Как и великий литературный собрат Шерлок Холмс, я делала все сама, без посредников и помощников. Лишь изредка, совсем уж зашиваясь в заказах, привлекала к работе бывших клиенток, с которыми у меня сохранялись теплые и даже дружеские отношения. Одновременно помогая им немного подработать и укрепить благосостояние.

По моей просьбе они собирали необходимую информацию, добывали справки в адресных бюро или через социальные сети, доставали билеты на премьеры и презентации, одалживали парики и украшения, подменяли на час-другой у наблюдательного пункта, когда я замерзала или заболевала.

Спустя какое-то время, когда имя мое было уже известно в определенных кругах, я смогла позволить себе избирательно относиться к получаемым заказам. Ссылаясь на занятость, я отказывала хорошеньким студенткам, желавшим выяснить материальное положение пожилого «папика», не соглашалась помогать обнаглевшим высокомерным представительницам золотой молодежи, не брала заказы от тех, чей внешний вид или поведение вызывали у меня отрицательные эмоции или даже неприязнь.

Я начала понимать, когда заказчик врет или лукавит, скрывая истинные намерения. Честно говоря, среди моих заказчиц (а я в основном работала для женщин) почти не встречалось нормальных. Госпожа N была скорее исключением, чем правилом. Вместо того, чтобы самостоятельно разобраться в семейных отношениях, они прибегали к посторонней помощи, следуя моде и насмотревшись западных фильмов.

Я не особенно задумывалась о моральной составляющей своей профессии. Люди нуждались в моей работе, а значит, я была на верном пути. Я не занималась сводничеством, приворотами или отворотами. Все силы я отдавала на поиски и возвращение в семейное лоно загулявших мужей, добывала доказательства нечестных помыслов потенциальных женихов, останавливала браки состоятельных дам с очевидными альфонсами…

Кроме всего прочего мне частенько приходилось (в ущерб гонорару, между прочим) уговаривать клиенток плюнуть на все и поберечь нервы. «Зачем вам знать, что он изменяет? – иногда говорила я. – Ну, узнаете, и что дальше? Да пусть гуляет, это ненадолго. У него простатит не за горами, и виагра не панацея. А вы всегда останетесь женщиной. Всегда! Вот тогда он за вами побегает. Подумайте об этом».

Иногда клиентки соглашались с моими доводами и потом благодарили. Но это случалось редко. В основном все хотели знать правду, хотели знать адрес и имя соперницы, хотели видеть ее фотографию, хотели жалости, самобичевания и копания в себе. Такое впечатление, что они просто наслаждались страданием и глубокой депрессией. Таких, как госпожа N, больше я не встречала…

Суровая правда жизни научила меня многому. Лет через пять я могла понять исход очередной детективной истории уже по первым фразам новой клиентки. Если она, рассказывая о женихе, муже или возлюбленном, говорила, что в последнее время он непохож на самого себя, стал угрюмым или, наоборот, подозрительно веселым, если он раньше положенного приходит домой со службы или задерживается в командировках, отказывается от интима, перестал ходить с ней в гости к маме, делать подарки и гулять с собакой, все было еще не безнадежно.

Тут могло быть все, что угодно. Угрюмость и тупое сидение перед телевизором, нежелание годить в гости и играть с детьми могли быть банальным следствием кризиса среднего возраста. Несвоевременный приход со службы мог означать проблемы на работе. А отказ от секса – всего лишь возрастными изменениями в мужском организме. Вычислять или выискивать разлучницу среди его знакомых в этих случаях чаще всего было бессмысленным для меня и дорогим для заказчицы удовольствием.

Но если клиентка с удивлением описывала, что, по мнению сердечного друга, она вдруг стала не так готовить, не так одеваться, причесываться и шутить, не так говорить и ходить, тут дело ясное. Все она делает так. Просто у него появилась другая. Вот так-то!

Выполняя требования заказчиц, добывая доказательства верности или неверности сожителей и составляя отчеты о расследованиях, я разработала даже собственную таблицу семейных измен.

Гуляет редко; гуляет только на выезде; гуляет при первой возможности; гуляет по пьяни; гуляет часто и с удовольствием; гуляет по причине плохой наследственности; гуляет назло; гуляет ради бизнеса или выгоды; гуляет по слабости характера; гуляет от переизбытка половых гормонов; гуляет ради спортивного интереса; гуляет от скуки; гуляет от шальных денег; гуляет по совету мамочки; гуляет для снятия стресса; гуляет за компанию; гуляет из-за занудства жены; гуляет для самоутверждения; гуляет просто так, потому что козел…

Определяющим во всех этих словосочетаниях было слово «гуляет». Гуляли все: ученые мужи и недоученные спортсмены, известные депутаты, политики и аналитики, народные и ненародные артисты, олигархи и их водители, пенсионеры и безработные…

В характеристике же честных отцов семейств я могла использовать только четыре определения:
1. Не гуляет потому, что боится; 2. Не гуляет потому, что не знает, как и где; 3. Не гуляет, потому что никто не хочет с ним связываться и 4. Не гуляет, потому что уже не может, хотя хочет…

 Выставляя вердикт, я предоставляла клиенткам право самим решать, стоит продолжать семейную жизнь с недостойным избранником или прервать ее. Лишь несколько раз за многолетнюю детективную практику мне встретились мужчины, не помышлявшие об изменах и загулах.

Однако сказать, что они состоялись как мужья, я бы не решилась. Свободное время они проводили за карточным столом, в пивных или в биллиардных, в клубах коллекционеров семнадцатых страниц, вырванных из библиотечных книжек, или у касс стадиона «Динамо», где собирались перед матчами футбольные болельщики. Жены их по большому счету оставались одинокими, не обласканными и непонятыми…

Каждая работа имеет побочные реакции. Моя привела к тому, что я страшно разочаровалась в мужчинах. А еще лет через пять настолько возненавидела весь мужской род, что мне доставляло немалого труда держать себя в руках и не вылить на голову добропорядочного семьянина, забывшегося в объятиях случайной знакомой, ведро грязной воды.

Каждый прожитый год прибавлял опыта, денег и известности, но отдалял от создания собственной семьи. Хотя в моей жизни случались кратковременные встречи и непродолжительные (два, максимум три месяца) отношения, в общем и целом я не желала связывать себя узами брака и становиться в один ряд с обманутыми, покинутыми и разочарованными.

Иногда, при виде редких счастливых пар или слюнявого младенца в коляске, у меня случались необъяснимые приступы депрессии или хандры, но я не позволяла им надолго овладевать мною и боролась с самой собой самым жестким образом. Главное было не копаться в своей душе, не анализировать и не подводить итоги бытия. Это непозволительно для такой ослепительно красивой, перманентно молодой, объективно здоровой и бесспорно сексуальной дамы, каковой я себя воображала.

Никогда никому не завидуя, сочувственно относясь к замужним приятельницам, я всегда считала себя самодостаточной женщиной. То есть независимой, сильной и знающей себе цену. В общем, счастливой. И на то у меня были все основания.

С первого взгляда я понимала про человека все. Я знала, правдив он или честен, можно на него положиться или стоит бежать от него, как от больного проказой. Плох он или хорош. Я умела поставить на место любого зарвавшегося  нувориша или мнимого аристократа, моментально определив их слабое звено.

Только взглянув на человека или перекинувшись с ним парой фраз, я знала, кто передо мной: герой или лакей. И почти никогда не обманывалась в предчувствиях. А если и обманывалась, то лишь на самую малость…

И вдруг такой облом, такое непростительное и унизительное для человека моей профессии заблуждение! И где! В какой-то глухой Осиновке, которой нет ни на одной приличной карте, в которой пассажирские поезда останавливаются лишь на две минуты, и в лесах которой до сих пор встречаются полудикие мальчишки…

За все время пребывания в этом поселке я не смогла понять ни одного из его обитателей: ни самой Манечки, ни ее гостей. С моим великолепным и непревзойденным умением подглядывать, подслушивать, выведывать и раскалывать самые крепкие орешки я позорно не смогла разговорить ни старушку Шапокляк, ошибочно принимая ее за попрошайку, ни плакучую Грушу и ее неожиданного поклонника Алика, считая их глупыми и наиболее легкими объектами для выуживания необходимой информации.

Что же касается Де Ниро, тут у меня вообще не было ни слов, ни объяснений, ни оправданий. Я потерпела полное поражение. Как подруга, как женщина и как детектив. Я стала ничем, и это убивало меня. Бе-бе-бе, бе-бе-бе… Что мы знаем о себе?.. Боже, как же мне плохо!



Продолжение -- http://www.proza.ru/2018/01/01/1155


Рецензии
Очень увлекательное чтиво!Читаю взахлеб,получаю огромное удовольствие,Спасибо вам,читаю с другой странички,а эти золотые слова:
"Климакс, знаете ли, иногда сносит голову. Когда-нибудь вы и сами это поймете…"

а это вообще шедеврально!
"Гуляет редко;
гуляет только на выезде;
гуляет при первой возможности;
гуляет по пьяни;
гуляет часто и с удовольствием;
гуляет по причине плохой наследственности;
гуляет назло;
гуляет ради бизнеса или выгоды;
гуляет по слабости характера;
гуляет от переизбытка половых гормонов;
гуляет ради спортивного интереса;
гуляет от скуки;
гуляет от шальных денег;
гуляет по совету мамочки;
гуляет для снятия стресса;
гуляет за компанию;
гуляет из-за занудства жены;
гуляет для самоутверждения;
гуляет просто так, потому что козел…"

Шидеврально!!!
"1. Не гуляет потому, что боится;
2. Не гуляет потому, что не знает, как и где;
3. Не гуляет, потому что никто не хочет с ним связываться и
4. Не гуляет, потому что уже не может, хотя хочет…"

Эден Паз   16.12.2022 02:36     Заявить о нарушении
Ещё раз спасибо ! 🌺🌸🌺

Эден Паз   20.05.2022 16:38   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.