Новогодний подарок

               
   
                всем неучтённым и забытым посвящается…

Медленно умирает свеча. Последний огарок плавится, стекая в обрезанную пластиковую бутылку жгучей водичкой. В потёмках сидит человек неопределённого пола и возраста. Это Веня. Не ухоженные курчавые волосы спускаются на драный ватник запутанными мотками проволоки. Глубоко вдавленные в череп, поблёскивают юркие  глаза. Надёжно влитые в кирзовые сапоги ноги подогнуты под туловище, будто сбитое столяром самоучкой. Веня бодрствует. Когда по полу тянет сквозняком, он подобно зверю начинает ворочаться, пыхтеть и, наконец разлепив ссохшиеся губы мямлит: «Дверь закрой, бля… Изверги, а не люди, ей богу»! Наконец вокзальная дверь захлопывается и воцаряется тишина. Но ни надолго. Дежурный по станции может прийти с минуту на минуту и тогда Вене не поздоровится. Бомж на горьком опыте знает, что человек, который только что сунулся в дверь, обязательно станет ябедничать, мол: «Поезд скоро, а мне и билет купить нельзя никак».
- Почему? - удивится дежурный, невозмутимо водружая телефонную трубку на аппарат.
- Потому, что бомжатник развели, - начнёт сокрушаться посетитель, многозначительно выпучив глаза.
- Сейчас уладим, - убеждает дежурный и выходит из кабинета вслед за ябедой.
И вот Веня на улице. Кристальный морозный воздух обжигает горло. На небе притихли звёзды и снисходительно подмигивают единственному человеку. Перрон пуст. Неоновый свет зелёной надписи «Вокзал» уже не волнует, так как раньше, когда маленький мальчик Венедикт вместе с мамой и папой, нагруженные сумками отправлялись с этого самого перрона в разные уголки нашей необъятной родины. Отец обыкновенно вглядывался в туманную даль, откуда должен был появиться поезд и комментировал происходящее:
- Трубка пятнадцать, прицел сто двадцать, в радиусе станции вражеские танки не замечены. Веня заливался колокольчатым смехом и отдавал честь. Отец перекладывал дымящую папироску из одной руки в другую и тоже козырял. Мама почему-то наблюдала всегда молча. Какое то странное предчувствие мучило её, но она никогда, никому и ничего не рассказала. Вскоре её не стало. Врачи так и не смогли определить, что именно подкосило женщину, ограничившись предположением, что не заладилось с сердцем.
Сразу после смерти жены отец резко изменился. Лицо его посерело и, как будто бы, перекосилось в непонятной муке. Он начал вставать по ночам и бродить по дому не зажигая света. Веня от страха забирался под кровать и пробовал спать там, но из этой затеи ничего не вышло. Однажды, когда папа в очередной раз проснулся и принялся слоняться по дому, ему на глаза попал торчащий из-под кровати мальчика кончик одеяла. Мужчина в неистовстве вытащил сына из убежища, одёрнул за плечо и закричал:
- Зачем ты притворяешься, что не видишь её? Смотри, какая она красивая! На ней то самое платье, которое она так любила, гляди!
Веня заплакал и отвернулся от пустого угла. Но отец не унимался.
- Дорогая, - обратился он к углу, - наш сын совсем про тебя забыл. Вспомни сколько бессонных ночей мы провели у его кроватки, как переживали и не находили себе места, когда он болел?! Да, да, ты, конечно всё помнишь! И то, как я подобно лошади катал его на своей спине, те дни, когда ничто не могло нарушить нашей семейной отпускной идиллии. А вот он, - отец люто посмотрел на Веню и ткнул пальцем в неокрепшую грудь, - он похоже забыл! Наверное, пора его проучить. Когда мужчина принялся искать ремень, мальчик неожиданно вырвался из цепких руки и бросился к двери. По дороге его настигла увесистая рука бывшего ВДВшника. Веня упал и потерял сознание. Когда он очнулся, ничего не было. В том смысле, что очнулся он не дома, а в больнице, где окружение явилось в виде трёх заправленных коек и пресловутых тумбочек, в которых вечные тараканы и плесень. Удар был настолько сильным, что Веня получил сотрясение мозга и теперь лежал здесь, уставившись в потолок. Когда все точки, засечки и лампочки были посчитаны, в палату вошёл доктор: знаете, такой классический доктор в очках, мятом халате и предательски выступающих из-под якобы стерильного одеяния, застиранных джинсах. Олег Павлович пожелал мальчику доброго утра и справился о состоянии. На вопрос мальчика об отце доктор ничего не ответил, но заверил в том, что всё будет хорошо.   
Сразу после парнишку перевезли в странное учреждение, где было полным полно детей. – Это, наверное, и есть «хорошо», которое пообещал доктор, - подумал Веня, сел на ковёр и заплакал. Вестей от папы не было, да и какие могли быть вести от человека, заключённого в дом для умалишённых. Отец так же как и прежде не мог спать по ночам, разговаривал с кем-то несуществующим, и в конце концов, проглотил раскрошенное стекло от разбитой ампулы. Вене, конечно же ничего не сказали, точнее сказали, что отец уехал в командировку. Это произошло на улице, во время прогулки детей из приюта «Василёк». Мальчику наскучило играть и он подошёл к воспитателю: «Матрёна Андреевна, а когда папа за мной приедет»?
- Когда вернётся из командировки, - невозмутимо ответила женщина, привыкшая к подобным вопросам.
- Понятно, - выдавил сквозь подступающие слёзы мальчик и раздавил голой ручонкой снежок, заготовленный для товарища. Веня вспомнил фильм, который однажды они смотрели с мамой. Там тоже была женщина с ребёнком. Кажется, его звали Форэст. Так вот, когда он спросил у мамы, где папа, она сказала ему, что отец уехал в командировку. Но Форэст не знал, что это такое командировка и попросил объяснить.
- Командировка, - ответила мама, - это когда кто-то уезжает далеко-далеко и не возвращается. Сердце немело от боли, рука от холода.
……………………………………………………………………………………….
- Точь в точь, как сейчас, подумал Веня и принялся искать спасения окоченевшим пальцам в драных рукавах. Табак давно вышел, а это по разумению существа в ушанке самое плохое: умереть не покурив. Но никуда не денешься. Уж слишком сурова новогодняя ночь к оторванным от дома и семьи.
Из черноты падает снег, кружится, переливаясь в свете фонарей, но почему-то не тает на изъеденном временем и лишениями лице.
- Замерзаю, - решило существо в ушанке и судорожно зевнув, свернулось калачиком. Под тяжестью век сиреневым миражом захрустел экран телевизора: «состояние ума в момент смерти определяет ваше будущее положение, поэтому очень ва…», - дальше было не разобрать.
- А знаешь, - заговорил с кем-то Веня, - недослушанная когда-то передача имеет неоспоримое преимущество пред остальными, она претендует на гениальность. Ведь лучшие на свете романы с открытым финалом, лучшие песни переигрывают или перекладывают на другую музыку, а лучшие люди никогда не поняты до конца. Ядовитая улыбка искривила рот, и первая судорога подобралась замерзающему телу.
- Ну всё, кранты. Веня опрокинулся на спину и провалился в забытье. 
……………………………………………………………………………………….
- Вень, а Вень, ты чо, помер, что ли? Ну, отвечай!
  Присыпанный снегом комок молчал.
- Давай, поднимайся, а то ведь новый год скоро, а ты здесь валяешься.
- Ну, чего пристала, выдавил из себя Веня, потихоньку приходя в себя.
- Напьются, как собаки, сокрушалась существо со шваброй наперевес, - а ты подбирай их. – Ну, ладно, - сжалилась тетя Люба, вокзальная техничка, - пойдём, я тебе чайку заварю свежего, со слоном.
В тепле руки понемногу начали отходить, и существо с ушанкой решило, что по такому поводу можно улыбнуться существу со шваброй, и улыбнулось. Стрелки близились к двенадцати и в сердце Вени всё настойчивее пробиралось, что-то давным-давно забытое, отдалённом напоминающее детский восторг. Когда в стареньком телевизоре, где контуры едва различимы, а о цвете вообще речь не идёт, образовалась фигура президента с бокалом шампанского в лощёной руке; бабушка с трудом нагнулась и как Кио вынула из под стола сверток, перетянутый сиреневой ленточкой.
- Вот, подарочек для тебя приготовила, - обратилась к Вене тётя Люба.
Венедикт не знал, что и подумать. Он в нетерпении набросился на свёрток. Пыхтя и покрякивая, бомж принялся стягивать бант. Каково же было его удивление, когда, разодрав бумагу, он обнаружил внутри восковую свечу.
- С новым годом Веня! - торжественно произнесла женщина.
- С новым годом тётя Люба, - ответил Веня и тоскливо посмотрел в окошко.               
   
                11 декабря 2005