Железнодорожная идиллия

Зелёный чай плохое средство от депрессии, особенно затяжной. Пару чужих дисков, немного денег на столе, жуткий перегар после вчерашней попойки и привычное утреннее недоразумение. Неминуемое пробуждение и медленное открывание глаз. Так, так, так… Вот, открылись, открылись глазки, и сразу же захотелось посмотреть на что-нибудь хорошее, жизнеутверждающее.
Многие думают, что согласие с миром скрывается где-то между пачкой денег и светлоголовой, длинноволосоногой женщиной с налитой силиконом грудью. Что ж, может это и так, но к чему тогда сны, после которых просыпаешься и думаешь, зачем проснулся?! К чему ведения, к чему литература, зачем это всё?!

ПОЙДУ РАБОТАТЬ НА ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ

Железная дорога, Оооооооооо, железная дорога……. А?! «Дорогая мне идёт форма»? «Котик, а ты купишь мне вон то кольцо»? Конечно, Мигерочка моя распрекрасная, конечно (что б тебя!), конечно, только не сейчас, подожди до следующей зарплаты.
- А ты слыхал, у Лидки сын умер? … Ага, наркоман, алкоголик… Да, скатился, опустился… Я его видела как-то…
- А у нас пантограф упал, прикинь… Нет, мы не виноваты, это в ремонтном что-то, косяк там, какой-то… Взыщут, обязательно взыщут, так им и надо. На селекторном с Витькой сидели… Ну с бочкой, ну да, толстый такой, на BMW… Он сказал, что они установили плохо, и в машинном там проблемы… Перемычку рррраз… (жует котлету) Ага, замыкание, еб твою мать, угробили машину, а она только с кап. ремонта.
- Ты опять ведро не вынес (козёл)?!
- Дай поесть (дура), чай попью и вынесу (и сама бы могла гадина спуститься, разленилась ****ь, до мусорки трудно дойти).
- Ну, ешь, ешь (козёл, жри пока не треснешь, уже хрен свой с трудом в штанах находишь), только не забудь, а то собака опять помои жрать будет.
Мужик ест жадно, быстро, зачерпывает ложкой мелкие макароны, забрасывает в рот как в топку. Жир от курицы стекает по рукам – жёлтый, липкий… Вытирает пальцы о грязное посудное полотенце. В усах скапливается жижа от подливы, засыхает. Большой некрасивой ладонью вытирает усы, кряхтит, поправляет пиджак. Вспотел, синтетика, лето, на погонах неуклюже прилеплены звёзды. Наливает из бутылочки в пузатую приземистую рюмку, разливает на стол, нагибается, слизывает с пятнистой поверхности, галстук падает в тарелку с подливом .
- ****ь! Нинка, я галстук испачкал.
- Ну, давай застираю сейчас на руках, быстренько высушу, и нормально будет.
- Только смотри, мне в поездку сорок, четвёртым, явка в одиннадцать тридцать.
Он никогда не говорил «полдвенадцатого», потому что был почти военный лётчик, и к тому же считал, что точность мужчине очень идёт. Он был назойливо пунктуальным, и напыщенно дидактичным машинистом. Он любил носить дипломат.
- Давай галстук (баран), это же надо было так?! Всё твоя водка. Сколько можно пить?! Так и знай, не перестанешь, отправишься вслед за Лёнчиком.
- Ты мёртвых не тронь (курва), ты своё бабье дело знай, а мёртвых не тронь. Лёнька человек был, человечище! (тихо пукает) Квартиру себе взял, под ипотеку, и Audi A8, нормально зарабатывал, ну и на соляре калымил, правда, потому и пил, нервное это, понимаешь, а то, что цирроз… это от отца по наследству перешло.
- Ага – переехало, - зло ухмыльнулась Нина, сметая со стола вывалившиеся из тарелки макароны и растёкшийся  подлив. 
- Соляру сливать, это тебе не в магазине с бабами судачить. Соляру сливать только мужики могут, бабам туда путь закрыт (нюхает воздух, размахивает ладонью).
- Вот и пьёте как черти со своей соляркой!
- Молчи, - не выдержал, размахнулся, треснул по столу кулаком. Звякнули тарелки и крышки, - молчи, говорю. Голая бы сейчас ходила, или в китайском пуховике, а то подавай ей пальто с чернобуркой. 60 тысяч, подумать только (театрально закрывает глаза жирными руками, трет массивный лоб) половина зарплаты, и ещё какой зарплаты, вон у твоей Лидки сынуля небось, не от хорошей жизни на наркоту присел, зарплата у ней маленькая, вся семья в отребьях ходят, про машину я уже не говорю, муженьку её никогда не купить, хотя бы на «пожрать» было, а то ведь нет, бывает и голодом сидят, мне Федосов рассказывал.
- Ладно, не бреши уже, всё ты знаешь! Как по дому, что ни будь сделать, так не могу, а как языком чесать под градусом, великий мастер, Донателло блин!
- Сама ты Донателло! Это музыкант был, а я на инструменте играть не умею, только на баяне немного, и то…
Мужик опёрся руками на стол, приподнял туловище, выпрямился и протяжно вздохнул. Тапки стояли неподалёку. Поискав глазами, он наткнулся на газету с оторванным уголком. В газете обычно печатают анекдоты. Он уже давно не читал прессу, а покупал её по привычке – заворачивать колбасу, помидоры и огурцы в дорогу, смотреть обнажённых женщин на последней странице и читать анекдоты сослуживцам. В коридоре щёлкнул выключатель, между дверью и косяком улеглась полоска жёлтого света. В уборной ожидал своей очереди распакованный дорогой кафель. Защёлкнув ржавеющую, ещё советскую щеколду, мужчина расстегнул ремень, спустил штаны и аккуратно опустился на ободок унитаза. Газету было неудобно читать, потому, что он с детства привык придерживать член, чтобы не касаться им холодного фаянса. Впрочем, за долгие годы он научился оперировать и одной рукой. Анекдоты Владимиру Александровичу не понравились, и он тоскливо испустил газы, поморщился и снова пукнул. – Интересно, а Колян сам на машину накопил или жена подкинула? Да, жена так жена! Не то, что моя дура: целыми днями дома сидит и плит, нет бы делом занялась, на работу устроилась, так нет же сидит на всём готовом, и сын оболтус (кричит из туалета)
- Нинка, Пашка то где?
- (Бог ты мой, уже и посрать спокойно не может) Гуляет он.
Владимир Александрович дочитал анекдоты, вложил газету в бумажный лоток, отмотал бумаги и не спеша подтёрся. Заглянул в унитаз… 
- Куча то какая, Нинка! – хотел он поделиться с женой, но передумал, гордо утопил кнопку в бочок и ещё долго стоял и смотрел, как совершает свой бесконечный круговорот в природе вода.
По телевизору шли новости. Ведущий беспристрастно рассказывал о новых смертях, жонглировал цифрами, предавал анафеме и возносил с одинаково безразличной миной.
- Сколько же ты сука получаешь?! – задавал Владимир Александрович свой дежурный вопрос и принимался гордо ворочаться на новом диване, - сколько спрашиваю?! Сердито и снисходительно одновременно повторял он и принимался предполагать: «пять, десять штук, а может и все пятнадцать»? Развели дармоедов бля, честные люди на квартиру горбатят всю жизнь, а он, фраер мочёный, год поработал и Hammer, ещё год и вилла на Канарах, лет пять и глядишь – президент. Эй, человек, где душа твоя, где твои благие дела?! Неожиданная отрыжка настигла Владимира Александровича врасплох. Прямо на слове «дела» интонация резко поползла вверх и последняя «а» пулей вырвалась из горла, как будто её пнули. Мужчина покачал головой, сделал глоток минералки и снова заворочался на диване. Устроившись, наконец, с полным комфортом он успокоился, вынул из пыльного нутра дивана программку и начал просматривать. В это время отворилась дверь, и в комнату ворвался Пашка. Не разуваясь, он перемахнул через ковёр и на лету овладел пультом. Новости моментально прекратились, уступив место боям по категории K-1. Владимир Александрович не выдержал и метнул в захватчика минералкой. Пашка ловко увернулся и даже не посмотрел в сторону агрессора. А зря. Владимир Александрович надвигался как грозовое облако – торжественно и глобально, в руках у него был архаичного вида ремень, коричневой кожи, в глазах сверкали молнии и бушевала волна. Разлилась… Обескураженный сын бросился под защиту матери. Дело разрешилось родительской перебранкой, но это было не так плохо, как может показаться.
- Ты вообще в своём уме, это сын твой, родной?!
- Молчи женщина, когда мужчины разговаривают, хотя на счёт множественного числа я всё же сомневаюсь. Владимир Александрович плотоядно поглядывал за спину Нины где, спасённый бегством, тревожно прибывал Пашка.
- Ты мне из сына тряпку сделаешь. Ещё чего доброго пить начнёт или на наркоту подсядет.
- Да ты ли его воспитывал, - не без гордости подметила Нина, - Ты ли его сраные пелёнки стирал и вставал среди ночи убаюкивать?!
- Да  - не я. И знаешь почему, потому, что я впахивал!
- И чего напахал то (мудак)?! Чего наработал то?!
- А того, что ты здесь сидишь, а не в собачьей конуре какой ни будь, потому, что у тебя трусов одних на батальон хватит, а побрякушек всяких – пожалуй, на дивизию.
- Вот именно что побрякушек, а не нормальных украшений, человеческих! Если тебе так завидно, то можешь и трусы и носки и что там ещё тебе приглянулось, сам напялить и народ смешить, а меня этим не попрекай, я в университете училась…
- И не закончила (дура)…
- Потому, что ты нарисовался: «Выходи за меня Нинка, будешь, как сыр в масле кататься». Где, где твои обещания (паскуда), где острова, где виллы, где пляжи с белым песком, пальмы?
- В ****е – выбросил белый флаг Владимир Александрович. Уже долгое время он искал оправдание несбывшимся мечтам и не находил. Униженный и оскорбленный плёлся он обратно в зал, что бы допить начатую чекушку, что под диваном, и крепко уснуть.
Но бывало иначе. Ранним утром 1 июня Владимир Александрович, Нина и Пашка отправлялись в парк. Исключительно для этого случая с утра в холодильнике оказывались редкие и невиданные им в течение года продукты: балычок, окрошечка с сырокопченой колбаской, бутербродики с красной икрой, пошехонский сыр, толстые ломти ветчины  с мраморными прожилками, вкусная наливка или на худой конец коньяк. Но Владимир Александрович не пил в это утро; он гордо выходил во двор и уже по одному его виду и звякающим в руке ключам, соседи догадываются, что он идёт в гараж. Через некоторое время из подъезда появляется Нина. Она при параде и, конечно же, нечета остальным женщинам,- на плечах её пальто из чернобурки. - Немного жарко, - жалуется она подружке, - ну да лето холодное. Нина нажимает на кнопку и захлопывает изящный сотовый телефон, как только муж подъезжает на их новой Мазде. Из подъезда, по своему обыкновению, сломя голову выбегает Пашка. В руке у него тоже телефон, не такой дорогой как у мамы, но всё-таки показатель достатка и возможностей. Отец демонстративно - долго протирает лобовое стекло, перемежая процесс театральными жестами: мол, как это трудно и утомительно – быть преуспевающим семьянином с кучей дел, денег, машиной, женой и сыном. Соседи сосредоточенно следят за ним, умиляются и снова смотрят. Пашка легко открывает податливую дверь и прыгает на заднее сиденье. Мама и отец медленно, по-царски занимают свои места: отец за рулём, мать рядом. Соседи следят. Владимир Александрович поворачивает ключ зажигания и плавно трогается. Соседи наблюдают. Мазда делает по двору круг почёта – соседи причмокивают и шушукаются. Владимир Александрович выезжает на проезжую часть, топит педаль газа в пол и в бензиновом облаке, поглощённые перспективой и завистью исчезают соседи, дворик, вся эта железнодорожная идиллия поселкового типа. Отбытию Владимира Александровича аккомпанируют голоса:
- Вот это семья! Живут в достатке, почти не ругаются, и замете, никаких матов, и не пьющие…
- А сын какой! Красавец вырастет! Вот бы нашу Таньку за него сосватать.
- Таньку, то?! Да она у вас рябая и к тому же не из города, такому мальчишке чай городскую зазнобу подавай. Эх, одно слова – счастливцы…

Соседи всё не расходились. Кто-то вспомнил очередную сплетню, и вновь началось шушуканье, пересуды и споры. На втором этаже обычного кирпичного пятиэтажного дома, в кухне на подоконнике стоит любимая чашка с покемоном Пикачу на боку - немое свидетельство китайского экономического чуда и русского абсурда. Голова не унимается, даже цитрамон оказался бессилен, о боги! Как же она болит! Беру со стола чужой диск, аккуратно укладываю его в CD-ром, нажимаю кнопку и погружаюсь в музыку. - За пивом не пойду, - стихийно возникает решение. Размяв пальцы, записываю в дневнике просмотренный сон, отпиваю из чашки и снова записываю, умножая в памяти жизнеутверждающую семью Курицыных на жизнеутверждающую Мазду, жизнеутверждающее 1 июня, на жизнеутверждающий железнодорожный посёлок, за тем  прибавляю к этому головную боль, покемона на кружке, вычитаю количество прожитых дней и делю на дни оставшиеся, всякий раз получая алгоритм Великой Железнодорожной Идиллии.    


                3 июня 2007