12. Побег не удался

Я, ОН, ОНА И ДРУГИЕ.
Иронический детектив.

Начало здесь -- http://www.proza.ru/2017/12/31/1188

Глава двенадцатая. ПОБЕГ НЕ УДАЛСЯ.


…Забывчивая Манечка так и не поставила в моей комнате биотуалет, а сейчас бы он мне очень пригодился. Я накинула полосатый халат и выскользнула в коридор. На этаже было тихо и темно, луч света прорывался лишь снизу. Посетив душевую, я не сразу вернулась в спальню.

Безумно боясь, что мое молотобойное сердцебиение будет услышано в гостиной, я все-таки не удержалась, осторожно спустилась на два лестничных пролета и перегнулась через перила, чтобы посмотреть вниз. Находясь в темноте, я оставалась незамеченной, между тем как вся осиновская компания была передо мной, как на ладони.

Все пятеро, сидя вокруг стола, лепили пельмени. Даже Груша медленно и неловко крутила тесто растопыренными пальцами. Все молчали, а если и говорили, то очень тихо. В любом случае услышать ничего не удалось.

В который раз я ощутила себя нашкодившей школьницей, которая боится предстать перед родителями. Я не могла даже вообразить, как смогу завтра встретиться с Маней и посмотреть в глаза ее гостям. Похоже, меня еще ждало несколько непередаваемо страшных и бесконечно унизительных часов в Осиновке. Самое простое, что я могла сделать, это тотчас же покинуть коттедж, добраться до железнодорожной станции и первым же поездом отправиться восвояси.

Мне еще ни разу не приходилось спасаться позорным бегством. Но все в жизни когда-нибудь случается впервые. Однако, путь к отступлению был отрезан. В центре стола перед обитателями дома еще высилась огромная гора теста, рядом с которой стояли миски с фаршем.

Эта работа надолго. Я вспомнила, как Алик рассказывал, что когда-то они лепили пельмени до самого рассвета. Вернувшись в спальню, я улеглась в постель. Спускаться вниз с балкона третьего этажа было и страшно, и рискованно. Еще не хватало вдобавок ко всему сломать или вывихнуть ногу.

Мне не суждено было тайком покинуть коттедж. Оставалось выпить всю горькую чашу презрения и сочувствия до самого дна. Ну что ж, придется смириться и с этим. Сама виновата, что заварила эту кашу. Так мне и надо.

Нельзя было быть такой безгранично самоуверенной и безмозглой. Но завтра же я уеду. С самого утра. Уеду, не дожидаясь, пока проснутся гости и Маня с мужем. Оставлю записку, что получила срочный вызов из дома, якобы позвонила матушка. Никогда еще я не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной...

***

…Проснувшись, я моментально вспомнила все, что произошло накануне вечером. Ужасную ссору с подругой, явление Де Ниро со священником Портосом в самый неподходящий момент, распахнутые глаза Груши и Курортника. Я вспомнила даже несчастного Барсика, наконец-то попавшего в сухое помещение.

Наскоро причесавшись, я натянула цикломеновый костюм и кроссовки. Неизвестно сколько времени придется брести по шоссе, пока меня не подхватит очередной камаз. В доме стояла мертвая тишина. Тихо было даже в природе. Небо сегодня впервые затянулось легкой голубоватой дымкой. И хорошо, что не жарко, легче будет идти.

Я кое-как упаковала дорожную сумку, оставив на тумбочке привезенную бутылку коньяка, и начеркала пару строк на листке из блокнота. Уходя, уходи, решила я, вышла в коридор и тихонько спустилась вниз на разведку: вдруг дверь окажется запертой. Входная дверь оказалась открытой (ох, уж эта доверчивая провинция), а гостиная безукоризненно убрана.

Уже подходя к лестнице, я вспомнила, что не ела почти сутки. Отправляться в путь на голодный желудок -- идея не слишком хорошая. Пять минут ничего не решат, но перекусить нужно обязательно. Я свернула в кухню и тут же лицом к лицу столкнулась с Манечкой, уже одетой и подкрашенной. В руках она держала корзинку, наполненную небольшими свертками.

-- Аленька, -- обрадовалась Маня. – Как хорошо, что ты уже встала. Попьем кофейку, пока все спят. Как ты себя чувствуешь, полегче уже?
-- Да, -- промямлила я, ошарашенная от неожиданной встречи, и почему-то спросила, – а твой еще спит?

-- Да не знаю, он к другу поехал ночевать. У них свои дела, мужские. С утра должны были в автосервис поехать. Приедут часа через два. Так что мы с тобой сейчас немного гульнем. А когда все соберутся, позавтракаем и поедем за грибами. Как тебе такая идея? Выдержишь? Мы все так за тебя переживали. Но я никому не сказала, что у тебя месячные, не волнуйся. Чтоб врать хором, если спросят, говори, что давление поднялось от грозы. Где будем кофе пить: дома или у бассейна?

Я все еще находилась в шоковом состоянии. Манечка говорила так доброжелательно и так естественно, что заподозрить ее в лукавстве было невозможно. Если бы она только знала, что на кухне я появилась только для того, чтобы перекусить перед тайным побегом…

-- А ты не толкнешь меня снова в воду? -- выдавила я. – Хотя признаюсь, этого я сейчас вполне заслуживаю.
-- Толкну, толкну, не волнуйся, но немного позже. У меня все по плану, -- рассмеялась она. – Значит, у бассейна? Тогда отнеси туда чашки, а я пойду сварю кофе. Вот бутерброды в лес приготовила на всякий случай, -- кивнула она на корзинку. -- Вдруг кто-нибудь да проголодается. А мы с тобой сейчас булочки откушаем с маком. Немного наркотического средства с утра самое то. Тем более что сегодня пока пасмурно, давление поменялось. Но тепло, ты в этом костюме не замерзнешь.

Прежде чем выполнить поручение подруги, я стремглав бросилась в свою комнату, чтобы уничтожить записку, пока ее никто не прочитал. То, что Де Ниро в настоящий момент отсутствовал, несколько успокоило. Пока он появится, мы объяснимся с Манечкой, и я смогу уехать с ее личного благословения. Уверена, она не будет отговаривать меня от этого решения. Ей тоже не нужны лишние проблемы в семье…

Когда у бассейна появилась Маня, я уже успела накрыть импровизированный стол, используя в качестве его раскладной стул. В одной руке подруга держала кофейник, а в другой – тарелку с булочками. При виде их у меня противно заурчало в желудке. Традиционный утренний аппетит и почти суточное голодание давали о себе знать.

Избегая смотреть Манечке в глаза, я не удержалась, схватила одну из булочек и почти полностью засунула ее в рот. Вот ведь как не повезло: я даже убежать не смогла! И когда же она спит?

Усевшись у «стола», мы принялись за кофе.
-- Тебе, правда, лучше? -- участливо спросила Маня. – Ты хорошо спала?
-- Было бы лучше, чтобы сегодня я вообще не проснулась, -- отправив в рот еще одну булочку, хмуро ответила я.
-- Ты что, спятила? Скажешь тоже… Ты меня извини, ради Бога.
-- Тебя извинить? За что?!
-- Я так виновата перед тобой. Тебя довела... Так стыдно…

Маня не переставала удивлять. Так, оказывается, ей тоже было стыдно. Но ей-то за что? За мою очередную истерику?
-- Это ты меня прости, Манечка. Сама не понимаю, что со мной происходит… Завожусь без разбега, просто с полуслова... Становлюсь классической старой девой: ворчливой и недоверчивой. Давай забудем все, что я тебе наговорила. Это не со зла, честное слово.


-- Еще бы ты со зла говорила! Я же тебя как облупленную знаю. И ты забудь, пожалуйста. А с другой стороны люди говорят: милые бранятся, только тешутся.
-- Да, потешились мы с тобой вчера на славу…

Маня рассмеялась, а я смущенно подавила улыбку:
-- А как твои… ну, гости… вчера сильно смеялись?
-- Над чем им смеяться?
-- Ну, я в таком виде была, страшно вспомнить… И вообще они много слышали?

-- И не слышали они ничего, и не поняли, и не смеялись, -- Маня долила кофе в мою чашку. – И как будто они меня никогда не видели за стряпней. Это я только на работу хожу прилично одетой, а дома чаще всего обезьяна обезьяной.
-- Прям…

-- Да честное слово! То ремонт, то уборка, то блинчики с пирожками, поесть же все любят… Даже не бери это в голову. Все равно ты самая красивая, даже в болотной тине. Ты всем так нравишься. Очень, просто очень!

Я покраснела: Маня, конечно, добрая душа, но здесь она перегнула. В том, что после всего происшедшего я нравилась Де Ниро, у меня были большие сомнения.

-- Ну, а мой-то тебе как? -- переменила она тему. – Одобряешь?
-- Еще как, -- я была честна, как никогда. – Ты молодец, подружка. Безусловно, молодец... Вы очень славная пара... И мне жаль, что я не смогу быть на вашем венчании. К сожалению…

-- Вот так я и знала! Сейчас начнется: у меня дела, у меня заказы! Ничего не хочу слышать! Ты у меня в гостях, и раньше чем через месяц ты из Осиновки не уедешь, даже и не помышляй. Подумаешь, ее не в вечернем туалете застали! Ах, какой ужас! Аля, кончай дурить, а то водичка в бассейне еще не нагрелась -- холодная-прехолодная… Я до трех считать не буду. Еще одно слово и ты приступишь к водным процедурам.

-- Нет, Манечка, я серьезно. Мне действительно очень надо домой. Мама…
-- Ничего не хочу слышать. Мама твоя мне вчера звонила, у нее все хорошо, она только рада, что ты отдыхаешь. Передает тебе привет, кстати…
-- Ну, пойми меня, пожалуйста, -- у меня не было сил даже уточнить, почему матушка звонила не мне, а Манечке. – Я не могу. И не спрашивай почему. Не могу и все.


-- Все, все, все. Понимаю. Я во всем виновата. Надо было тебе обо всем сразу рассказать. Ты знаешь…
-- Не надо, Маня, не говори. Я уже все поняла. Я была жуткой идиоткой...
-- Ты никакая не идиотка, не наговаривай на себя. Ты умничка, какую поискать. В общем, мы договорились: ты никуда не уезжаешь, перестаешь хандрить и просто отдыхаешь. Если не хочешь, тебя никто не будет трогать. Можешь даже не ходить на венчание. Но в грибы сегодня мы поедем. Поедем?

-- Ты как цыганка, Маня, уговоришь кого угодно. Но я подчиняюсь силе, а это противозаконно. Тебя могут обвинить в насильственном удержании человека.
-- Не обвинят, у меня большие связи. А тебе вот не все равно, если меня мой обвинит? Ты знаешь, как он ждал твоего приезда? Ты что, хочешь, чтобы мы разошлись из-за тебя?

Этого я не хотела. Как не хотела больше никогда в жизни видеть Манечкиного Де Ниро. По крайней мере, наедине. Ладно, я останусь еще на пару дней, как-нибудь выкручусь. В доме помимо меня находилось еще двое гостей, и я постараюсь постоянно быть с ними. Я сделаю все, чтобы не попадаться на глаза четвертому мужу подруги, и это избавит меня от необходимости объясняться, скрывать взгляды и чувства.

Ситуация была не из легких. Но придется выдержать. Все равно, в конце концов, я же покину когда-нибудь эту чертову Осиновку, а там все забудется. Как говорится: с глаз долой, из сердца вон...

-- Ой, а вы кофе пьете, -- раздался рядом голос Груши. – А можно я тоже с вами посижу?
-- Садись, Света, я сейчас тебе чашку принесу, -- ответила Маня и ушла в дом.

-- Вы так рано встали сегодня, -- Груша принялась перебирать булочки на тарелке, выискивая то ли поменьше, то ли побольше, не знаю. – А как вы себя чувствуете, Александра Игоревна? У моего папы тоже гипертония. Говорят, это наследственное. Может, мне тоже нужно провериться? А при давлении что, голова болит?

-- И голова тоже,-- почему-то появление Груши впервые не вызвало у меня привычного раздражения. – А тебе что не спится?
-- Я хотела вас попросить помочь мне с прической, -- Светлана застенчиво улыбнулась. – Опять вчера попала под дождь. Вся вымокла. Мы вышли с Аликом на минутку подышать перед сном и случайно далеко зашли. Пока добежали до дома, от прически ничего не осталось. Вот… Теперь не знаю, что делать… Пробовала сама, но у меня ничего не получается. Я к вам в комнату заходила, а у вас там сумка посередине стоит. Подумала, вы уезжаете. Вы ведь не уезжаете, правда?

-- Не уезжаю, -- вздохнула я. – Давай твою прическу оставим на вечер. Сейчас все равно, говорят, мы все поедем за грибами. А в лесу можно и в косынке походить.
-- Да, хорошо, -- согласилась Груша, но очевидно расстроилась. – А вы уже все знаете?
-- Знаю, -- снова вздохнула я.

-- Хорошо, что знаете. А правда, он симпатичный?
-- Кто?
-- Мариночкин муж.

Не одна я, видно, попалась в сети денировского обаяния… Что ж, это не удивительно. Такие мужчины на дорогах просто так не валяются. Уж мне-то этого не знать...

-- Да, очень симпатичный.
-- И мне нравится, -- оживилась Груша. – И они с Мариночкой так похожи, и он такой добрый. Ей так повезло, так повезло… Он мне сразу понравился. До чего же вкусные булочки! Это ничего, что я съем еще одну? А я не поправлюсь? Вы знаете, Александра Игоревна, я так хочу себе брюки купить… У нас в городе все женщины ходят в брюках, а я стесняюсь. Но ведь я не сильно толстая, как вы думаете? А друг его вам понравился?

Я не сразу поняла, о чем идет речь: о булочках, о брюках или о Маниных гостях. Скачки Светланы с одной темы на другую совершенно запутали мне голову.
-- Понравился, -- на всякий случай ответила я.

-- Вы ведь знаете, что он священник? Надо же, такая работа странная. Он, наверно, и в Бога верит, как вы думаете? Когда мне Марина об этом сказала, я так его боялась… Думала, он с бородой, старый и толстый. А когда увидела, сразу перестала бояться. Он и в рясе-то никогда не ходит. И такой веселый, даже анекдоты рассказывает и поет. Удивительно, правда? И симпатичный. Даже немного симпатичнее, чем Мариночкин муж. Вам тоже очень, очень повезло…

-- Да, -- махнула я головой в знак согласия, хотя, во-первых, до денировского друга-священника мне не было никакого дела, а во-вторых, не понимала, в чем это мне так безумно повезло.



Груша, однако, сегодня была просто в ударе, говорила с необычной для самой себя быстротой и не страдала потерей аппетита. Она доедала уже третью булочку, когда Манечка принесла наполненный кофейник и чистую чашку. Груша с откровенным удовольствием принялась за кофе.

-- Александра Игоревна, Сашенька, вам нужно больше спать, вы очень бледная, -- заговорила она, в одно мгновенье опустошив чашку. –  И вы уж извините, но цвет костюма вам не идет. Он вас не то чтобы старит, но как-то взрослит.

От неожиданности я поперхнулась и закашлялась. Еще бы: мне делают замечание по поводу цвета одежды! И кто? Какая-то провинциальная замшелая Груша, которая-то и причесаться сама толком не умеет. Ничего себе, с какой космической скоростью растет ее самомнение! Похоже, я ее перехвалила, и комплименты на свой счет она приняла как безоговорочную истину в первой инстанции.

-- Правда, Мариночка? -- продолжала между тем новоявленная стилистка, пытаясь заручиться поддержкой Мани. -- Я бы на вашем месте носила только красное. А волосы причесала бы гладко, чтобы лицо оставалось открытым. У вас же почти нет морщин, не бойтесь показать лоб. Хотя вы и так красивая, но Алик сказал, что нет предела совершенству. Вы согласны?

Кашель сотряс все мое тело. Казалось, еще минута и я посинею от нехватки воздуха. Манечка отставила в сторону чашку и с силой дважды ударила меня по спине. Я глубоко вздохнула и немного пришла в себя. От сильного кашля на глазах у меня выступили слезы, а в горле запершило. Если уж ТАКИЕ делают замечания и учат жизни, то можно только догадываться, какое впечатление обо мне создалось у более организованных в интеллектуальном плане обитателей Осиновки! Представляю, как обсуждали меня Груша с Курортником, выходя на минутку из дома, чтобы подышать перед сном!

От жалости к самой себе и безграничного возмущения одновременно я взглянула на Маню, мысленно умоляя поставить на место зарвавшуюся гостью. Манечка между тем невозмутимо попивала кофеек, хитро сощурив глаза и едва сдерживая смех.

И это моя лучшая подруга! Меня уничтожают на ее глазах, обвиняя в полном отсутствии вкуса и стиля, а она продолжает вкушать завтрак, как ни в чем ни бывало. Ну ладно, подруга! Уж это-то тебе с рук не сойдет! Как бы не было мне обидно, придется проглотить и это осиновское недоразумение.

Раз уж Светлана настолько забылась, что принялась смело обсуждать мой внешний вид, то, немного подыграв ей и взяв в союзники, я смогу-таки выяснить, что еще говорят обо мне за спиной.

-- Согласна целиком и полностью, -- ответила я Груше, все еще откашливаясь. – У тебя, как вижу, хороший вкус, и я бы хотела поговорить с тобой об этом поподробнее. Может, не пойдем сегодня за грибами, а займемся моим имиджем?

-- Чем займемся?
-- Как не пойдем? -- эти два возгласа Груши и Мани прозвучали одновременно и с одинаковыми интонациями, показывающими неприкрытый страх, смешанный с безграничным удивлением.
-- Чем займемся? -- повторила Светлана, оцепеневшая от нового красивого слова, прозвучавшего из моих уст.

-- Как это, не пойдем? -- повторила любимая подруга. – Да мы этого похода ждали две недели! То одного с работы не отпускали, то другой на службе день-деньской пребывал... Да меня мужчины с землей сравняют, если ты не пойдешь. Мы все только и мечтали тебе наши грибные места показать. А ты, Света, что пристала к Аленьке? Тебе что, молния вчера в голову ударила? Ничего она не бледная, а если и бледная, то только чуть-чуть, ей просто нездоровится. Не надо с ней ни о чем разговаривать, придумали тоже. Прекрасный костюм, и цвет замечательный...

…Маня продолжала увещевания, но их я уже не слушала. Я была довольна. Правда, не сразу, но она поставила Грушу на место. Однако ее возмущение, нацеленное на Свету, превышало, вероятно, допустимые нормы политкорректности, с которыми Маня обычно общалась с гостями. Светлана, поняв, что переборщила с советами, закрыла лицо ладонями и захныкала.

А мною вновь овладели сомнения. Интересно, Манино возмущение родилось от несправедливости Светиных комментариев или от чего-то другого? Не испугалась ли она возможности оставить нас наедине? Какую такую великую военную тайну знает эта грушка-гнилушка, чтобы даже одна мысль о нашей задушевной беседе, вызвала в моей подруге гнев и раздражение?

Ведь еще минуту назад она с ухмылкой попивала кофеек и даже не думала наседать на бедную Грушу. Что еще скрывает от меня Осиновка? Самое страшное, как казалось, я уже знала.  Знала, что Маня вышла замуж за Де Ниро, которого я, встретив на станции, беззастенчиво обозвала двуличным искателем приключений, маньяком и даже козлом. Ничего страшнее этого придумать просто невозможно.

И все-таки Маня испугалась. То ли нашего предполагаемого общения, то ли того, что я отказываюсь поехать за грибами… За любым из этих вариантов стояла, в чем я только что убедилась еще раз, какая-то очередная недоговоренность. Ну почему я не смогла убежать?

Мне стало жаль бедную представительницу первого Маниного мужа. Все-таки сейчас хоть и заслуженно, но она пострадала из-за меня.

-- Ну что ты налетела на Свету? -- вступилась я за слезоточившую Грушу. – Я сегодня действительно не в форме, и она во многом права. Ничего страшного не произошло. Поеду я в твои грибы, не волнуйся. Куда я денусь с подводной лодки?

С улицы послышались автомобильные гудки.
-- Ой, мужики приехали, -- засуетилась Манечка, вставая и одергивая блузку. – Давайте, девчонки, пойдем в гостиную.
-- С твоего позволения, я сбегаю наверх, приведу себя в порядок, -- я тоже вскочила и отряхнула крошки с колен. – Быстро.

Не дожидаясь ответа, я бросилась в дом. Страх встретиться лицом к лицу с Де Ниро, вновь охватил меня с головы до ног. Но, уже прикрывая за собой дверь черного хода, я ненароком услышала Манин шепот:
-- Светочка, зайчик, не обижайся. Но ты сейчас все чуть не испортила. Ты знаешь, Аля и так расстроена, она даже хотела уехать только что. У нее и без того полно комплексов… Ты же обещала помочь, а сама язык распустила…

Так, значит, подруга обратилась с просьбой помочь не только ко мне… Какую же помощь ждет она от этой никчемной плаксивой девы? Да что за тайны в этом коттеджном поселке? И это у меня комплексы? Я с силой раздраженно хлопнула дверью. До чего же мне все надоело!

В своей комнате я отдышалась после стремительной пробежки по высоким ступеням деревянной лестницы и присела к зеркалу. Да… В чем-то Груша была, бесспорно, права. Она оказалась на удивление наблюдательной. Дело в том, что она впервые увидела меня сегодня без макияжа.

Лицо мое не отличалось краснощекостью, взлохмаченные волосы в беспорядке спадали на бледный лоб, а покрасневшие глаза, под девственно чистыми ресницами смотрели растерянно и даже испуганно. Я нервно распаковала дорожную сумку, вытащила косметичку и принялась за исправление ситуации.

Пытаясь унять дрожь в руках, непривычно неловкими движениями я нанесла на лицо тональный крем и сделала вечерний make up. Однако, сообразив, что в таком виде я стала походить на продавщицу овощного с Тверской, начисто вытерла созданное самой же лицо и нарисовала новое.

На этот раз я ограничилась лишь легкой подводкой глаз, двумя-тремя мазками туши для ресниц и бледно розовой помадой. Пригладив волосы, я зачесала их вверх ото лба, хотя никогда в жизни не носила такую прическу. Слова Груши все-таки оставили след в моей голове... Чудеса, да и только.

Господи, как же мне жить теперь, думала я, если даже Курортник в полосатой сатиновой пижаме может рассуждать о моем совершенстве или несовершенстве? А я еще хотела оставшиеся два дня не расставаться с этой сладкой парочкой… Нет, нет! Только уехать, уехать и как можно быстрее!

Бежать из этой глуши, от этой непередаваемой красоты, от бесконечно «добрых» людей, от тайн, недоговоренностей и унижений. Комплексы у меня, видите ли… А хоть бы и так, им то что за дело? Как было бы здорово, если бы сегодня в лесу на меня напал дикий кабан и сожрал. Целиком: с моим скромным не по годам макияжем, цикломеновым велюровым костюмом, новыми кроссовками и умненькой головкой…

В жизни у меня не было еще такого страшного дня. А ведь он по сути еще и не начинался. Все еще впереди. Все впереди: и встреча с Де Ниро, и объяснения с ним, без которых, судя по всему, не обойтись, и общение с этой очаровательной парочкой. И еще всевозрастающие проблемы с Маней…

Ох, Маня, Маня… Я-то ей что сделала? Я не разводила ее с первым мужем, не заставляла делать переводы второму, не сводила с третьим… За что она так меня ненавидит? В том, что это именно так, я убеждалась все больше и больше. Но за что? За что? Отчего это: от зависти или от ревности?

Может быть, не ей на меня, а мне на нее стоит смертельно обидеться? У нее есть законный успешный супруг, есть двое нормальных детей, прекрасный особняк, замечательная уважаемая работа, есть мешок с деньгами, в конце концов…

А что я? Что есть у меня? Съемная комната под офис, стареющая матушка, безнадежно мечтающая о внуках, и работа на грани общечеловеческих понятий о нравственности… И чему мне завидовать после этого? Комплексы у меня, надо же такое придумать... У меня – и комплексы! Нужно признать, что моя подруга перевернула все с ног на голову…

Я гордо выпрямилась и подошла к двери. Я должна выдержать сегодняшний день, причем выдержать его с достоинством. Несмотря на то, что подруга все больше стала представляться мне жестоким монстром, устраивавшим за моей спиной коварные замыслы, и, несмотря на то, что мне очень нравился ее муж. Просто безумно нравился. Все попытки заглушить в себе это всевозрастающее чувство, оказались малоэффективными.

Я влюбилась в него с самого первого взгляда, когда он остановил машину у железнодорожной станции. Я влюбилась, и это было прекрасно. Так случилось. Но я влюбилась в чужого мужа, и это обстоятельство превращало меня в ничтожество, злобствующее и завистливое.

И, если уж быть до конца честной, это я перевернула все с ног на голову, а не Манечка. Внутренне попросив прощения у подруги и ее гостей за недостойные гадкие мысли, я глубоко вдохнула и вышла из комнаты. Я шла на свою Голгофу…

***

Спустившись с лестницы, я тут же попала в объятия Портоса. Друг-священник чувствовал себя в Манечкином коттедже, как дома. Конечно, в его понимании все вокруг было божьим творением, и именно поэтому он ощущал себя здесь полным хозяином. Оказавшись плотно прижатой к его мягкому теплому животу, я ощутила внезапный покой. Портос! Вот мое спасение в создавшейся ситуации! О нем-то я совсем позабыла.

Теперь не нужно придумывать причины, чтобы объяснять всем вокруг внезапно проснувшуюся нежность к Грушеньке или Курортнику и проводить с ними все последующие часы. Пусть представители занимаются собой, Де Ниро милуется с супругой, а я найду успокоение в общении с этим большим добрым человеком.

-- Красавица наша пришла и всем солнце принесла, -- пропел Портос густым басом. – На небе его сегодня, правда, не наблюдается, так что придется вам, Сашенька, побыть нашим солнышком.

При виде меня Де Ниро приподнялся из-за стола, где беседовал с Курортником. Выглядел он, нужно отметить, смущенным. Может быть, его тоже разъедали сомнения и чувство вины. Все-таки он мог быть более внимательным к московской пассажирке и не высаживать меня поздним вечером посреди леса… Скромно поздоровавшись со всеми присутствующими, я прошла на кухню.

-- Мань, чем тебе помочь? -- спросила я.
-- Все, все, -- проворковала она, открывая банку с зеленым горошком. – У меня уже все готово. Если можешь, отнеси хлеб и масло. И вот еще горчицу.

Посреди стола в гостиной уже дымились в стеклянной кастрюле ароматные сосиски. И когда подруга все успевает? И все-то у нее всегда готово, и все-то сделано…

-- Признавайтесь, господа хорошие, кто будет чай, кто кофе? -- спросила Маня, внося в комнату салатницу с горошком. Следом за ней Груша несла поднос с новыми чашками, купленными в Карамазове.

Хоть бы не грохнула, пронеслось у меня в голове. А, впрочем, пусть бы и грохнула, всем стало бы намного свободнее. Напряженное настроение в гостиной ощущалось явно. Все высказались в пользу чая. Очевидно, не одни мы с Манечкой побаловались с утра кофеечком.

-- Толик, ты все равно на ногах, принеси, пожалуйста, чайник с кухни и подставку не забудь.
-- Давай я принесу, -- подскочил Де Ниро.

-- А ты принеси мед – на подоконнике стоит в банке. И блюдо с булочками, -- распорядилась Маня и добавила, обращаясь ко мне. -- Как здорово, когда много помощников. Каждый что-нибудь сделает, а хозяйке облегчение.
-- Я-то тебе не сильно много помогаю, -- призналась я.
-- Еще чего не хватало. Ты что, работать сюда приехала? Твоя помощь самая главная, можно сказать, наиглавнейшая. Ты наше украшение, слышала, что Толик сказал?

Так, понятно, священника Портоса зовут Анатолием, уже легче. А вот интересно, ее Де Ниро действительно зовется Романом, или это его дорожный псевдоним для случайных голосующих дамочек? Словно угадав мои мысли, Маня крикнула:

-- Рома, ты где пропал? -- и, обращаясь ко всем в гостиной, пригласила, -- Садитесь за стол, пожалуйста. Кому где нравится. Садись, Света, я сама чашки расставлю. Давай, Алик, присаживайся. Вы уж меня извините, гости дорогие, но чай будем заваривать из пакетиков. Но пакетики хорошие. Честное слово.

-- Хорошие, это когда не дырявые, что ли? -- попытался пошутить Алик.
-- И не дырявые тоже, -- подхватил Портос-Анатолий. – Машенька, из твоих ручек, мы и яду выпьем с удовольствием.
-- Толик, прекращай свои шуточки, тебя могут не понять, -- отмахнулась от него Маня.
-- А чего тут понимать: у человека хорошее настроение, он весел, счастлив, а поэтому ему и яд может показаться медом.



-- Сегодня у меня яда в меню не предполагается. Но постараюсь подготовить вечером на ужин, если уж тебе так хочется. Вот соберем грибков, сварим, не перебирая, и устроим русскую рулетку...
-- Марьяна, я что-то меда не вижу, -- раздался с кухни голос Де Ниро.
-- Вот же мужчины, -- вздохнула Маня. – И что бы вы без нас делали? Аленька, не посчитай за труд, помоги Роману. Никак не может выучить, что у меня и где лежит.

Вот черт! Причины отказаться у меня не было: я же не в гипсе и не парализованная, в самом деле. Кровь ударила в голову. Ну что ж, это должно же когда-нибудь случиться. Я прошла в кухню. Де Ниро стоял у окна и рассматривал баночки.

-- Тут у тебя столько всего разного, -- проговорил он, не оборачиваясь. – И где тут мед? Это что ли?
-- Это варенье из алычи, -- ответила я внезапно охрипшим голосом, а он вздрогнул и обернулся.

Показалось или нет, что лицо его тоже покрылось краской? Голова моя немного кружилась. Ну почему я не могу провалиться сквозь землю?
-- Александра… Игоревна… Это вы? Я думал Марьяна.
-- Нет, это я. Меня прислали на помощь.

Я подошла к окну и стала перебирать баночки, наполненные всякими вкусностями и закрытыми крышками, обвязанными одинаковыми салфеточками в горошек.

-- Вы простите, -- проговорил Де Ниро. – Произошло недоразумение.
-- Нет, это я хотела попросить у вас прощения.
-- Честное слово, я не знал, что Марьяну кто-то может назвать Маней. Так ее у нас никто не зовет.

-- Да, да, знаю. Она мне все объяснила.
-- И вас я тоже принял за другого человека. Марьяна говорила, что должна приехать Аля. А вы сказали, что вас зовут Сашей.
-- Да, путаница произошла. Я уже знаю… Извините…
-- Нет, это я виноват. Мне нужно было быть внимательнее. У меня сестра Алевтина, ее тоже дома называли Алей. Я как-то сопоставил… А ведь Марьяна о вас так много рассказывала. С тех пор, как мы познакомились, она только о вас и говорила. Но называла только Алей. Я и подумать не мог…

-- Да, да, все хорошо. Давайте забудем. Проехали.
-- Я чувствую себя отвратительно. Вы действительно не сердитесь?
-- Ну что вы? Я так вела себя, что вы по-любому должны были высадить меня из машины. Слов разных наговорила, стыдно вспомнить…

-- Вы защищали себя, понимаю. На вашем месте я бы тоже почувствовал неладное. Я получил по полной программе. Марьяна…
-- Люди, вы где? -- раздался из гостиной громогласный бас Партоса, прервавший объяснения Де Ниро. – Некоторые товарищи уже исходят слюной. – Вы там что, пчел доите?

Мы услышали смех всей компании. Захватив две баночки с медом разного цвета, я вернулась к столу. Де Ниро шел следом, неся блюдо с булочками.
-- Ну что, нашли? Отлично, -- Маня взяла мед из моих рук. – Это липовый, а это – гречишный. На выбор. Садитесь скорее, позавтракаем и в дорогу.

Де Ниро сел на свободное место около Мани, а меня схватил огромной ручищей священник Портос и усадил рядом с собой.
-- Давай, Игоревна, ешь, поправляйся. У нас на Урале говорят: как полопаешь, так и потопаешь, -- сказал Курортник, оказавшийся по другую сторону от меня.
-- А топать мы сегодня будем ого-го сколько. Как, Александра, силенок хватит? -- пробасил Портос.

-- А почему вы только ко мне обращаетесь? -- шутливо возмутилась я. Неожиданное объяснение с Де Ниро принесло приятное долгожданное облегчение. Все оказалось совсем не так страшно, как представлялось недавно. – Неужели я произвожу впечатление слабой женщины?

-- Упаси, Бог, -- Портос с удовольствием поедал сосиску, густо намазанную горчицей. – Наоборот. Сегодня в лесу мы займемся сыскной работой. А это, как я понимаю, часть вашей профессиональной деятельности. Грибы, конечно, не преступники, но их тоже поискать нужно. Просто так в корзинку ничего не прыгнет.

-- Да какая там профессиональная деятельность! Маня, то есть Марьяна наговорила вам… Ни с какими преступниками я не работаю. Я их сама до смерти боюсь.

Де Ниро бросил на меня быстрый взгляд и снова покраснел. Или мне это опять показалось? В любом случае в разговоре за завтраком участия он не принимал.

-- Нет, нет, Аленька, не скромничай, – Манечка подложила мужчинам еще порцию сосисок. – У тебя удивительная работа. Таких смелых, как ты, еще поискать.
-- Я так сразу бы умерла от страха, -- честно призналась наивная Груша. – Очень боюсь бандитов.
-- Да что там бандитов, -- ввернул Алик. – Ты даже грозы боишься. Наверное, Светик, совесть нечиста? А ну-ка, признавайся! Представляете, вчера пошли мы прогуляться, а тут гроза. Вот Светка верещала, я чуть не оглох.
-- Так это Светка вчера шумела? А мы с Романом думали, гром гремит, -- театрально удивился Портос-Анатолий, и все расхохотались.

Наблюдательная Груша, сама того не ведая, дала священнику чрезвычайно точную характеристику: он был весел, добр и общителен. Какое счастье, что он один из членов нашей маленькой компании! Именно его присутствие делало меня намного уверенней.

Рядом с ним Манечкин муж казался растерянным и угрюмым. Он почти не принимал участия в разговоре и вел себя не как полноправный хозяин, а как случайный гость. Даже Курортник по сравнению с ним выглядел спокойным и расслабленным.

Всю власть за столом захватил Портос. Он ел с завидным аппетитом, не забывая при этом отпускать Мане комплименты, подтрунивать над раскрасневшейся и польщенной от внимания Грушей, шутить с Аликом и задавать мне многочисленные вопросы.

Отвечая ему, боковым зрением я замечала быстрые короткие взгляды, которые бросал на меня время от времени Де Ниро. В такие моменты я краснела, теряла нить беседы, с трудом подбирала нужные слова, путалась и сбивалась.

Со мной происходило нечто невообразимое. Со стороны я по-прежнему видела себя двоечницей, стоящей у доски и не знающей урока. И все-таки, думаю, я с достоинством выдержала этот бесконечно длящийся завтрак. Манечка же, несмотря на откровенные ухаживания Портоса, все свое внимание обращала только на мужа.

Она с нежностью и даже с непонятным для меня сочувствием смотрела на него, подкладывала ему самые красивые булочки, подливала горячий чай и беспрестанно вздыхала. Ее глаза просто светились любовью. И от этого мне становилось не по себе.

…Влюбленная женщина всегда видит то, что хочет видеть. Поглощенная чувством, она легко упускает момент, когда любовь в глазах ее избранника исчезает или сменяется равнодушием. Она просто любит и с наслаждением купается в этом замечательном состоянии, полностью состоявшем из химических реакций.
С другой стороны, любая женщина с легкостью определяет, что некий Имярек обращает на нее внимание несколько большее, чем позволительно при нечаянном знакомстве или дружбе. Даже при моем запредельном внутреннем напряжении и неестественности ситуации, я не могла не заметить, что вызываю у Де Ниро неподдельный интерес.

Его откровенное равнодушие к Манечке, нежелание принимать участие в общей беседе, угрюмость, опущенная к тарелке голова и быстрые взгляды исподлобья откровенно говорили о растерянности, смущении и даже смятении в душе. Мне-то этого не знать! Сколько раз именно с этих, казалось бы, безобидных симптомов начинались самые страшные и необратимые проблемы в семьях моих клиенток.

Если бы я обладала меньшим знанием мужской психологии, то странное и несколько неадекватное поведение Де Ниро легко объяснила бы недоразумением на загородном шоссе. Но ведь мы объяснились, и уж кто сейчас должен был испытывать чувство неловкости, так это я. Но что ему-то мешает расслабиться, отбросить неприятные воспоминания и раствориться в атмосфере безграничной Манечкиной заботы и любви?

Нет, дело, конечно же, не в нашем психологическом столкновении в машине. Он не любит Маню. Это было очевидно, по крайней мере, для меня. Может быть, когда-то и любил, но с каких-то пор все изменилось. Он не любит ее, но, не отвечая ей взаимностью, как верующий человек испытывает при этом страдания.

Я таки сумела поразить его при первой встрече. И не просто поразить, а сразить наповал. И если сейчас во мне торжествовала влюбленная женщина, то недостойная подруга отмечала поминки. Неужели я встала на пути Манечкиного счастья, неужели именно из-за меня ее семейная лодка разобьется, даже не отплыв от берега? Боже, как же это банально. А я, кажется, никогда не любила банальностей.

Неожиданно странная и страшная мысль потрясла меня: Маня все знает! Знает с самой первой минуты, еще до того, как он сам понял, что влюбился в ее московскую подругу. Страх перед возможной потерей любимого заставил ее унизительно просить помощи у гостей, включая бабушку Шапокляк и плаксивую Грушу. Они должны были сделать все возможное, чтобы оградить меня от Де Ниро.

И ее обращение ко мне с наивной просьбой содействовать сближению двух одиноких сердец Светланы и Алика, было на самом деле ни чем иным, как примитивной попыткой переключить мои острые мозги на что-то другое. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Следуя этому древнему постулату, Маня решила поручить мне априори завальное дело, дабы отлучить от Де Ниро.

А в том, что он мне понравится, у нее не должно было быть никаких сомнений, ведь за столько лет дружбы она прекрасно изучила мои вкусы. Его же, в свою очередь, она старательно уберегала от встречи со мной, видя в ней неизбежный крах семейного благополучия.

Открытие это было для меня очередным психологическим ударом. Ударом под дых. Нет, нельзя быть умной. Ну, почему я родилась не такой глупенькой, как Груша, например, и не такой легкомысленной, как Курортник? Почему рентгеновский аппарат по просвечиванию человеческих душ работает во мне бесперебойно, исправно и безошибочно? Кровь снова ударила в лицо, голова закружилась, а  руки задрожали.

-- Мань, у тебя не найдется чего-нибудь выпить? -- спросила я. – Кажется, у меня сильно упало давление.
-- Выпить? С утра? Ну, Игоревна, молодец, -- оживился Алик. – Знаешь ты, как здоровье поправить. Я бы тоже не отказался от рюмочки.

-- Да тут бы никто не отказался, -- Портос поставил на стол чашку с чаем. – Но, к сожалению глубокому, нельзя: мы с Романом за рулем. А Сашеньке сам Бог велел. Давай, хозяюшка, наливай. Не можем же мы московскую гостью лекарства лишить.

Де Ниро снова бросил на меня растерянный взгляд, а Манечка бросилась к буфету.
-- Да, да, конечно. Что тебе лучше -- вино или коньяк?
-- Если можно водки, -- попросила я.

-- Наш человек, -- возрадовался Портос. – А ты еще, Сашка, можешь так сделать: добавь в рюмочку ложечку меда. Эффект поразительный, от твоего давления и следа не останется.
-- А я бы и так выпил: и без меда, и без ложечки, -- наивно высказался Курортник.

-- Аличек, мне для тебя ничего не жалко, но потерпи, милый, до обеда. У тебя же со здоровьем все нормально, -- Маня поставила передо мной полную рюмку и участливо дотронулась до моего лба.
-- Мань, температура от давления не поднимается, -- заметила я.

-- Не скажи, ты вся просто пылаешь. Но в лес мы все равно поедем. Ты можешь не ходить, а просто посидишь на полянке. Или полежишь, я тебе плед возьму. Надо воздухом подышать настоящим, а то я держу тебя взаперти. В четырех стенах любой заболеет. А ты все-таки не из тихой деревни, а из столицы. Там, говорят, люди болезни лечат толкотней на улицах.

Под прицельным взглядом присутствующих, я опрокинула в себя рюмку. Не знаю, как там с толкотней, но сейчас мне необходимо было снять стресс именно таким древним способом. К сожалению, лучшего лекарства для борьбы с самим собой человечество еще не придумало.

Груша даже поморщилась и передернулась всем телом, глядя, как быстро проглотила я обжигающее внутренности зелье. Уж если не удалось провалиться сквозь землю, то, может, стоит напиться, подумала я и жестом попросила налить еще. Алик тяжело вздохнул и сглотнул при этом:

-- Завидую я вам, женщины. Все-то вам можно. А нам, бедолагам, только и остается уповать на ваше хорошее настроение. Правда, Светик?

«Светик» смущенно захихикала. А Портос протянул мне вилку с наколотой сосиской. С непривычки после принятых на грудь ста граммов я почувствовала легкую тошноту. С благодарностью кивнув Анатолию, я взяла сосиску и съела ее. До сих пор за столом я довольствовалась лишь пустым чаем: утренний голод был утолен булочками, съеденными у бассейна. Вся компания, деликатно поджидая пока я заем «лекарство от пониженного давления», принялась обсуждать предстоящую поездку.

-- В одной машине будет тесно, -- говорила Манечка.
-- В тесноте, да не в обиде, -- смеялся неунывающий Портос.
-- Нет, все-таки тесно. И Алечка неважно себя чувствует. А если мы поедем на двух, то она сможет даже прилечь на заднем сиденье.
-- Не буду я лежать на заднем сиденье, -- пьяно возмутилась я. – Я буду лежать на травке.
-- Вот и правильно, Игоревна. Чего две машины в лес гонять? -- поддержал Курортник.

-- А куда грибы положим, если много наберем? -- волновалась Маня. – В конце концов, это должна быть приятная поездка в комфортных условиях, а не душегубка. Да и Барсика хотелось бы в лес свозить. Пусть побегает на свободе. И Севка, вроде, с нами собирался.
-- Он не поедет, я спрашивал, -- почему-то ответил Де Ниро. Пожалуй, это были его первые слова за столом. – С мальчишками в футбол гоняет с утра. Да и вел он себя вчера не очень хорошо, соседи жаловались…
-- Нет, все равно в одной машине будет тесно, -- не унималась подруга. -- Давайте проголосуем.

Однако голосовать не пришлось. Решение взять Барсика перевесило все остальные аргументы. Но тут же возник следующий вопрос: кому в какой машине ехать.

-- Давайте так, я с Барсиком и Машенькой в «мерсе», а вы все с Ромчиком, -- предложил Портос.
-- Нет, я тоже хочу с Барсиком, -- закапризничала я. – Я хочу с Барсиком.
-- Нет, Толик, лучше ты повезешь Светлану с Аликом, а мы с Аленькой и Барсиком поедем с Ромой, -- высказала мнение Маня.

-- Я тоже хочу с Барсиком, -- неожиданно подала голос Груша, и я прониклась к ней теплым нежным чувством.
-- Обратите внимание, господа, все дамы почему-то хотят ехать с Барсиком, -- подытожил Алик. – И ведь, честное слово, они добьются своего.

Из всех присутствующих один Де Ниро не сказал ничего. Впечатление, что ему абсолютно все равно, в чем и с кем ехать, и вообще все эти грибы были ему, по-моему, абсолютно до лампочки. Положение у него, как и у меня, было не из легких.

Мне безумно хотелось поддержать желание Мани, но ехать в одной машине с ее мужем было выше моих сил. В конце концов, мы пришли к компромиссу: все мужчины, исключая Барсика, ехали в машине Романа, а мы – Светлана, Маня, собака и я – в белом «мерсе».

-- Я хочу с Барсиком, -- независимо от меня упрямо произнесли мои губы.
-- Алька, да ты напилась, какая прелесть! Еще интереснее стала, -- рассмеялась Маня, обняла и прижала к груди мою крутившуюся каруселью голову.
-- Сатурну больше не наливаем. Перевод продукта, -- скомандовал Алик.

-- А можно мне тоже немного водки? -- вдруг робко произнесла Груша и покраснела. А я поняла, что в ее лице обрела достойного преданного друга.
-- Груша, я тебя люблю, -- я поднялась и пошатнулась. – Поехали что ли? Нас ждут великие дела… И дикие кабаны…


Продолжение --http://www.proza.ru/2018/01/01/1252