Под визг вагонных колес

Я родился под визг вагонных колес. В трехстах метрах от моего дома было устроено локомотивное депо и станция. Тоскливый металлический визг, затяжные гудки, встревоженные птицы и долгое угасание звука, как будто успокоение зверя… «Веселенькая» обстановка, ничего не скажешь. Рабочий квартал, «островок благополучия» среди бескрайних, безжизненных, опаленных летним зноем, и закаленных зимним холодом степей.   

С детства я ненавижу зиму. Просыпаться рано, открывать глаза под мерзкий советский гимн, нехотя есть, тоскливо собираться в детский сад, школу и так далее. Проклятая радио точка, тебе повезло, что я был слишком мал, чтобы незаметно вынести из кухни табуретку, положить на нее парочку вездесущих томиков Маркса – Энгельса и, скрывая в рукаве мамины маникюрные ножницы, дотянуться таки до динамика…

Только однажды я слышал от тебя кое-что стоящее! В детстве мне очень нравилась песня «про тучи», которые как люди: такие же одинокие, но менее жестокие. В песне присутствовало множество привлекательных звуков, выделяющих ее из серой массы. Слова были мне не ясны, но, почему-то, она звучала тогда в унисон с моим доверчивым детским сердцем, и мне казалось, что нет на свете мелодии прекраснее и печальнее, чем эта. Но даже она, эта редко звучащая песня не спасала от печальной перспективы, которая как дамоклов меч, повисала над головой сразу после пробуждения.

Проклятое зимнее утро… Летом еще туда – сюда, лето мягче в этом отношении. Меня подкупает утренняя свежесть, то, что тепло, сухо и светло. С летним утром еще можно как-то жить. Но зима… Эта паскуда высасывает все соки, наваливается депрессией и лютыми холодами. Сука!

- Мама, можно я еще немножечко полежу?
- Вставай, вставай родной, нужно идти…

Куда? Зачем? Почему нужно все время куда-то идти? Почему нельзя остаться и переждать? А может этого нельзя переждать, может быть это и не пройдет никогда... Быть может, вся жизнь состоит из печального передвижения из дома и обратно. Но я надеялся и ждал, что однажды проснусь там, где хочу, и когда заблагорассудится.

Тогда мне не нужен был партнер для пробуждения, меня вполне устраивало одиночество, да и теперь я не очень то верю, что когда ни будь, до скрипа зубов, захочу проснуться рядом с конкретным человеком. Теперь я уверен только в одном - необходимо срочно что-то менять. Что конкретно – не ясно: толи место, толи отношение к нему?

А места здесь чудные… Мои окна смотрят на гаражи. За гаражами  - гаражи, а уж за теми гаражами – старое кладбище. Вообще-то я бы не сказал, что оно уж очень старое: там нет тех непременных атрибутов, которые обязательно присутствуют на всех образцово-показательных погостах. Древние могильные плиты и леденящие кровь каменные изваяния, старинная часовня и приведения старожилы – всего этого нет… Есть несколько неухоженных, забытых родственниками могил, вокруг которых уже давно кипит жизнь.

Кладбищу не повезло. Волею судеб оно оказалось в самом центре рабочего городка, и вынуждено было подвинуться: сначала для строительства домов, затем для котлована, на месте которого вскоре выросла очередная школа. Долго еще окрестные собаки таскали в зубах человеческие кости, в знак победы жизни над смертью.

Вскоре кладбище потеряло всякую власть. На его, некогда покойном теле, рабочий люд проложил удобные тропинки, деревянные кресты и заборчики спалили в печках, металлические оградки пошли в ход на хозяйственные нужды. Теперь, посреди погоста, местные ребятишки играют в футбол, нарушая покой и вековое молчание мертвецов, командным топотом, криками и не цензурной бранью.

Здесь все о тебе знают. Все и всё, потому что собирание и распространение сплетен, одно из немногих развлечений. Рабочий квартал любит чужую беду, любит треск костей, кровоподтеки, полуночные крики, суету у подъездов. Но больше всего он любит смирение.

Всю мою жизнь я  наблюдаю смирение, чудовищную покорность обстоятельствам… То, как в одно и то же время, тридцать лет подряд из дома выходит моя мама. Выходит всегда, чтобы не случилось: в мороз и бурю, под проливной дождь и ураганный ветер, зимой и летом, просто потому что железная дорога работает постоянно, без выходных и перерывов на обед.

Скорым шагом, не оглядываясь на тоскливые желтые пузыри окон, она приближается к пешеходному мосту, берется за перила и стоит так пару минут, сосредоточенно думая о чем-то. За тем, переведя дух, начинает подниматься. Через четыре минуты на станцию прибудет электричка, которая унесет ее в своем неуютном вагоне с деревянными скамьями, на другую станцию, как две капли воды похожую на эту. Там она восемь часов будет выполнять свои служебные обязанности, так же как миллионы других серьезных и печальных людей… Затем она опять сядет в неуютный вагон, привычным жестом извлечет из сумки кроссворд, футляр с очками и автоматическую ручку. Открыв газету на последней странице, мама прочтет пару анекдотов, улыбнется, вспомнит обо мне и подумает: «А жизнь не так уж плоха! И все бы ничего, если бы не этот бесконечный визг вагонных колес».


13 февраля 2012