16. Прошу повернуть! Исход

      - "Корзина, картонка и маленькая собачонка...", - зашептал мне на ухо Джек,  и я кивнул:  происходящее очень напоминало сюжет любимого с детства стихотворения.   
      Только собачек было даже две, беленьких, остромордых, с хвостом колечком,  плюс клетка с канарейкой,  да и чемоданов, саквояжей и корзин - тоже в два раза больше, чем у памятной всем Маршаковской Дамы.               
      Нас  попросили  помочь:  отвезти на вокзал и посадить в вагон  знакомую Гии Маргвелашвили,  художницу-искусствоведа Шевякову Татьяну Сергеевну.               
               
      Мы, студенты, давно привыкли быть на подхвате.  Еще не забылось, как приобрела новый спальный гарнитур  тетка Джека,  стоматолог,  богатая и прижимистая, настырная, со сверлящим взглядом, буравящим тебя, как ее собственная бор-машина.               
      Она  достала по блату новую мебель, венгерскую, и мы с Джеком все утро разгружали автофургон и переносили  на четвертый этаж новенькие полированные тумбочки, большущий гардероб, который едва пролез через входную дверь и никак не хотел вписаться в поворот коридора, кровать - двуспальную, с громадным вставным пружинным матрацем,  туалетный столик,  низенькие кресла...               
      С матрацем вышел конфуз: снизу,  из обтянутого  белой тканью каркаса,  предательски торчал гвоздь.  И когда мы опускали матрац в прямоугольную раму кровати,  этот гвоздь прочертил на полировке у изголовья глубокую борозду,  прочертил с таким скрежетом, что Джековой тетке сразу  стало плохо.               
      Тетку  отпаивали корвалолом, а Джек вполголоса комментировал:               
      - Когда папу,  ее родного брата,  посадили на пять лет,  она переживала гораздо меньше!  - Я с самого начала видел  этот гвоздь...               
               
      Запомнился еще переезд моей доброй знакомой  Елены  Федоровны,  на  Смирнова,  у Черной  Речки,  из двухкомнатной  квартиры на первом этаже в трехкомнатную,  в соседнем подъезде...               
               
      Так что теперь, оказавшись в квартире Татьяны Сергеевны,  мы со знанием дела быстро перетащили в такси все ее вещи.  Правда,  сами в машину не поместились - наняли еще одну.   В поезде на  Москву  у  нашей художницы было забронировано целое купе - да и как могло быть иначе со всеми этими вещами и живностью?       
      Мы помахали ей с платформы;  она ответила нам - одна,  за голубыми занавесками  беззвучно заскользившего мимо нас вагона.         
               
      Это происходило в  первый приезд  Джека в Тбилиси.  Все было  для него тут новым:  и воды Лагидзе на Руставели,  и подающиеся к ним горячие слоеные хачапури,  и крики разносчиков мацони по утрам - мы спали оба в саду под ореховым деревом, и, проснувшись, кололи и ели недозревшие орехи с тонкой,  еще горчащей желтоватой пленкой,  обтягивающей молочно-белые,  похожие на человеческий мозг ядра.               
      Как давно это было! - наши забавы:  стрельба из лука,  из пневматической винтовки  по выложенным на столе в беседке плодам граната, тут же съедаемым в качестве приза за попадание.  Знакомство с моими бывшими одноклассниками,  прогулки  по окрестностям, по Старому  Городу...               
               
      Прошли годы.  Джек исчез из нашей жизни, старые друзья разъехались по разным городам.  Я жил теперь в новом районе, на 7-м этаже 14-этажного дома. Недавно у меня родился уже третий ребенок, девочка.               
      Жена сидела дома с детьми - какая служба с тремя малышами на руках? Мне приходилось искать какой-нибудь приработок.               
      Помогло то,  что оба мы умели печатать.  И то, что у нас имелась пишущая машинка.  Мы стали брать работу на дом - печатать чужие статьи, переводы, сметы на строительство.               
      Вот тогда появилась в моей жизни вторично Татьяна  Сергеевна.  Появилась опять благодаря Гие - оказалось, она ищет,  кто бы перепечатал рукопись ее новой книги - "Монументальные росписи церкви  Спаса на Нередице".               
      Она сильно изменилась:  тогда, на вокзале,  мне запомнилась  круглолицая румяная  женщина с быстрыми, четкими движениями.  Теперь передо мной была старуха,  сгорбленная,  с козьими щеками,  только глаза ее оставались молодыми, блестящими.  Мы  сидели на  кухне;  рядом с нею на желтом пластике  стола лежали сотни страниц, исписанных не слишком разборчивым почерком.               
      Работа оказалась непростой.   И проблема  была не только в почерке.  Новыми, не всегда понятными были многие слова, выражения.  К примеру, "Христос, Ветхий  денми" - оказалось,  так называют  изображение  Христа  старцем,  изображение редкое,  противоречащее факту окончания земной жизни Спасителя в возрасте тридцати трех лет.               
      Вспомнилось, что мы - почти соседи:  ее однокомнатная квартира на первом этаже находилась тоже на набережной, в пятом квартале. Телефона у нас  не было,  мобильники появились лишь 20 лет спустя.  Приходилось встречаться,  обсуждать написанное.  Слог,  сбивчивый и очень насыщенный профессиональными терминами,  поражал почти полным отсутствием пунктуации.  Предложения растягивались на страницу,  на две,  и в этом кружеве описаний и примечаний постепенно утрачивалась нить повествования.               
      Вскоре  Татьяна Сергеевна поручила мне не только печатание,  но и правку,  и разбивку -  редактирование текста.               
      Мы обсуждали рождающуюся книгу за чаем - кофе Татьяна Сергеевна любила меньше - за чаем с кизиловым вареньем,  и постепенно я узнавал все больше об этой необыкновенной женщине.               
      Сейчас она писала о своем любимом храме - новгородской церкви  Спаса на Нередице, сохранявшей до Войны уникальные росписи 12-го века. Храме, о котором Николай Рерих сказал: " Спешите зарисовать , снять, описать красоту нашей старины" - сказал, словно предчувствуя скорую гибель уникального творения, "абсолютно законченного неповрежденного фрескового цикла".               
      До этого  десятилетиями  ездила она по всем уголкам  Грузии  и снимала копии  разрушающихся от времени и небрежения фресок Средневековья. Работала, чаще всего в одиночку, на лесах, под куполами древних храмов, нередко в сырости, всегда без нормального освещения. Результат этой работы настоящего подвижника Культуры - копии практически всех ныне утраченных фресок - хранится теперь в Историческом Музее Грузии, а моя собеседница стала Заслуженным Деятелем Культуры:  "За 62 года работы ею исполнено более 600 квадратных метров копий - факсимиле фресок - неоценимый вклад в исследование и сохранение Мировой Культуры".       
               
      Как трагически складывалась ее судьба в годы Гражданской - до переезда в Грузию!  Урожденная Княжна  Щербатова,  Рюриковна,  из древнейшего рода - на стенах ее комнаты я видел непонятно как сохранившиеся  портреты предков,  царедворцев и сановников Империи - она чудом уцелела после Революции.  Муж ее, художник и искусствовед Шевяков,  был сослан и казнен в Соловках.  Убитую горем молодую женщину "органы" не оставляли в покое, навязывали "сотрудничество"...               
      Удивительно, откуда у нее взялась смелость ответить на это предложение:   
               
      - Вы знаете, в нашей семье все всегда были монархистами.  Но жандармам руки никто не подавал!               
      - Вы сравниваете нас с жандармами?               
      - А вы думаете - вы лучше?!               
               
      По-видимому, ее сочли полоумной. И оставили в покое, на свободе.          
      Она не любила вспоминать ту,  Прежнюю Жизнь.  Но некоторые ее фразы удивляли.  Как-то  она обмолвилась о практически полном исчезновении  Старой  Знати в России.
               
      - Ну как же, - попробовал возразить я, - вот недавно моя московская кузина Ирина вышла замуж за Александра  Ланского.               
      - А, - откликнулась Татьяна Сергеевна с явным пренебрежением в голосе, - эти,  графы...               
      Да,  графский титул был введен в России  при Петре Первом,  а Ланскими получен  /вспомним "Однодум" Лескова!/  только в царствование  Александра Второго.             
      Встретить это отношение Родовой Знати - что там к Ланским,  даже к Романовым,  как к выскочкам,  встретить эту усмешку на 65-м уже году Советской Власти!...               
               
      Вскоре, однако, и эта власть зашаталась.  На проспекте Руставели стояли палатки,  в них сидели объявившие голодовку студенты-националисты,  требовавшие для Грузии независимости.               
      Какое дело было им до Татьяны Сергеевны,  жизнь положившей на изучение и спасение памятников их же собственной родины?  До остальных русскоязычных?   "Чемодан, Вокзал, Россия!"...               
      Все это не просто выкрикивалось,  писалось на заборах.  Возбужденные рассуждениями о том,  кто тут "гость",  а кто - "хозяин", соседи забили Татьяне Сергеевне гвоздями входную дверь.  Несколько дней несчастная не могла выйти из дому. Когда мы ее навестили, она, потрясенная, в растерянности от происходящего,  даже не узнала меня.               
      Это была наша последняя встреча. Мы уехали, вернее, бежали из когда-то родного Города в конце 90-го года, бежали, чудом успев продать свою квартиру.  Татьяна Сергеевна свою бросила.  И уже девяностолетней  доживала оставшиеся дни у дочери в Подмосковье.               
      Что сталось со всем,  что встречало меня в ее Дигомской квартире - случайно  уцелевшем островке Старого Мира - с этими старинными портретами, книгами,  с ее собачками, птицей?  Не знаю.               


Рецензии
Добрый вечер, Александр! Вот и закончился визит в гости в замечательный дом на двери которого красуется старинный звонок вокруг которого расположена надпись "Прошу повернуть". Что хочется сказать прежде всего? Наверно то, что несмотря на разную кровь текущую в ваших сосудах, места в которых вы выросли, воспитали вас, как "старого тифлисца", что вы подтвердили не только своей манерой и стилем рассказчика, но и своей сутью, стоящей за написанными строками. Когда их читаешь невольно на ум приходит легенда, как Бог подарил грузинам землю, которую хотел оставить себе. Вот только не знаю, сумеет ли Грузия сохранить свой тот менталитет доброты и юмора, каким его застали мы. Будем надеяться...
Спасибо, Александр! :-)))

Николай Таурин   24.05.2025 00:12     Заявить о нарушении
Спасибо, Николай, спасибо за Ваш отклик, за интерес к написанному мною, за доброту и понимание! Ваш Александр

Александр Парцхаладзе   24.05.2025 09:21   Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.