Короткое счастье под Рязанью

        Мой брат Лева пригласил нас на свою дачу под Рязанью, - его новое приобретение, которым он очень гордился.
    Выехали из Москвы. Ехали долго. Следовали за громадным самосвалом, обдававшим нас черными парами мазута. Тетка моя нервничала, требовала, чтобы Лева обогнал вонючий грузовик. Лева не ее стенания не обращал внимания, сидел не шелохнувшись, напряженно вцепившись в руль своей машины. Это были, конечно, Жигули, ибо все происходило в восьмидесятые.
     Дорога петляла, по ее сторонам время от времени возникали груды искореженного металла, - остовы автомобилей, попавших в аварию, которые никто и не думал убирать. Внутри меня зрел протест, - да нужна ли она, такая дача?
    Приехали, и мое настроение чудесным образом переменилось. В доме приятно пахло деревом. Сад был огромный, - целых семьдесят соток! Яблони и вишневые деревья, - темные ягоды, уже вполне созревшие, поблескивают на солнце. СОБСТВЕННЫЙ пляж, красивой длинной дугой огибающий озеро. И тепло, гораздо теплее, чем в Москве!
    В центре деревни - живописные руины полуразрушенного храма. Вокруг - бескрайние поля, совершенно заброшенные. Воздух кристально-чист. Рев тракторов и рокот комбайнов не нарушали благословенной тишины, ибо их просто не было.
    Прошли по тропинке через посадки. Под ногами - россыпи грибов, грузди и бесчисленное множество свинушек. Тогда еще никто не знал, что свинушки вскоре объявят ядовитыми. Мы их солили, получалась отличная закуска.
    Лева влюбился в Рязанское раздолье и
 стал звать друзей, знакомых - приезжайте, покупайте! Земля была недорогая, а советские деньги еще что-то стоили.
    Он обладал талантом объединять людей, и вскоре в вымирающей деревне поселились еще две семьи москвичей. Да еще я с дочкой приезжала. Воскресные дни превращались в настоящий праздник. Обедали то в одном, то в другом семействе. Шутки, смех, приторно-сладкий вкус “вишневочки”- приятного домашнего вина.
    Как-то я провела там целых две недели - с дочкой и племянницей. Зная мою лень и глубокое отвращение к кулинарии, Рита, жена Левы, оставляла нам на неделю бидон вкуснейшего борща и целую кастрюлю котлет, которые нужно было только разогреть. Лева наколол дров, просил меня топить печь, чтобы девочки не простудились.
    Печку топить я, конечно, не стала. Девчонки перешли в летний домик, никто не заболел. Лева приехал в пятницу, открыл дверь, оттуда на него пахнуло сыростью и холодом. Бросился топить печь, даже не отдохнув с дороги, не поужинав. Но - никаких упреков.
    Утром загорали на личном Левином пляже. Девочки наши входили в прохладную августовскую воду и тут же с визгом выскакивали. Их подружка Таня, приехавшая из Рязани, могла стоять в воде часами. Поводила смуглыми плечиками, говорила нараспев:
    - Воздух теплый, вода теплая. Почему вам холодно? Не понимаю...
    Таня любила поспать, и ее мать будила ее тумаками. Они с матерью часто дрались, - по-настоящему, с кулаками и синяками. Потом мирились, обнимались и хохотали. Обе были веселые, жизнелюбивые.
    Мужчины в деревне спивались. Пили с десяти лет. Ловили рыбу в пруду и выменивали ее на самогон. А их потомство… Нетрезвый брат изнасиловал родную сестру, у них родилась дочка с синдромом Дауна. Ей было девять лет, она бродила по деревне в чистеньком платьице, всем улыбалась, всем говорила одно и то же, - Ты кто? Я наклонилась к ней, погладила ее русую головушку. - Я тетя Оля. А она мне снова - Ты кто?  Платье из яркого ситца, и вся она похожа на маленького попугайчика. Грустно. Вспомнились слова Маккарти: Если Бог хотел бы вмешаться в процесс вырождения человечества, неужели Он уже не сделал бы этого?
     В субботу приехал мой муж Саша. Пошли на холмы собирать луговую клубнику. Взяли с собой баночки. Лева улыбнулся, - нужно идти с ведром. Я не поверила, но все же заменила баночки бидоном. И уже через час он был весь полон ароматной луговой клубникой.
    Саша вызвался сходить за водой. Колодец в деревне был всего один, возле него висело ведро, прикрепленное к шесту. Саша опустил ведро в колодец, оно там за что-то зацепилось и слетело. Саша пытался поймать его шестом. Ловил долго, не меньше часа. Не поймал, только взбаламутил воду в колодце, она сделалась грязно-желтой. Вся деревня на выходные осталась без воды. Пили молоко и распоследними словами ругали Леву и его гостей-москвичей.
     Вечером появился деревенский пастух. Нетвердой походкой направился к колодцу. В руках его была "кошка"- приспособление с крючьями, похожее на гарпун. Он закинул эту жуткую штуковину в колодец, сопроводив могучий бросок трехэтажным матом, и с первого раза вытащил злополучное ведро. Но вода в колодце прозрачность обрела не сразу и еще несколько дней оставалась непригодной для питья.
    Все воскресенье Лева и Рита возились со шлангом, поливали каждое деревце в своем огромном саду. Мы с Сашей отдыхали. Вечером собрались уезжать.
    Племянница моя Аленка, распахнув свои наивные глазки, отороченные длинными ресницами, продемонстрировала свое детское простодушное гостеприимство.
    - Приезжайте к нам еще, тетя Оля! И вы, дядя Саша, тоже приезжайте!
    Я взглянула на Риту и рассмеялась, - в ее глазах отразился настоящий испуг.
    Весной в деревне случился пожар. Огонь перекинулся на Левину дачу, она сгорела дотла. Весь свой отпуск он вставал в шесть утра, работал до позднего вечера и за месяц отстроил новый дом. А потом продал и дом, и всю свою землю - великолепный чернозем! - фермерам.
    Что там теперь? Вишневый сад, наверное, уже вырубили. Он был старый, и вишня в нем была кислая, только и годилась на варенье да на “вишневочку”- положишь побольше сахара, и через год уже можно пить. Полуразрушенный храм растащили на кирпичи. Это ведь не Москва и не Соловки. И только вредные свинушки солят по-прежнему, как солили и двадцать, и сто лет назад.