Последний человек

Я выкарабкалась из своего укрытия ближе к полудню. Слишком мало сил осталось, чтоб отталкивать внушительные камни, перекрывающие вход в мое убежище. Каким образом мой брат их так легко столкнул?
Рюкзак пришлось протаскивать за собой. Он был полупустой. Это одна из причин, почему мне жизненно необходимо вылезти из-под глыб. Вторая – срок истёк. Брат сказал сидеть здесь около двух дней. Он пихнул меня вниз, нацепил последний работающий датчик, скрывавший мое существование от всех этих монстров, а после крикнул, чтобы я не высовывалась как минимум два дня.
Ну вот я здесь. Голодная до жути, уже чувствующая жажду и усталость. Но мне можно выползать. Я в относительной безопасности.
Куда мне идти? В лагерь нельзя. Там и лагеря-то, наверное, не осталось. Только кучка  вещей, разбросанные по округе да тела людей, что не успели сбежать. Нас с братом тревога застала в городе, когда мы бродили по округе и любовались развалинами. А потом – крик по рации, суматоха, брат толкает меня. И конец. Так что нет у меня больше этого самого лагеря, который с натяжкой можно было назвать «домом».
Вокруг стояла давящая тишина. Абсолютная тишина. И было в ней что-то невероятно страшное, что хотелось бежать и кричать. Это можно было устроить. Дело вовсе не в том, что из-за криков меня могут найти. Скорее по ним-то как раз не найдут. Им важно сердцебиение. Но не крик. Просто если я закричу, то мне никто не ответит. Вот в чем ужас концов света – ты в какой-то момент оказываешься абсолютно один.
Я не верю, что осталась одна. Брат говорил про то, что за океаном наверняка есть такие же группки людей. И с ними непременно нужно встретиться, объединиться. Мы должны стать едиными, чтобы противостоять этим существам, прилетевшим с неба и вознамерившимся уничтожить человечество. 
Наверное, это и есть ответ, куда мне идти. Куда-то вперёд, пока не уткнусь прямо в бескрайние воды, а там плыть по волнам навстречу неизвестным людям, которые примут меня. Обязательно примут. Если хочешь уничтожить вражду между народами, нациями и религиями, то нужна свалившаяся с неба угроза, которая докажет, что границы – ничто. Все умирают одинаково.
Я обернулась. В какой стороне океан-то? Брат говорил, что, собственно, нужно просто идти вперёд и обязательно найдешь его. Всё окружено океаном. Рано или поздно придёшь к нему. Но какое из всех «вперёд» выбрать?
У меня только нож. Против этих монстров нож – это ничто, но вот для добычи еды самое то. Но, если честно, лучше найти что-то ещё. Палку там. Дубасить палкой монстров звучит привлекательней.
Моя первая цель – палка, к которой я смогу привязать что-нибудь острое. Возвращаемся к древности. Снова копья!
Я прошла несколько кварталов этого старого и разрушенного города. Зашла так далеко, что перестала узнавать сваленные бетонные глыбы. Подумать только, раньше эти бетонные коробки ставились друг на друга, а внутри жили люди. Как в ячейках. У каждого – своя. Раньше люди жили как муравьи, доведя свои муравейники до совершенство. А вот сейчас вновь пришлось собираться в кучки и спать всем вместе, чтобы чувствовать тепло других людей и знать, что ты не один.
Я буду одна. Это будет первая ночь, когда меня не будет обнимать брат.
Брат – редкостный храбрец. Я никого и не помню, кроме него. Потому что брат – это всё для меня. Единственная причина, почему я еще не утопаю в слезах – это тот факт, что брат бы этого не принял. Он говорил, что это случится. Рано  или поздно. Потому что нас мало, а они – могущественные боги. Если, конечно, сравнивать с нами. Брат говорил, что где-то в бесконечной вселенной есть и их боги, которые мановением руки уничтожают их города. Но от них не стоит ждать спасения. Мы сами по себе. Хватит с нас быть богами, пора наша очередь быть муравьями.
Но вот и брата не осталось. Есть только я. Последний муравьишка.
Я нашла палку. Большая, толстая. Золото, а не палка. Уже представила, как затачиваю камень, прикрепляю его к концу палки и иду рыбачить. Что ж, рыбачить я умею. Брат не успел научить меня всему на свете, но уж выживанию отлично выучил. Добыть еду, развести костер, найти место для ночлега. Я смогу продержаться одна. Я должна. Потому что пока я – единственный человек на всей Земле.
Это так глупо. Планета большая, просто огромная. Разве может тут остаться одна-единственная девочка? Да ни в жизнь. Где-то сидят ещё люди и думают, что тоже одни. А я приду к ним. Непременно приду. Сколько будет радости-то!
Но во рту пересохло, а этот город никак не кончается. Я знаю, что где-то тут должна быть вода. Иногда я её слышу, иду в ту сторону, но блуждаю и выхожу на ту же улицу. Карта у брата в кармане. А брата больше и нет. Я могу лишь блуждать.
Датчик мирно мигает на моей шее. Он был самым последним. Мы с братом носили его по очереди, но как-то не обсуждалось, что в случае опасности его напялят на меня. Почему все так хотят спасти самого младшего? Я умру быстрее, чем мой брат. Но спасли меня.

Через три квартала я натыкаюсь на долгожданный ручеек и наполняю фляги. Вода отвратная, но я рада. Мне предстоит долго идти, поэтому я вытерплю всё.
А между делом вечереет.

Это случилось как-то само собой. Датчик сломался. Вот так смешно, просто и мгновенно. Он стал ненужный игрушкой на моей шеей. Теперь я могу лишь надеяться, что эти монстры где-то далеко и вообще не заметят меня.  Но вероятность так мала.
Настолько мала, что, заворачивая за угол и выходя к огромному полю, где наконец-то глыб становиться меньше, я замечаю то, чего больше всего боялась.
Монстра.
Что он такое – не объяснить. Они представляют из себя каких-то страшных существ, не похожих толком ни на каких-то чудовищ из сказок, ни роботов. Они – что-то среднее. Но глаза у них живые, большие и полные злобы. Их оружие не оставляет крови и загнивающей раны. Просто мгновенно парализует. Нам рассказывал это один выживший старикан без руки. Они промазали, задели только мизинец на руке. Но его рука – вся, полностью – онемела. И он без колебаний отрубил её.
Если они попадают в сердце, то ты не жилец. А они всегда попадают.
И вот, передо мной этот монстр. С одной лишь поправкой. Передо мной был ребенок.
Это было очевидно, как очевидно, когда ты видишь вроде рослую собаку, но по движениям, по взгляду понимаешь, что это щенок. Как видишь высокого человека, но по каким-то действиям понимаешь, что он еще подросток.
И я видела этого монстра и твердо знала, что он ребенок. Если бы мы жили в одном мире, то были бы мы ровесниками? Дружили бы мы? Враждовали?
Но он смотрел на меня. И, наверное, тоже пытался осмыслить, что видит перед собой беззащитную девочку. Девочку-ребенка. Подростка.
Взрослые безжалостны, но даже иногда у них рука дрожит убить ребенка. А сейчас ему предстоит лишить жизни кого-то такого же, как и он – простого ребенка.
Поэтому я всё ещё жива, хотя прошло  уже пару минут.
— Ты являешься последним человеком на Земле, — сказал неуверенный голос, а после монстр поднял своё оружие.
Ясно.
Я всё-таки одна. Нет смысле идти до неизвестного океана, нет смысла плыть куда-то. Я – одна. Совершенно одна. И после меня планета будет пуста. Им осталось убрать самого последнего человека. И эта честь выпала ребёнку.
— Ты убьешь — спросила я, будто это было не очевидно.
Переводчик, встроенный в его, как я понимаю, шлем, прошуршал что-то.
— Это мой долг, — ответил монстр.
И, боже, какие он испытывал муки, произнося это. Мы – дети. Стоим друг напротив друга. Что может быть ужаснее? Смогла бы я вынести это, будь я на его месте? 
Всё это глупо. Он знает, что это его долг. Он выполнит приказ. А я могу лишь тянуть время, будто из-за кустов выпрыгнет брат и спасет меня, а после мы найдем других людей.
Сказки.
Я – одна. Больше нет никого. И брата больше нет.
Я и не заметила, как крепко сжимала нож и палку. Будто с этим оружием я могу противостоять полумашине-полуживотному, которое превосходит меня по скорости и силе. Нет, глупости.
Поэтому я разжала руки и почувствовала облегчение. Я даже не знала до этого момента, какую действительно силу прикладываю.
Я вспомнила слова брата. Он говорил, что если уж останется последним человеком на Земле, то сложит оружие, раскинет руки в приветственном жесте, будто готов обнять каждого, а после примет всё то, что будет впереди. Не потому, что он сдастся. А потому, что не хочет, чтобы кто-то там, с неба, запоминал людей как жестоких, беспощадных и жадных до убийства. Нет, пусть запомнят людей как тех, кто любит мир, кто хочет мира всей своей душой. Это не означает «сдаться». Так он бы показал, что земляне выше своих врагов.
И я раскинула руки в приветственном жесте, закрыла глаза и улыбнулась.
— Тогда вперёд, — сказала я.
Я не видела монстра. Я не знаю, что случилось с его лицом. Он поднял свое оружие, я слышала этот звук.
Единственное, чего я не услышала – звук выстрела.