Айн-цвай-полицай...

Айн-цвай-полицай
----------------


Судьба моя складывалась так, что были у меня в те старинные советские времена знакомые иммигранты-антифашисты еще довоенных времен и детки, разумеется, их. Много интересного узнал я от них насчет неопытного, в чем-то даже романтического, отношения к Советскому Союзу в среде интеллигенции западных стран (по крайней мере - в части интеллигенции, скажем так) то есть об их наивно-доверчивом отношении к СССР, об уровне довоенного среднего образования в той стороне и о многом другом таком. Вспомним, как это несравненная наша Рина Зеленая что-то из Энтина пела от радости, что Буратино в болоте ее навестил:

Затянулась бурой тиной
Гладь старинного пруда,
Ах, была как Буратино
Я когда-то молода!

Был беспечным и наивным
Черепахи юной взгляд.
Всё вокруг казалось дивным
Триста лет тому назад...

Так и тем замечательным людям очень многое дивным, очаровательным, милым казалось в юные их времена...

А конкретно образ черепахи - это отнюдь не про них. Один из тех моих знакомцев на нашей Великой Войне с нашей разведкой гулял по ближайшим немецким тылам и, пользуясь натуральным своим языком, жестко снимал часовых - он за родину Австрию мстил. Был он ранен и остался у нас. Отец другого - просто погиб на войне. Так что не черепахи то были - боевой был народ. (Впрочем, улыбнемся над ними чуть-чуть: мамаша третьего знакомца весьма преклонных лет, действительно, черепаху в театре чисто внешне могла бы сыграть, что не стало бы дивным в ее года. Однако такой возможности не представилось в этом ей, ибо в театре и тростиночку так нарядят - что за черепаху сойдет, были б талантик да драйв.)

Так вот однажды за чайком-кофейком, в простой приятельской беседе с одним из моих друзей, потомком наивного, но решительного поколения просоветских мечтателей оттуда, я между делом спросил, отчего это немцы своего Лесного Черта Лешего - то есть Вальдтойфеля - еще и Рюбецалем зовут; ведь Рюбецаль - это вроде бы Репосчет, разве это не так? Он что, еще и в арифметику вник до степени репку считать?  И приятель, все еще писавший матушке письма по-немецки, если надолго куда-нибудь уезжал, историю Лесного Черта мне поведал, которую я "своими словами" (как требовали в школе) вам перескажу.

Память, увы, не такая уж стала, как в былые года, но беда, надо думать, в данном конкретном случае не так уж и очень, чтобы была велика (хотя в иных случаях - это, конечно, беда.) Вот наш известный писатель А.Н. Толстой всего Пиноккио начисто переиначил - и ничего, все сошло ему с рук. А почему? - А потому, что он, как честный бывший дворянин, во всех своих предисловиях к Буратино открыто на Пиноккио намекал. Так вот и мы по тому классическому примеру прямо в логово Вальдтойфеля Черта Лесного той же тропинкой пойдем.

---------------------

Жила-была однажды чудесная девочка Гретхен, вся милая такая, в передничке, чулочках - заглядение просто, и воспитана Гретхен была замечательно - чай, из строгой, серьезной семьи. Но однажды, осенью уже, случился с ней казус. Не то в школе она русской истории начиталась с лишкОм невзначай, не то что-другое по осени с ней приключилось, то ли просто какой-то беспечный каприз - но потянуло ее, когда она из школы домой возвращалась, в лес одной заглянуть, букетик красивых осенних листьев собрать, как старшая сестрица ее, Анхен, недавно с подружками собрала. А там ее Леший - цап! - и к себе уволок. Сначала она просто внешне ему приглянулась, но как только она опомнилась и заговорила - так он растаял ваще. Представьте себе, вместо бранного слова "Вальдтойфель" она "господином Вальдмейстером" стала его называть. Также она и логово "Вальдмейстера"  очень вежливо неприбранным немножечко нашла - заметно, что хозяйки тут нет. Но это ничего, она поправит. Очень ей понравился и огородик Вальдтойфеля около дома, в котором репа росла. Вальдтойфель репу уже убрал и в кучку на просушку сложил.

- "Отчего это репа такая маленькая у вас, герр Вальдмейстер? - спросила хозяина она - разве вы не считаете ее? Наши крестьяне всегда считают, и от этого она очень большая, крупная и сладкая растет."
- А это как? - полюбопытствовал Вальдтойфель.
- А вот так. - ответила Гретхен:

Берете репку в одну руку и говорите: "айн-цвай-полицай!",
затем берете ее обеими руками, как бы очень тяжелая она, говорите "драй-фир-шпринген вир!" и прыгаете как можно выше - топ-топ-топ! Это значит, что она должна мощно расти. И кричать эти слова нужно как можно громче, чтобы сладкой была. Затем кладете эту репку в новую кучу и берете другую. А когда куча кончится, желательно повторить, чтобы надежнее было. И тогда на следующий год репа вырастет - просто чудо, сладкая и большая - как у нас... Ну, вы занимайтесь тут, а я пойду в домике приберусь, а то и правда, что-то пыльно у вас и трухи слишком много...

С этими словами Гретхен как бы в домик ушла прибираться, а Леший-то наш, дурачок, стал прыгать и орать: "Айн-цвай-полицай! Драй-фир-шпринген вир!" - и, по правде сказать, это новое занятие очень понравилось ему, он увлекся и про Гретхен забыл. А хитрая девочка Гретхен потихонечку-помаленечку за домик-то зашла и тихонечко-тихонечко стала оттуда удаляться и слушать, как "герр Вальдмейстер" свое "айн-цвай-полицай!..." орет. И чем дальше она уходила, тем слабее и тише эти вопли слышались ей. И как только совсем не стало бедного Лешего слышно, припустилась она со всех ног и скорее-скорее прибежала к себе домой.

Это приключение бесстрашной находчивой Гретхен очень позабавило селян, и они с тех пор "господина Вальдмейстера" еще и Репосчетом-Рюбецалем зовут. А как только сей "Вальдмейстер" понял, что милая внешность обманчива, а девочка просто одурачила его, он возненавидел людей и стал всячески пакостить им. Почему-то особенно он полицию невзлюбил, хотя в этой истории полиция ну совсем ни при чем была, только слово такое удобное Гретхен в рифму сюда приплела...

----------------


Уж сколько времени с той поры пролетело, сильно поредели леса, ослабела природная нежить, и неизбежные перемены даже Вальдтойфеля не обошли. И без того он не шибко красивым был с виду, теперь же совсем он лишайником серым оброс, мохом влажным, зеленым - и совсем стал теперь на корягу лесную похож. И не прыгает больше, все больше в папоротнике лежит. И домик его развалился совсем и сопрел, и репа больше уж рядом с ним не растет...

За лесом старая дорога расширилась, окрепла, там сложилось село. И хотя проживают в нем серьезные, умные люди - ремесленники, сапожники, мельники да пивовары, тем не менее почему-то это село называться стало  Люстдорф, что значит "Веселый Поселок" - если кто знает тот диалект. И тропинка с тех пор проложена через поредевший, частично расчищенный лес. И хотя не все жители знают теперь уж историю эту, тем не менее по старинной привычке ту тропинку Греткиной дорожкой зовут, то есть "Гретхенпфад" на местном том языке.

А селяне той стороны, бауэры да бурши, возвращаясь в свое захолустье с пивного праздника в большом соседнем селении Люстдорфе, проходя тропинкою через лес, рядом с буераками, оврагами да холмами, совсем уж непроходимой чащобой заросшими, в шуме осеннего ветра да непогоды, слышат порою как бы бормотание невнятное и плач: "айн-цвай... ууууаааауууу...драй-фиир...уууу" - и суеверно, неуютно становится им, скорее стремятся они это темное место пройти. Даже странно подумать, что было бы там, если бы фройляйн Грета не сумела бы в те стародавние времена так удачно оттуда сбежать...

------------------
 

Извиняюсь за примечание, но не у всех же читателей в школе был именно этот иностранный язык:

...Драй-фир-шпринген вир! = три-четыре-прыгаем!