Аревик значит солнышко

Аревик – по-армянски значит солнышко. А Софико Чиаурели – грузинская актриса, народная артистка Грузинской ССР, она же и народная артистка Армянской ССР, по крайней мере, за два феноменальных фильма «Цвет граната» 1968 года Сергея Параджанова и «Аревик» 1978 года.

Второй фильм – о сложных психологических отношениях, возникающих на фоне семейной неустроенности эффектной, необыденной, неземной женщины и замкнутого в себе таксиста (Армен Джигарханян), струсившего в ответственный момент и за свою трусость понесшего расплату. 
 
Более того, конфликты шлейфом тянутся за главной героиней. Разведенной и бездетной, сварливой и «глазливой» (этакая ведьмовская деталь, подчеркивающая женственность), эффектной и артистичной, ей трудно мирно существовать на работе (в женском трудовом коллективе) или на съемной квартире, где ее ждет каждодневная грызня с хозяйкой, и при этом ходить с гордо поднятой головой.

По меркам морали советского коллективно-стайного замкнутого мира, а уже тем более армянского просто-напросто герметичного родового менталитета, совершенно понятно, что героиня не вписывается в статус скромной порядочной женщины, ходит по краю, балансируя между нравственным падением и сползанием в агрессию.

Не знаю, на что рассчитывали режиссеры, пригласив на роль неординарной героини неармянскую по национальности актрису, но эффект получился отменный. Каждый нацмен, живший или живущий в Армении (а нацменов, надо сказать, очень немного по ту сторону Кавказского хребта), поймет: фильм Аревик – о нацменах и их судьбе. И тот эффект, что Софико Чиаурели, играя армянку и внешне практически неотличимая от кавказских соседей-армян, парадоксально составляющих среду, которая вот-вот «заест», усиливает момент внутренней инакости – я же сказал вначале: неземная, необыденная – главной героини.

При этом Софико Чиаурели могла вполне сойти за армянку. Если бы не жесты. Жесты ее выдают. Это не армянские жесты, а грузинские, танцевальные жесты. Армянки когда танцуют, так руками не размахивают (говорят: в армянских танцах женщинам с занавешенными лицами запрещено поднимать руки выше головы; говорят, эта ложно понятая скромность – наследие арабского владычества и многовекового отсутствия государственности; говорят: армянки были равноправными и даже сражались с мужчинами наравне).

А Софико в кадре просто танцует, резко и порывисто, без этих жестов она бы не сыграла своей роли, и рот, который вот-вот должен быть занавешен, как на статуе женщины с кувшинами, напротив парикмахерской «Зепюр» (сейчас таковой нет), где героине укладывают шиньон, открывает – аж, стыд! Представляю, как было неуютно девочке двенадцати лет, «маленькой Аревик», от порывистых движений «большой Аревик», суматошно дергающей ее то за волосы, то за ворот.

Сцена, когда трое друзей Андраника уговаривают Аревик изменить показания, невыносимая. Но и она показательная. С одной стороны, мужская доминация – привычная отцовско-мужская, она же клановая, правда, против которой не попрешь. Если ты против этой правды, значит ты против всех, а быть отщепенцем в клановом и родовом обществе страшный грех (нацмены это знают). Напряженные, крупные глаза Жоры (Хорен Абрамян) готовы размазать женщину по стенке: эти глаза просто не считаются с ней как с участником диалога, эта глаза вгоняют женщину в предустановленный ей статус, да, не с занавешенным лицом, но и без права выбора.

С другой стороны, пресловутая психологическая драма, которую решает Аревик. Для нее проблема заключается не в том: посадить или не посадить, а в том, что ее ложь «ни к чему не приведет», никому не поможет: трус останется трусом, а сама она аутсайдером, каким и была. Если бы Аревик солгала, то оказалась бы конформистской (конформизм поощрителен в родовой среде), а это значит, что и признала бы полный крах своей самобытности, расписалась бы в поражении на работе и в жизни.
 
И в третьих: Аревик-армянке это испытание было трудно пройти, если вообще возможно, чем Аревик-Софико. Жесты выдают Софико, жесты дерганые, нервные, избыточные. Аревик-армянка проявила бы больше гибкости – той самой гибкости, которая отличает армянку от грузинки. Гибкость, эластичность, врожденная дипломатичность, уступчивость и выражение слабости как орудие женской доминации – вот за что бы держалась героиня, будь она только народной артисткой Армянской ССР. Взаимовыгодный компромисс – вот на что была бы обречена героиня-армянка.   

Возможно, вопреки задумке режиссеров, фильм стал очередным садомазохистским уколом, уже лишенном комической составляющей, как в фильме «Невеста с севера» 1975 года, где разрабатывалась тема болезненного для армян позднего советского времени межнационального брака – и шире: межнационального общения. Аревик внешне такая, как и все (правда, выразительнее и красивее), это свой тип, своя невеста, но несломленная, бесстрашная и бескомпромиссная. Но вот очевидно, к какому образу армянской женщины они возводили свое «солнышко»: грузинской императрице Анне (из фильма о влюбленном в нее поэте Саят-Нова), а через нее – к образам женщин из эпоса «Давид Сасунский»: смелым, скачущим на коне к своим избранникам с мечом в руке и открытым забралом.

2 января 2018,

с видом на прекрасные горы