Человек будущего в житиях ХХ в

ФУТУРОЛОГИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ. ПО АГИОГРАФИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛАМ ХХ- ХХI веков

Святой, представленный в житиях, обладает уникальными способностями человека будущего, которые в научно-фантастической литературе приобретаются при помощи средств научно-технического прогресса: способностью общаться с животными, предвидеть будущее, исцелять.
В новейшей агиографии последних десятилетий и даже лет развиваются традиционные для житий мотивы, которые в целом раскрывают суть футурологической антропологии, не являясь при этом заимствованиями из древних патериков, тем более что их истинность могла и может быть доказана очевидцами. Словом, не будучи плагиатом, описанные чудеса свидетельствуют о духовных законах, которым подчиняется человеческая природа и которые приводят к повторению в определенных условиях одних и тех же чудесных свойств природы человека. Наша задача – понять, какие же это законы и условия, но сначала стоит описать само чудо, точнее одно из самых поразительных чудес в новейшей агиографии. Итак, в житии схиархимандрита Феодосия (Ахилы), изданном по благословению высокопреосвященнейшго Владимира, митрополита Почаевского, и повествующем о целой общине монахов, живших в пустынных горах Кавказа, есть сообщение о том, что в 1967 – 1968 годах, во время строительства на Марухском перевале, что выше Амткельской долины, памятника солдатам, погибшим в дни его обороны, с воздуха обнаружили и стали преследовать, как диких животных, горных пустынников. Однако когда вертолет стал резко приземляться, оттесняя иноков к обрыву, то «произошло явное чудо – монах, который шел впереди, перекрестил перед собой пространство – и все пошли через пропасть, словно под ногами у них была твердая почва» . Интересна и реакция вертолетчика: сдав партбилет, он отказался охотиться не безоружных людей.
Не военное преследование, в именно охота на людей описана Голдингом в «Повелителе мух» (1954). Эта ловля в художественном пространстве романа стала символом предапокалипсических времен, соединяющих в себе технический прогресс и нравственную деградацию.
В антиутопических романах, которым близок шедевр Уильяма Голдинга, эсхатология побеждает хилиазм.
Для антропологической футурологии важен архетип человека-машины или робота, совершенного, как человек. Этот архетип стоит на стыке эсхатологии и хилиазма, утопии и антиутопии. Созданный французским философом Жюльеном Офре де Ламетри (1709-1751) трактат «Человек – машина» исполнен атеистического задора, с которым автор повествует, видя в человеке только плоть, в плоти же сходство только с машиной, часами или животными. Цель трактата – доказать отсутствие души и бессмертия, что не мешает лишенной души особи наслаждаться мыслью – производной мозга, - в чем, по Ламетри, и заключается призвание человека. Удовольствие ощущать себя машиной вновь воскреснет и в пореволюционное время в России, когда будут с восторгом петь слова авиамарша «И вместо сердца пламенный мотор» («Гимн истребителей» (1923) на слова Павла Давидовича Германа).
В результате складывается сциентистский миф о сложнейшем человеко-роботе. Задумаемся же о причинах, прочему этот футурологический миф соединяет в себе хилиастическое и апокалиптическое начало.
Дело, видимо, в том, что НТР является реакцией на интуитивное представление о поврежденности природы человека, которая преодолевается при помощи его интеграции с гаджетами. Поврежденность природы проявляется в смерти и болезнях человека, в несовершенстве его памяти и познавательной способности, а также во множестве чисто духовных и чисто нравственных проблем.
Само стремление преодолеть поврежденность природы человека при помощи технических средств приводит к торжеству хилиазма в восприятии человека-механизма. Сила и выносливость, память и скорость мышления, способность перемещаться во времени и пространстве, читать мысли или общаться на расстоянии – все это и многое другое дает толчок для полета фантазии.
Но поскольку, преодолевая следствия врожденной поврежденности, НТР не избавляет от ее причины, или, говоря на языке христианской антропологии, не избавляет от первородного греха, от того зла, к которому бессознательно склонен человек от рождения, то внедрение гаджетов может совершенствовать и усиливать именно вкорененное в земную природу человека зло, что приводит к эсхатологическому толкованию совершенного человека-робота, ибо появившиеся в 20-е годы в научно-фантастической литературе роботы, тут же начинают бунтовать против своих создателей.
Исключением является творчество Айзека Азимова, который формулирует три закона робототехники, благодаря которым творение остается в повиновении у своего творца. В сборнике его рассказов «Я, робот» происходит интеграция гаджетов не только в человека, но внедрение «Машин» в человечество, причем в качестве правящей расы, гарантирующей мир на земле: «Ведь пока миром правят Машины, серьезные конфликты, при которых какая-то одна группа получила бы преимущество за счет остального человечества, невозможны. Но если вера в Машины будет подорвана настолько, что от них придется отказаться, снова возобладает закон джунглей. И такое подозрение нельзя исключить по отношению ни к одному из четырех регионов».
Христианская антропология приближает к исполнению футурологической мечты об идеальном человеке и человечестве, не прибегая к достижениям НТР, и делает это совершенно иными способами: она знает средство извлечь злой корень, внедрившийся в сущность человека, знает способ преодолеть первородный грех, следствиями которого являются все несовершенства нашей природы, главное из которых – смертность и готовность убивать, например на войне, а не только борется с его последствиями при помощи робототехники и других средств НТР, как это делает фантастика.
Отметим, также, что если в фантастике и происходит всеобщее или частное воскресение, то это никого не радует, - что мы видим в романе «Восстание из праха» Филиппа Хосе Фермера, в фантастических рассказах Эдгара По.
Это связано с тем, что воскресает не обновленный святой человек, и воскресает он не на новой земле, - а воскресает ветхий человек на столь же ветхой земле, поэтому фантастическая литература пытается развенчать христианское учение о воскресении, описывая действительно абсурдную ситуацию: воскресение без преображения, ибо воскресает смертное и продолжает плодить смерть. Именно с готовностью множить смерть борется христианская антропология, рисующая человека будущего, точнее вечного.
Поэтому чаяния хилиастической антропологической футурологии наиболее полно выражает не научная фантастика, а именно агиография. Ибо источник футурологического совершенства в житиях иной – это святость, которую стремится имитировать прогресс и которая является потребностью человеческой природы, но наука стремится к этой цели как бы окольными путями, в то время как агиография описывает путь радикального преодоления жизни в контексте смерти у убийства и других страстей, а также путь обретения сверхвозможностей на основе святости. Однако для святого эти сверхъестественные дары не являются целью и смыслом аскетического подвига, они становятся только его следствием и свидетельством о нем, причем тщательно скрываемым, например, под покровом юродства.  Святой духом преодолевает зависимость от вещного мира: еды или комфорта, обретая в результате власть над стихиями. Например, ходит, над пропастью, как по земле, - что описано в эпизоде из жития подвижника Ахилы.
Условия при которых проявляются сверхвозможности святых собственно и определяются уровнем их смирения и масштабом святости, принципы достижения которой подробно описываются в Добротолюбии, аскетической святоотеческой литературе. Закон, которому подчиняется природа перед лицом святого, выражается в воспроизведении здесь, на земле, райской иерархии, в которой вершиной творения был человек, и все стихии подчинялись ему.
Пример служения стихий человеку можно встретить не только в жизнеописании старца Ахилы, но и во многих житиях, древних и новых, - во всех них по-разному осуществляется власть над ветрами и волнами, явленная Христом в зафиксированном в евангелии чуде хождения по водам (Мф., 14, 22-34).
Приведем еще одни поразительный пример власти над стихиями, заимствованный из жития старца Гавриила Ургебадзе (26.08.1929–02.11.1995), канонизированного в Грузии в 2012 г., а в 2014 включенного в месяцеслов Русской Православной Церкви. Будучи председателем Навтлугского сельсовета, отец святого, Василий Михайлович Ургебадзе, волей-неволей принимал участие в разрушении православных святынь Грузии. «Сын обязан восстановить разрушенное отцом» , - с детства любил повторять будущий старец. Вернувшись из армии, он решил выстроить в собственном дворе церковь: трижды строил – и трижды ее разрушали. Жил впроголодь, тратя весь заработок на возведение храма. И вот однажды к нему заглянул приятель, которого Васико (будущий старец Гавриил) попросил купить мацони, но на обратном пути не открывать дверь без стука, гость же забыл об этой последней просьбе будущего старца и, открыв дверь, увидел: «Васико стоял на лесах, а бочки с песком и известью двигались сами» . «Поскольку не было у меня помощников, Сам Господь оказал милость, и ведра сами двигались, я тут ни при чем» , - разъяснял впоследствии старец.
Это чудо вызывает в нашей памяти научно-фантастические рассказы о телепортации блоков и использовании антигравитации при строительстве пирамид. Сам термин «телепортация» введен американским писателем и исследователем непознанного Чарльзом Фортом (1874–1932), автором книги, известной русскому читателю под названием «1001 забытое чудо», в которой собраны необъяснимые с научной точки зрения факты. Впоследствии телепортация стала излюбленной формой перемещения в научно-фантастических романах.
Отметим, что в агиографии эта форма перемещения появляется задолго до Форта. Так, в житии св. Николая Угодника повествуется о том, что жители Мир Ликийских страдали от непомерного налога, который был узаконен также святым равноапостольным императором Константином, но не по собственной воле, а в результате обмана одного из столичных чиновников, который во время переписи установил налог, приведший ликийцев к разорению и нищете. Защищая свою паству, святитель Николай прибыл в столицу и умолил императора подписать киноварью документ, узаконивающий посильный налог. Но святой предвидел, что сановники василевса будут уговаривать его вновь повысить подати, поэтому, вернувшись в храм Богородицы, святитель молился, чтобы грамота чудесным образом оказалась в Мирах, а затем поместил ее в найденную в храме тростниковую коробочку, отнес к морю и предал волнам, умоляя: «Услышь, Владыко, раба Твоего. Сохрани эту грамоту целой и невредимой и доставь ее к берегу Андриаки, дабы во веки веков прославлялось твое Святое и Преблагословенное Имя».  Молитва святителя была услышана: утром ликийцы нашли в андриакской гавани посланный святителем и скрепленный царской печатью документ, называемый также хрисовулом. Этот эпизод жития Николая Угодника, соединяющий мотив телепортации с мотивом власти над стихиями, является лишь одним из великого множества чудес, давших святителю имя Чудотворца.
В научной фантастике моментальное перемещение на огромные расстояния описано во многих культовых произведениях, таких как «Мошка в зенице Господней» Ларри Нивена, Джерри Пурнелла или «Звезда Пандоры» Питера Гамильтона.
Однако в агиографии не только стихии, но и животные послушны герою житий. Причем часто люди относятся к святому хуже, чем хищники. Приведем несколько примеров. Самый трогательный из них связан с историей Спасо-Влахернского женского монастыря, после закрытия которого в его стенах, ставших стенами дома инвалидов, остались восемь монахинь – лежачих больных, не имеющих родственников. Причем «зимой 1941 года окна были выбиты взрывной волной. Монахини замерзли, и на каждой из них (по рассказам очевидцев) “замерзла их любимая кошечка”» , видимо, согревая свою хозяйку, даже до смерти. В житии старца Гавриила Ургебадзе упоминается о змее, которую, еще будучи ребенком, он обнаружил под сумкой, служившей ему, вынужденному ночевать на улице, подушкой. «Отрок не смутился, перекрестил ее, и змея тут же ускользнула».  Такое послушание она оказала, скорее всего, потому, что отрок жалел всякую живность, смастерив для дома, мышеловки, которые, поймав, не убивали. Известен случай, когда кошка мяуканьем указала, где уже несколько дней покоится тело умученного отца Исаакия . Прошедший Соловецкий лагерь и ссылки святой Феодосий Кавказский (1800–1948), дата рождения которого загадочна и неизвестна, приглашал кошек покушать с молитвочкой, останавливал гусиные косяки, призывая перелетных птиц подкрепиться зерном.  Эти житийные эпизоды становятся доказательством истинности древних агиографических свидетельств о льве старца Герасима, медведях прпп. Сергия Радонежского и Серафима Саровского.
Животные чувствуют, что от святого исходит тот же запах, что и от Адама в раю. Аскетический подвиг изменяет природу человека, и животные воспринимают это на доступном им уровне – на уровне запаха и начинают служить носителю благодати.
В житии старца Ахилы описан обратный случай, который, должно быть, произошел потому, что святые пустынники, жившие в горах, уступили собратьям, испугавшимся медведицы с медвежонком, повадившейся за молодой кукурузой. Среди пришедших на помощь охотников оказался темнолицый горец с тяжелым взглядом, который стал терроризировать пустынников: требовать дань за то, что они поселились на участке, лесником которого был его брат; требовать, чтобы они построили для него дом с забором, куда он мог бы перевезти колхозную пасеку и т.д.
Как и в древнем житии диаконисы Татьяны, стопы которой лизала львица, выпущенная, чтобы ее растерзать, - и в результате люди, а ни дикий зверь, взяли на себя грех ее убийства, - так и в жизнеописании старца Ахилы люди приносят больше вреда святым, чем животные.
Стремящийся к святости обладает властью и над нечистой силой, благодаря чему совершает исцеления, духовные и физические, и даже избавляет от своеобразного огненного полтергейста.
Святой в житиях обретает власть над временем и пространством, над стихиями и животными мира, становясь во главе мироздания, как это и было в Раю.
Научная фантастика и агиография стремятся к одному и тому же идеалу человека будущего, но авторы-фантасты желают усовершенствовать природу человека при помощи научно-технических средств, а жития – при помощи обретения святости.
Наиболее полно этот путь духовного совершенствования в новейшей агиографии описывает Павел Флоренский (1882–1937), в 1911 году принявший священство, прошедший лагеря, сосланный на Соловки и расстрелянный. В 1908-1909 годах он публикует сперва в журнале «Христианин», а затем отдельным изданием очерк «Соль земли, то есть Сказание о жизни Старца Гефсиманского Скита иеромонаха Аввы Исидора, собранное и по порядку изложенное недостойным сыном его духовным Павлом Флоренским», сообщая, что варенье и диванчик у старца были такими, что другой бы счел это наказанием, а старец радовался всему, словно говоря, что с Духом Святым и его угощенье и мебель хороши, а без Бога – и мирские удобства никуда не годятся, втаптывая таки образом в грязь всякое самомнение. Футурологический комфорт и святость – вещи несовместимые, может быть, именно жажда комфорта и подталкивает людей искать совершенство, опираясь на научные достижения, а не совершенствовать свою природу вплоть до святости. Старец отдавал нуждающимся все деньги, любил и крестил еврейчиков, заботился не только о животных, но и о травах; всегда постился постом приятным в воздержании от многих яств и словес; исповедовал и учил молиться о пяти язвах Спасителя. Предсказывал, что Матерь Божия сядет Председательницей на соборе, ибо нужно, отбросив гордость, объединиться со старо-католиками.
 Идеальное общество, в котором будет жить совершенный человек будущего – это святая Церковь, о которой, свидетельствуют Достоевский, св. Иларион Троицкий, Авва Исидор и многие другие.
Ставя вопрос о совершенном человеке, футурология непременно приходит к учению о совершенном обществе, в котором люди будут объединены любовью без насилия.