Голиаф - глава 1

Он стоял и смотрел, как за огромным от пола до потолка окном рабочие обслуживали трансатлантический лайнер. Аэропорт Франкфурта всегда вызывал в нем чувство какой-то сверхестественной технологичности и порядка. Здесь переплетались пути различных людей из многих стран, здесь скрещивались религии, политические устои, модные парни и простые путешественники из Штатов в клетчатых рубахах. Здесь излишне по-деловому ходили мужчины в черных костюмах, олицетворяющие яппи и здесь же абсолютно разношерстная публика пила, ела, ждала рейса и отдыхала в перерывах между перелетами. Это был хаб! Место, где пересекаются пути человечества.
В мире около 50 000 аэропортов, но таких воздушных вокзалов не более двух десятков и он знал, что роднее ему все-таки Франкфурт. Он напоминал что-то родное, с чем сталкиваешься каждый раз, когда впереди путешествие. И в таких местах всегда отчетливо осознаешь всю призрачность расстояний и границ. Все оказывается таким близким и досягаемым, что невольно начинаешь быть частью огромного организма и думать как этот организм, и на этой общей волне было приятно осознавать, что ты часть этой вселенной. Хотя и очень мизерная часть.
Рядом кто-то заговорил по-английски и Эд обернулся. Две женщины обсуждали покупки в Дюти-Фри. Одна из них – типичная с виду немка – доказывала, что качество в этих магазинах лучше, чем в бутиках. Другая пыталась оспорить сей постулат, но ей не давали связать и двух предложений. Речь шла о ценах, которые были весьма высоки, и именно это являлось причиной спора.
«Как все обыденно и мелко – подумал Эд – тут те же вопросы, что и везде. Бывает ли дешевым качество? Видимо нет, хотя в Китае? Но бывает дорогим и ширпотреб, когда им спекулируют в таких местах. Еще как бывает, особенно в России! Понятие цены и качества уже давно не соотносятся друг с другом, хотя многие считают иначе. Глобализм делает свое дело, а точнее те люди которые стоят за этим. Ведь глобализм выгоден многим во власти. Очень многим…»
Рейс на Лос-Анжелес объявили и Эд вспомнил, что перелеты через океан редко когда совершались не по расписанию. И всегда были основательно укомплектованы пассажирами. Редко, очень редко можно было поменять место и найти себе тройку свободных сидений, чтобы уснуть, расположившись на них. Полеты бизнес-классом случались, но не часто: все зависело от наполнения и чего-то еще, что Эду понять так и не удалось. Компания, обеспечивающая его перелеты действовала по своим правилам.
Очередь выстроилась как всегда сумбурно и пассажиры без особой спешки проходили последний пункт контроля. «Как будто в большой гроб заходят» – мелькнуло у Эда, но он тут же отбросил эту мысль. Каждый раз столь большое скопление людей при посадке на самолет вызывало в нем ощущение какой-то обреченности. На несколько часов все будут равны перед смертью и шансов ни у кого не будет в случае катастрофы. «Хоть здесь есть полная демократия, - размышлял Эд, - хоть тут нет различий между пронырливым демагогом и трудягой. Все едины и все погибнут одинаково быстро и никто не успеет урвать от жизни больше другого. Аксиома полета!»
«Когда садишься в кресло, то всегда немного успокаиваешься, ведь назад уже пути нет и впереди либо неизвестность и гибель, либо одно из чудес 21 века – перемещение в пространстве на большие расстояния. Авиапутешествия всегда завораживают своим чудом перемещения» - это была одна из сентенций  Эда, который любил устраиваться у окна, но сейчас он осматривался по сторонам и ждал, кто займет место рядом с ним. Хотя это было в последнее время для него уже не важно. Разговоры с соседями для бывалых путешественников были излишними.
Она шла по проходу энергично, выставив перед собой большую сумку. «Пессимистка, - отметил про себя Эд, - женщины с такими сумками всегда пессимистки!» Цвет волос ее был странен – что-то ближе к шатенке, но неуловимого оттенка. Чувствовалось какое-то напряжение в движениях ее, но от этого весь облик этой тигрицы принимал очертания особой силы и манил к себе. Бедра, грудь, изящные руки – все как бы подчеркивало половой призыв и в то же время не оставляло никакой надежды на обладание. Такие всегда знают себе цену и вдыхают самые ароматные запахи жизни, но как правило остаются внутренне глубоко несчастными.
Когда женщина селя рядом, Эд отвернулся к окну, внутренне напряженный. Он вспомнил старинный фильм «Вий» по одноименному роману Гоголя и вспомнил, как вурдалак просил «Откройте мне веки!». «Не смотри!» - звучало и в фильме и голове. Эту истину Эд усвоил как азбуку – если не видишь женщины, то и нет соблазна.
Объявили окончание посадки на немецком, потом на английском. Стюардессы пошли по рядам, изучая пристегнутые ремни и на центральных дисплеях побежала информация о безопасности вперемежку с картой полета. Рейс был не близкий, более одинадцати часов полета в неудобном кресле способны вымотать кого угодно. Напитки, обед, несколько часов полумрака в салоне и снова напитки с закуской. Все это нужно было еще преодолеть, развлекая себя чтением, видео или просто дремотой. Все было обыденно и скучновато! Кроме соседки, она определенно отвлекала внимание…
Лайнер начал выруливать к взлетной полосе. Эд смотрел в иллюминатор и неосознанно влево в сторону соседки. Ароматов духов не было – значит из Европы или Штатов, другие бы уже попахивали. Он и сам не помнил, как перестал применять туалетную воду во время своих путешествий, да впрочем и в повседневной жизни так же. Люди мудреют с годами и понимают, что свои личные проблемы не решишь с помощью искусственного запаха. Привлекать внимание к себе надо чем-то иным! Идея, заложенная в романе «Парфюмер» только наполовину была правдой, наполовину, потому как иногда разум способен затмить все человеческие гормональные желания. Особенно, когда гормональный статус не высок.
Его мать всегда говаривала, что если бы она встретила его отца на улице или в любом другом месте, то она прошла бы мимо, даже и не взглянув. Такие мужчины ее не волновали – издалека отец скорее отталкивал, чем звал. «Он был особенный и не отсюда, - говаривала она, - что-то другое волновало, не образ, а какой-то внутренний зов». Ошибка случая или закономерность – это всегда волновало Эда, когда он начинал думать о причине своего появления на свет.
Между тем самолет начал свой разбег и по-тяжелому, не спеша набирал скорость. Такие трансатлантические гиганты всегда взлетают натужно с надрывом, словно нехотя поднимаясь в небо. И уже там, на высоте ощущаешь их преимущество – лайнер идет монотонно и уверенно, без особых вибраций и качки, как более легкие собратья. Массивность и основательность – вот главное отличие таких конструкций, в производство которых было вложено столько человеческого ума и энергии, что если вдуматься, то можно сделать вывод, что история инженерной мысли в основном и заключалась в изобретении средств передвижения и связи.
Сонливость пришла как обычно, подкрадываясь и заполняя мозг своей ватной абстракцией. С одной стороны сознание еще было, с другой хотелось погрузиться в дремоту и уйти из реальности. Глаза устали и веки закрыли мутные очертания салона. За последние десять лет выработалась привычка засыпать при взлете и посадке: Эду было необходимо таким образом снять напряжение в путешествии.
Последний год был очень напряженным, можно даже сказать это был год испытаний и весьма не простых. Коллеги и друзья были все теми же, но Эд видел, что они перестали быть просто людьми – все теперь виделось в ином свете: мотивы их поступков были ясны и определенны, предательство сквозило везде и порой было трудно уловить искренность в их поведении. Это был год битвы с тенями тех, кто вроде бы осязаемо был человеком с большой буквы и плоть от плоти своим, но поступки, слова и дела их свидетельствовали о другом – все искали свою выгоду и шли к цели путем витиеватым и далеким. Их целью была обычная мотивация в финансовой выгоде и самоутверждении, никто не думал о последствиях. Увы, сейчас такое время, когда будущее всерьез мало кого волнует. 
Возможно он чего-то и недопонимал, но знал твердо одно – самый простой путь к величию для посредственности – это унижение одаренности!
Через несколько часов он сойдет с самолета и его будут встречать. Скорее всего шофер будет на линкольне и ему разрешат курить в машине. Но это будет через несколько часов…

Если бы кто-нибудь в детстве сказал Еду, что вся глобальная идеология огромной страны через полтора десятка лет измениться, он бы не поверил. Трудно было поверить в то, что исчезнут многие ценности: комсомольцы вдруг станут бизнесменами, сопьется огромная масса мужчин, закон станет работать во имя избранных и прокуратура станет политизированной, исчезнет понятие долга и государственности, а воровство станет  стилем жизни чиновника. Трудно было представить во что превратиться медицина, а образование начнут разрушать с беспощадной жестокостью. При этом говорящие головы на телеэкранах будут говорить красивые и правильные вещи, но суть этих вещей будет отстраненной от фактических дел. Большинство скажет «ничего изменить уже нельзя!» и примет правила жизни не по закону, а по понятиям. Россия вернется в свой исторический революционный хаос, но он будет управляемым, только вот основой его станут интересы не страны, а чьи-то личные мотивы с зарубежными перепевами.
Древний Рим практиковал прием и обучение детей варваров. Это было необходимо, чтобы сдерживать дикие племена. Сегодня потомство элиты страны жило и училось где угодно, только не в России. Стало нормальным для многих иметь дачу в Испании или южной Франции, квартиру в Болгарии и коттедж в Финляндии. Интернационал победил – власть держала свои капиталы в банках других стран и посему невольно работала на экономику других народов.



Никогда прежде, вот за все сорок лет его сознательной жизни, никогда прежде Эд не был так повержен и опустошен. Последняя его любовь, как он говорил «если можно так выразиться!», была любовь с кровью. Весь мир сузился до одного лица, до одной фигуры и до одного мира – недостижимого для него мира Натали! В нем все рвалось к ней: он засыпал с мыслью о ней, бродил, днями думая о ней и пытался понять саму суть произошедшего. Со стороны все было ясно – предельно поверхностная женщина с очень сильным прагматичным умом, без глобальной идеологии в голове, но с весьма сильным характером как все «овны» - Натали была сутью  типажа женщин, чье воспитание пришлось на годы перестройки. Она была из тех, кто принял образ «Интердевочки», но не впитал в себя образ мужа. Все должны были ей и никому она не была чем-то обязана. Либо мужчина удовлетворяет ее потребности и прихоти, причем делает это без каких-либо намеков с ее стороны, либо такой мужчина жаден и зациклен на себе – третьего в ее маленькой очаровательной головке не существовало.
В этом и заключался весь ее практицизм! Она проповедовала это своей дочери и та, ломая души своих воздыхателей, копировала мать своим поведением. Все это называлось на их языке «мужчиной для здоровья». Это стало фишкой за последние годы и многие говорили «у меня есть друг» и добавляли «для здоровья!» Годы 90-е и годы нулевые взрастили этакий сонм красивых и просто привлекательных женщин, которые оценивали весь мир через призму своего удовольствия. Проблема была не в том, что такие особи вдруг появились, проблема была в том, что их стало много!
Эд помнил их первые свидание, после которых он задавал себе вопрос «И что тут я нашел? Простая женщина и только…» Эд помнил и их последние встречи, после которых он стонал и вопрос был иным «Как же мне сделать так, чтобы она полюбила и пришла?» Пропасть меж двух вопросов была очевидна – это была страшная пропасть! Если бы он знал тогда, на заре их отношений, что Натали – сильная и упертая – просто прикладывает все свои силы и все свое умение с одной целью «завоевать и покорить», вот если бы он знал тогда? Тогда он верил и думал, что у него много времени, чтобы доказать, что и его мир – вселенная человечности, романтизма и глобального целеполагания – существует и место для нее в этом мире все больше и больше, но жизнь не дала шансов.
«Их много таких, - иногда размышлял он, - ищущих, одиноких, с крепкой закваской и правильной фигурой, женщин. Но она одна, и она пришла ко мне, и я принял ее. В ответ она покопалась в моей душе и вышла, сильно изменив все там. В чем же суть?» Сути не существовало, ему она представлялась мизерной и никчемной, потому ее и не было. Суть на самом деле заключалась в том, чтобы дарить подарки, незримо помогать, бросить все свои достижения к ее ногам и каждый день доказывать свою необходимость. Все было бы верно, если бы Эд был уверен, что это сработает, но он был уверен также и в том, что через какое-то время он с таким поведением станет для Натали отработанным материалом. В этом заключалась ошибка. Он не верил ей, она не верила ему, а точнее не готова была строить с ним что-либо. Просто она была иная. И точка. Не хорошая, не плохая, а иная.
Он кончено же и не догадывался о вполне прозаических вещах, но об этом ему говорили друзья – Натали уже с кем-то новым спит, или вернулась к бывшему мужу, но она перестроила свой ритм и в ее мирке не было уже места для него. Как женщина эгоцентричная она не говорила ему прямо «Уйди!», она сообщала, что занята работой, дочкой, родителями,  своим фитнесом, и она делала это чтобы Эд оставался «про запас». Мало ли пригодится? Цинизм ситуации был очевиден…

Он вздрогнул. Лайнер задрожал. Женщина слева от него откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Ее грудь рельефно смотрелась под светлой блузкой. Подумалось «Какая она?» и тут же женщина открыла глаза.
- Sorry, - выдавил Эд,
- No problem… - сообщила женщина.
- What do you think about our flight? – глупо спросил он.
- It will be nice.
Снова пришло молчание. Соседка открыла журнал и ушла в картинки. «Проза жизни, - мелькнуло в голове – да, она знает, что хочет!» После тихого изгнания из своего мира, которое сделала Натали, Эд не очень-то доверял таким попутчицам. Сегодня она тобой увлечена, завтра вытрет ноги о тебя и ладно если эти ноги будут чистыми.


Аэропорт был весь в солнце. Как в большинстве крупных американских хабах пришлось долго идти по ковровым дорожкам, ориентируясь по надписям. Все было цивилизованно и практично. Подойдя к стойкам паспортного контроля, Эд вздохнул с облегчением – было мало китайцев и южноамериканцев, значит очередь не соберется надолго. Где-то краем глаза он успел заметит и свою соседку, направившуюся к другой стойке. Это еще волновало его, но умом он понимал, что если за столько часов ему не удалось с ней поговорить, то будущего здесь явно нет.
Процедура прохода границы и получения багажа заняла около часа. Шофер в черном костюме с табличкой на выходе улыбнулся, подхватил багаж и они пошли на паркинг. Черный линкольн медленно вырулил за шлагбаум и Эд, откинувшись на спинку заднего сидения и открыв окно закурил. Впереди было два рабочих дня в Сан-Диего и после небольшой отдых с чередой встреч в Лос-Анжелесе.