Снег The last story

Декабрь. Туманное утро застилало взор мороком не желающей уходить ночи и осени. Опавшие листья давно истлели, превратились в грязь. Голые ветви деревьев словно скребли серое низкое небо, как иссохшие руки погребенных заживо, стремящихся вырваться из ям.
Он сидел за столом и смотрел в окно. В его голове роились и исчезали мысли, зарождались и умирали целые миры. Он был писателем.
Тем писателем, который писал «пробоем». Он мог неделями, месяцами что-то обдумывать, но отвергать идеи и образы, которые, как он считал, «не достойны описания». Но если он чувствовал, что наткнулся на что-то стоящее — писал запоем, как другие пьют.
Сейчас он пялился в окно. Монитор компьютера выхватывал из серой тьмы утра части небогатого, но уютного интерьера комнаты. Стол из дубовых досок, подставку для трубок, ныне пустующую, кипы исписанной бумаги, толстые тетради с заметками и набросками рассказов и недописанных книг.
Он смотрел в окно — ветер еле-еле колышет ветви и стволы деревьев. Природа будто замерла в ожидании чего-то. В ожидании зимы?
Он выдавил из блистера несколько таблеток и забросил их в рот.
Снег. Зима. Которую в этом году он так ждал.
Он думал о том, что сделал неправильный выбор.
Сейчас писатель не работал нигде. Жена от него ушла, как только они выплатили десятилетнюю ипотеку. Детей он иметь не мог. Единственное, что осталось в жизни — это его книги. Начатые, законченные и недописанные. Черновики. Обломки карандашей...
Раньше он думал, что сможет прославиться и заработать, написав серию романов или приключений-фэнтези, замешанных на реальной жизни. Да, он их написал. На это ушли долгие пять лет. Но потом он столкнулся с другой проблемой — надо было как-то сделать, чтобы его творения увидели свет. Он написал в одно издательство, получил отказ. Второе, третье, десятое...
Потом он понял, что нужно публиковаться самому и так же распространять книги. По книжным магазинам города.
Раньше он работал в продажах и был плохим продавцом. Умершее призвание — писатель — не имеет оплаты в этом мире.
Бедность.
Писатель знал о продажах все. Но не умел договариваться с клиентом. Он знал теорию продаж, прошел множество тренингов, но на практике почти всегда возвращался ни с чем. Да и как человек, который от рождения и по характеру писатель, может вразнос торговать пуговицами? Абсурд.
Ему пришлось продать дачу, чтобы денег хватило на публикацию двухтысячного тиража его произведений. Потом он стал ходить по всем книжным магазинам города и предлагать купить свою книгу.
Отказы.
Он предлагал, отчаявшись, оставить книги «под реализацию»  — после продажи магазин заплатил бы ему. Ответ был таков — «неизвестный писатель, сложно продать, и без того полки ломятся от популярной литературы, а тут еще эти никому не нужные  „глубокие драматические писульки“». Отказ. Опять.
Он предлагал деньги, чтобы его книгу ставили на видном месте. Продавцы в магазинах деньги брали, но продажи шли туго, и его вложения даже не выходили в ноль с заработком, не говоря уже о какой-то прибыли.
Все это время жена тащила ипотеку на себе. Писатель же тратил почти все, что зарабатывал, на свое творчество. Это было тяжелое время, но он верил, что все его жертвы не напрасны, а чаяния и мечты сбудутся...
Но вот прошло еще три года, и все оставалось по-прежнему. Писатель не бросал свое ремесло — он был из тех, кто предпочитал не сдаваться, умирать, но не бросать то, что дорого. У него не получалось ужиться с другими людьми и укорениться на работе. Просто не получалось, потому как это было не его.
Писатель всегда знал, что обыденная, <i>типичная</i> работа — это десятое дело в его жизни. Способ зарабатывать на еду и жилье. Удовольствия от этого он не получал и никогда не испытывал интереса.

Писатель смотрел в окно. Стекла окропил каплями дождь. В его сердце и измученной душе еще оставались нереализованные идеи, но он понимал, что уже не сможет их выразить и написать. Рухнувшие надежды. Потерпевшие крушение корабли.
Ему было под сорок, но он выглядел старше своего возраста. Лишь глаза, некогда горевшие блеском желанной жизни, страстью, сейчас тускло светились, отражая электрический свет монитора.
Ошибка.
Вся его жизнь.
Он читал когда-то, что настоящий писатель всегда пишет сердцем. Техника — это для ненастоящих писателей. Для авторов без сердец. Для тех, кто желает денег и не хочет изменить что-то в мире. Он это понял не сразу.
Писатель знал, что ничего не изменит своей литературой. Никому не облегчит жизнь — эра книг и литературы давно прошла, правили балом теперь кино и интернет. Но понял он это слишком поздно — когда поворачивать назад уже не было ни времени, ни сил. Способность, которую он некогда считал даром, превратилась в проклятье. Бремя, висевшее на шее тяжеленной петлей, которое он должен был влачить на себе до самой смерти.

Серое утро медленно рассеивало туман. Морок ночи сходил на нет.
Писатель начал стучать по столу. Потом принялся что-то печатать.
На миг его лицо озарила улыбка — он выдавил еще одну таблетку. Писатель закрыл глаза — перед его внутренним взором рождался новый мир. Мир, которым он не хотел ни с кем делиться. Мир, где он будет счастлив. Где не будет боли.
Боль пронзила левую руку.
Его мир...
Боль.
... без боли...
Книги продолжают пылиться в одной из комнат. Недописанные тексты разбросаны по столу и полу. Пыль.
За окном пошел снег. Но писатель этого больше не видел.