Покаяние и преображение

      


Часть 1.
Лидия Эдуардовна Майер до семи лет значилась в детдомовских документах Лидией Александровной Туровой. День и год рождения сиротки знали определённо – 30 сентября  1935 года.

1.
...Из подвала старого необитаемого дома в Невском районе Ленинграда слышались тяжёлые рыдания, прерываемые непонятными выкриками.
При слабом свете затухающего дня можно было разглядеть молодую женщину, лежащую навзничь с раскинутыми ногами в грязном тряпье, на истлевшем мокром матрасе. Женщина рожала. Её крики и мольба о помощи растрогали сердобольных прохожих. В роддоме, куда доставили роженицу на гужевом транспорте, дежурная сестра по рассеянности не спросила фамилии и откуда взялась эта бродяжка. Ни документов, ни денег при ней не было. Схватки не оставляли несчастную и во время мытья в душе. Из обрывков украинской речи, в короткие промежутки между схватками, медперсонал понял – шли с мужем  пешим  с голодной Украины, на пути разминулись, и рожает она вторые сутки.
Был воскресный вечер. В роддоме оставалась молодая неопытная акушерка. Ей предстояло принимать патологические роды. При поперечно-косом положении плода требовалось кесарево сечение, либо труд опытной акушерки. Молодая долго не раздумывала. После слабых потуг (воды отошли ещё в подвале), она уверенно извлекла ребёнка из чрева матери. Живой девочке были нанесены множественные травмы верхних и нижних конечностей. С разорванной маткой и промежностью обессиленная роженица тихо скончалась от большой потери крови.
     В те годы Дом малютки, куда попала искалеченная девочка, находился под патронажем НИИ охраны материнства и младенчества. Талантливый доктор Тур обратил внимание на безымянную калеку. Организовал консилиум известных врачей-ортопедов, которыми было принято решение путём оперативного вмешательства в несколько этапов восстановить функции конечностей ребёнка.
Успешно выполненными операциями были устранены родовые травмы, и к шести годам уже не безымянная девочка переведена в младшую группу детского дома. Общим решением сотрудников Дома малютки в метрическом свидетельстве запись: Турова Лидия Александровна,  в честь доктора Тура, давшего девочке вторую жизнь.
Годы спустя, зная историю своего рождения и последующего исцеления, девушка Лида пришла на приём к ныне известному академику Туру Александру Фёдоровичу с букетом гладиолусов и большой коробкой самых лучших конфет «Жар-птица», с искренней благодарностью, и в конце своего короткого монолога расплакалась. Не удержался от умильных слёз и маститый академик.

2.    
     Профессор Майер Эдуард Карлович сослан в Казахстан из Саратова в начале Великой Отечественной в 1941. Его русская гражданская жена со своим сыном уезжать с насиженного места отказалась.
Поселился Майер в Алма-Ате. Занял вакантное место врача-ортопеда в городской  клинике.
Довольно известная киноактриса, эвакуированная с «Мосфильмом», попала в клинику со сложным переломом тазобедренной кости. Профессор Майер поставил больную на ноги, и очень скоро брошенный муж и бездетная вдова сошлись, а впоследствии оформили свои отношения законным браком.
   
***
    Эвакуированный из Ленинграда в начале войны детский дом располагался по соседству с ортопедическим отделением. Заведующая детдомом, помня наказ доктора Тура, от его имени, обратилась к профессору Майеру с просьбой о наблюдении за шестилетней сироткой, перенесшей несколько сложных операций нижних и верхних конечностей. Майер дал своё согласие. К сожалению, небольшую хромоту избежать не удалось.
Год спустя супруги Майеры, по настоянию жены – Варвары Кирилловны, удочерили эту сиротку и забрали из детдома. В конце войны семья выехала в Москву. Поселились в просторной квартире актрисы и её покойного мужа, известного московского архитектора. Их верная домработница в годы отсутствия хозяйки держала квартиру в полном порядке. Вначале не могла разобраться, чья же девочка приехала с хозяйкой из эвакуации? В её понятии немолодая актриса и её новый пожилой муж совсем не годились на роль родителей. С Майером у строптивой прислуги отношения не складывались, и она уехала к родне на юг страны.
Очень скоро профессору Майеру предложили место зав.кафедрой ортопедии педиатрического института в Ленинграде, куда семья и переехала. Путём обмена поселились в равноценной квартире в центре, на Халтурина.
Росла миловидная Лидочка послушной, примерной девочкой. И училась хорошо. К четырнадцати годам закончила семилетку и музыкальную школу. Названная мама буквально боготворила доченьку. Отец – много времени отдавал работе, потому мало занимался Лидочкой. Но вот, Лидочка узнала горькую правду о своём рождении. От кого узнала? От родной племянницы Варвары Кирилловны, балерины кордебалета – уже на пенсии не один год. Та племянница – одинокая злая брюзга, обиженная судьбой и, как она понимала, всем родом человеческим, решила пожить у своей тёти все три летних месяца на даче в Разливе. Не понравилась ей Лидочка с первого взгляда и решила она просветить девочку. Чтоб знала – чужая она в доме. Лидочка замкнулась. Категорически отказалась продолжать учёбу в школе. Решила окончить курсы машинописи и своим трудом зарабатывать деньги.
Родители недоумевали. В чём дело? За пару дней девочку, как подменили.
- Твоя это работа, Лиля? – насупилась Варвара Кирилловна, обращаясь к племяннице.
- Знала – бы, что это тайна, молчала бы, как рыба. Думала, Лида в курсе, – злобно огрызнулась родственница.
Лидочке хотелось хорошо одеваться. Надоела эта школьная форма без всяких украшений. Подруги – дочери простых родителей, в её возрасте уже имели часы, прокалывали уши для золотых серёжек, украшали форменные платья красивыми воротничками, передниками с воланами. Лидочку престарелые родители оберегали от раннего созревания, от неоправданного баловства. Почему так? Теперь она понимает – неродная. И рождена от какой-то нищенки и только к шести годам стала нормально ходить. Родственницу вскоре выпроводили. Однако отношения между Лидочкой и родителями изменились.
Среднее образование Лидочка всё же получила и курсы закончила. Майер устроил её на работу в свой институт – секретарём на кафедру детских болезней.
       
3.
     Лиде 18. Она высокая стройная девушка. Неплохо одета. И красивые маленькие ушки украшают золотые серёжки. Только удлинить, нарастить ножку, по методу доктора Елизарова, так и не удалось. Она немного прихрамывала. За ней ухаживал  врач – ассистент с их кафедры, и они встречались. Этот молодой худощавый, ещё не сформировавшийся в мужчину парень, жил в общежитии, где они наслаждались общением без свидетелей – торопясь и с оглядкой.  Вездесущий Майер ревностно следил за целомудрием Лидочки. Требовал ежедневных отчётов о её времяпрепровождении. О встречах с молодым доктором был в курсе и настоятельно советовал прекратить свидания с этим нелепым юношей. Она обещала, но встречи не прекращались.
- Лидушка, – уговаривал её нетерпеливый юноша, – у нас мало времени, докажи, наконец, что я тебе не безразличен. Он в нетерпении расстёгивал её кофточку, нервическими движениями шарил по груди, старался оголить тело ниже пояса. Она тактично, боясь обидеть, сопротивлялась. И так проходили их горячие свидания. С объятиями, поцелуями, доводившими молодого человека до головокружения. Лида почему-то оставалась равнодушной и была всегда начеку.
Но молодой человек добился своего. А произошло это по причине женской жалости. Ей было больно видеть эти муки нереализованного желания, эти  глаза нищего, ждущего подаяния. И она отдалась ему. Сознательно. Чтобы успокоить вконец расстроенного парня.
Профессор Майер явно что то заподозрил.  Ему 65 или чуть больше. Полный мужчина, среднего роста с надменным взглядом  красивого лица.
В тот воскресный вечер Варвара Кирилловна на даче. И когда он вошёл к Лиде в комнату, злым окриком предложил  раздеться, и пошёл на неё, как голодный волк за добычей, она поняла его совсем не отцовскую заботу о её чести.
Она искренне жалела Варвару Кирилловну, но строгого Майера не решалась ослушаться. «Никаких отношений с этим ассистентом. Поняла?»
Профессор и не собирался ограничиваться только одним эпизодом. Он в возрасте, по её убеждению – старческом, не менее двух раз в неделю овладевал ею. Летние месяцы ему не грозило разоблачение со стороны жены. Ранней осенью обманутая жена вернулась в город. Майер вроде бы поостыл. Но ненадолго. В течение полугода он утолял свою жажду старого самца, терзал её душу и тело. И когда она поняла, что станет матерью, выход был моментально найден... 

***
После посвящения Лиды в тайну её рождения, она избегала называть родителей папой и мамой. Добрая Варвара Кирилловна искренне страдала и всегда оставалась приёмной дочери хорошей матерью. Лида это чувствовала, но ничего поделать с собой не могла. Стена отчуждения стояла прочно. Что касается насильника  Майера, она его возненавидела. Не даст она жизни его ребёнку и освободит себя от этой фальши, от себя самой – жалкой сироты. В отчаянии, она ухватилась за эту пришедшую на ум  мысль, и теперь состояние её выражалось в тупом безразличии к окружению и к самой себе. Скоро, скоро она будет свободна... Она твёрдо наметила день и метод ухода из жизни.

***
Что-то неладное творится с её девочкой – заметила любящая чуткая приёмная мама. Приласкала, просила открыться. И Лида пошла на частичное откровение. Да,  это плод её первого мужчины – молодого ассистента. Но к нему никаких претензий. Всё произошло по обоюдному согласию.
Она избежала суицида. Осталась жить и дала жизнь своему ребёнку.
Варвара Кирилловна даже обрадовалась на старости лет понянчить внука. Обманутая женщина ни на йоту не заподозрила любящего, как она полагала, мужа и порядочную их воспитанницу. Вскоре об этой новости узнал и сам виновник.
 - Да, – сказал он, - видишь, как у молодёжи всё быстро получается. Не то, что у нас с тобой – прожили больше десяти лет и пусто. Ну и славно, пускай рожает.
Эта ситуация отнюдь не остудила, даже и усилила пыл  перезрелого любовника. Он использовал любую возможность, чтобы вновь и вновь владеть молодой беременной женщиной.
- Ты не думай валить отцовство на меня, –  выговаривал он ей  учительским тоном, – ты, как я понимаю, одно время имела в своём активе двух мужчин. Я не забыл твоего желторотого щенка. Очень рад, что не мозолит теперь моих глаз. Может и выйдет из него средний доктор. А со мной эти шутки непроходные. Сама понимаешь, от меня детей быть не может. Два брака и всё пусто. Тем более, в моём теперешнем возрасте. Поняла?
Запуганная и покорная, она молчала. С тем молодым  давно простилась. Это он, старый развратник Майер постарался. Его часто подводил возраст, и он, без стеснения, чванливо заставлял её манипулировать своим детородным органом, вызывая в ней чувство омерзения.


Часть 2.
   
1.       Быстротечно время... Лидии Эдуардовне Майер 46 лет. Сыну 26. Только непутёвый сынок её.  За год до окончания школы парня, как подменили. В чём дело? Недоумевала Лида. Школу прогуливал, потом и вовсе бросил. Исчезал из дома на несколько суток.  Ещё счастье – не пьёт (аллергия на спиртное) и дома ведёт себя  тихо. С домашними отмалчивается. Глаза холодные, чужие... Уединяется в своей комнате. Общается по телефону междометьями. Предлагал матери на жизнь большие деньги, без объяснения их происхождения. Этих денег Лида не принимала. Он злился и неделями дома не появлялся. Не один год Лида находится  в тягостном напряжении. В армию бы ему, но освобождён с «белым билетом» по причин порока сердца, из-за перенесённой в детстве ангины. Операции избежали. Порок всё же висит над ним «дамокловым мечом». Врачи пугать перестали, но для матери тревога за здоровье сына не ушла. Лет пять, как похоронили его отца – Майера. С рождением сына он оставил Лиду в покое. Сын в общих чертах похож на отца. От матери унаследовал смуглую кожу и тёмный волос. С отцом дружбы у них никакой. Мальчика назвали Кириллом, в честь отца бабушки. Майер решил дать ребёнку своё отчество. Бывают же такие совпадения, искуситель дочери тоже Эдуард. Лида возражать не смела. Варвара Кирилловна не удивилась и согласилась с таким странным решением мужа. Возможно, этим жестом Майер признал своё отцовство? Это его решение послужит впоследствии поводом к откровенному тягостному объяснению матери с взрослым сыном.
Где же тот Кирюша? Любознательный, начитанный, умный мальчик. Воспитанный интеллигентной бабушкой Варварой Кирилловной, взращённой на русской литературе. Ещё и руки у мальчика золотые. Мог запросто справиться с повреждённой бытовой техникой, открыть быстро замок захлопнутой случайно двери. Когда решили сдавать дачу внаём, оборудовал сам все помещения. Поставил, где надо на дверях замки. Всё ему было дано. И учился хорошо. Этот слом случился после уличного знакомства с интересным удивительным человеком – любителем русской живописи. В то время сын ещё делился с матерью своими новостями,  даже сердечными делами.
Варваре Кирилловне за 90. Лида так и работает на кафедре секретарём. Зав.кафедрой, профессор – немолодой учёный, тоже плетёт шашни с молоденькой лаборанткой. Да, думает Лида, так устроен мир. Из-за такого профессора она и прозевала свою жизнь. И сколько женщин ожидает и зевает. И если был в жизни кусочек счастья, то такого кусочка на жизнь мало. И вспомнить нечего… Зачем жила? Да, сына родила. И что сын? Про сына она ничего не знает. Для неё его душа – потёмки.

2.
Поздняя осень. Нудно накрапывает мелкий холодный дождь. Зябко. Вечер ещё не наступил, но уже темно. Машины с включенными фарами мчатся длинным потоком. Светофор далеко, а двери метро напротив. Альбина стоит в толпе и ждёт доброго шофёра. Наконец, люди общим рывком, как сговорились, стеной пошли по «зебре» к входу в метро. И вот, она уже в вагоне. Тепло и тесно. Она держится за висячий поручень, тупо глядит в тёмное окно, инертно считает очередные станции. В воздухе тяжёлые испарения от мокрой одежды и людского пота. Её начал душить кашель. Не смогла сдержаться и всю дорогу заходилась без остановки. Ближайшие пассажиры сочувственно глядели на симпатичную, дорого одетую девушку. Чуть сторонились, опасаясь инфекции. Старушка, сидящая перед ней, предложила карамельку, но Аля уже пробиралась к выходу. Пересадка. И снова теснота и испарения. И снова кашель...
Её дом близко от станции метро. Дверной ключ не хотел поворачиваться. Руки не слушались. В квартире холодно. Отопление ещё не подключили. 
Она одна в большой квартире. Длинный тёмный коридор. Две просторные комнаты. Аля скинула с себя кожаное пальто, протекшие сапоги. Ополоснула в ванной лицо. Скорей в постель. Временами душил тяжёлый кашель. К утру кашель немного отпустил. Позвонила на работу и подруге. Температура сорок. Её мутило. Снова кашель. Дальше – пневмония, больница от Управления комитета госбезопасности.
Уже четыре года она работает в большом сером здании на Литейном в ведомственной поликлинике зубным врачом.

***
Альбина с раннего детства была, фигурально говоря, кинута совсем уже немолодой матерью на тощие руки бабушки Эмилии Адольфовны Зориной, урождённой Вебер. Она полностью заменила девочке мать. Худая, длинная, с характером нервно- холерическим, но отходчивым и не злобным, она дала Альбине хорошее воспитание и образование по выбору любимой внучки.
Алина мать, после ускоренного окончания мединститута, в 41-м была мобилизована и отправлена на фронт. Там она встретила свою первую и последнюю любовь. Моталась она за своим любовником-генералом с Запада на Восток в надежде оформить, наконец, их отношения. Но проходили  годы, и ничего в её жизни не менялось. Только, когда  подошёл критический срок, она решилась на последний шаг и родила девочку. Тогда ей было уже 38. Но и рождение дочери не оказало влияния на упрямого генерала. Семьи своей он так и не оставил. На 78 году жизни скончался Алин отец на руках своей бессменной  любовницы – врача урологического отделения военного госпиталя. И года не прошло, как погибла от сердечного приступа Алина мать. В течение этого года Аля два раза летала во Владивосток. Бабушка тогда была ещё жива. В тот год, после института, она  устроилась в закрытую поликлинику от КГБ. Длинный широкий коридор. Хорошо оснащённый стоматологический кабинет. Больных мало. Чистый  ионизированный воздух. Они с коллегой работают посменно. Контингент – управленцы комитета госбезопасности, погранвойск, милиции.
Высокая стройная черноволосая Альбина со строгим взглядом красивого лица выглядела старше своих лет. С мужчинами держала себя достойно-независимо, невольно создавая впечатление верной жены. Так что, не получая авансов на успех, заинтересованные мужчины отступали. Между тем, была она одинока, и сердце её было свободно.

***
Позади месяц лечения. Она дома. Ещё неделю на больничном. Чувствует большую слабость и страдает от бессонницы. Снотворное рядом, на тумбочке. Сегодня ночью она не будет мучиться. Днём был врач. Снотворное принесла из аптеки соседская девочка. К ночи она приняла тройную дозу, чтобы выспаться, наконец.  И... как провалилась…
...Сквозь сон ощутила сигаретный запах, давящую тяжесть.  Её душили. Она задыхалась. Острая боль пронизывала тело. Сил не было. Секундная мысль – её насилуют. Может это сон? Или она умерла и витает в других мирах? И снова она, как провалилась. Сон сморил её, не дал очнуться.
Наутро подруга всполошилась. Телефон молчит. Она оставила одних своих малолетних двойняшек, взяла такси, скорей к Але.
Двери в квартиру только прикрыты. Она ринулась в спальню. Аля лежала на спине в ночнушке, сбитой к шее. Между неприкрытых ног скомканная простыня. Она не дышала. «Скорая» приехала только через полчаса. Подруга, далёкая от медицины, неумело  делала искусственное дыхание, дышала  рот в рот. Она была уверена – оживить Алю ещё можно. Несомненно, Альбина решила покончить собой. Остатки снотворных таблеток она обнаружила на тумбочке.
Алю увезли в дежурную больницу, так и не приведя в сознание. Подруга разыскала ключи. Закрыла квартиру. После она подумала, почему была не заперта входная дверь?
Или Аля решила так будет лучше, чтобы зря не ломились в квартиру. И никак не укладывалось в голове, её решение – покончить счёты с жизнью.

***
- Ну, слава Богу, очнулась, – подруга Женя стояла над Алей, всматривалась в её сильно осунувшееся лицо с выражением безысходности во взгляде. Откачали её в больнице. Чувствовала большую слабость, не могла говорить и находилась в подавленном состоянии. Женю выпроводили из палаты. Допустили к Але только на следующее утро. К этому времени она уже смогла выпить чаю и съесть кусочек булки. Аля обрадовалась подруге.
- Если ты думаешь, что я решила травиться, то ошибаешься, – протягивая руку и чуть пожимая Женины пальцы, сказала Аля слабым голосом.
- Тогда я не понимаю, что же произошло? Почему входная дверь была не закрыта – входи, кому ни лень, почему раскинуты таблетки, как я поняла, снотворные. Сколько ты их выпила?
- Да всего три или четыре. Может и пять. Врач сказала – лёгкие. Намучилась я без сна. И дело вовсе не в таблетках. Знаешь, подруга, меня изнасиловали
- Что??? Ты что, бредишь? Это что, забрались в твою квартиру, чтобы изнасиловать? Таких фортелей я отродясь не слыхала.
- Женя, дай сказать. Мне ещё и теперь нехорошо, и сил нет даже говорить. Наверно, забрались в квартиру воры. Обокрали и изнасиловали. Теперь меня проверяют на венерические болезни. Может, чем и наградили. Ну почему я такая несчастная? Как жить дальше?
- Господи. Что ты такое говоришь... Обокрали. Изнасиловали. Это медики так решили? Или это твои фантазии?
- Хотелось бы, чтобы всё это было не так... и когда меня отсюда выпишут?  И не знаю, что творится в моей квартире…
- Я сейчас же поеду. Ключ у меня с собой. Всё посмотрю. Ты пока должна успокоиться. Может, обойдётся. Может, медики напутали. Как это они узнали, что изнасилована?
- Ты что, не поняла? Ты сейчас находишься в гинекологии. В приёмном покое разобрались сразу, куда меня следует поместить. Только бы не подцепила чего худого от этих насильников.
- Это что, групповое насилие?
- Что я могу сказать, когда ничего толком не помню. Да, было такое ощущение, что кто-то душит, дышит в лицо табаком. И боли. Но всё, как во сне.
- Что тебе принести покушать? Здесь, конечно, плохо кормят. Сначала к тебе домой и сразу назад. Пустят меня. В случае чего, суну кому надо. Так что – жди.
- А ребят на кого оставила?  Виталик когда должен вернуться?
- Ребята с Марией, а наш моряк – с печки бряк – только из Бельгии звонил. Будут через неделю. Всё. Помчалась…
Она наклонилась к подруге, пару раз чмокнула в бледную холодную щёку и быстро пошла из палаты.

3.
После  этого дурацкого случая Кирилл отсиживался у друга. Домой решил пока не показываться. На работу ему завтра в вечер. За день оклемается. Завязать не получилось. В общем-то, понять он не может, что его заставило влезть в такую бодягу. Навели ребята на квартиру выше этажом. Хозяева уехали в Польшу к родне на неделю. Ильич просил не размениваться на ерунду. Только подлинники и никаких там золотых побрякушек. И экземпляр ключей в наличии, а полез туда, где самому пришлось повозиться с замком. На всякий случай звонил минуты три. Всё тихо. Зашёл. Огляделся. Понял – квартира пустая. А в спальне женщина в кровати лежит на спине, не шевелится, на шум не реагирует. На тумбе прикроватной горит лампа. Сначала показалось – покойница. Выматерился – решил, ребята подставили. Ближе подошёл. Да нет. Живая. Только дышит слабо. Тёлка редкой красоты. Ну, и завалился.  Так она и не проснулась. А после и заснул на ней. Сон сморил от рюмки водки. Проклятая аллергия. К утру очнулся. Та уже не дышала. Снял со стены небольшую картинку. Осенний пейзаж, масло. Определённо отечественного каталожного художника. Подпись не разобрал. Картинка небольшая. Взял с рамкой, покрытой сусальным золотом –  желуди с листьями. Запихнул в сумку, что нашёл на кухне. Было ещё несколько небольших приличных полотен маслом, да «мокруха» подтолкнула на выход... И не убивал он, и не душил эту спящую красавицу. Тогда почему она не очнулась?
Кирилл  уверен, милиция этого района получила ещё одного «глухаря». Потому как, не найдут они преступника. Всё чисто сработано.
 
***
Лида  замаялась с Варварой. Ночами та спать перестала. Всё бродит по квартире. Спросишь – чего бродит, отвечает, что-то ищет, да забыла что. Думает, думает и снова за своё.  Шумит, роняет вещи, топает, дверями хлопает.  Лида не высыпается. А Варваре, что? Днём отсыпается. Это ещё что... Последнее время полностью отключается. Оставлять её одну дома стало опасно. Может и поджечь, и затопить, и из квартиры уйти неизвестно куда. Такое уже однажды было. Лида внизу у парадной встретила – из института возвращалась. Увела домой. Двери квартиры нараспашку. Ладно, не ушла далеко Варвара, и квартиру не обчистили.
И с Кирой что-то неладно. Может, снова  взялся за своё? Полгода, как работает таксистом. И в вечерней школе договорился. Будет сдавать экзамены экстерном. Но уже неделю не появляется дома. Звонила его девушка. Она тоже удивляется, куда он исчез. Лида не знает телефона его таксопарка. Конечно, узнать можно. Но, думает и сам явится. Не сделал сын её счастливой. Счастье было, когда её из несчастной безродной калеки сделали нормальным человеком с руками и ногами. На том и закончилось её счастье. И зачем она родилась на Свет Божий? И кто они были, её родители? Никогда ничего не узнает она о себе. Горько ей и одиноко. Ни родни, ни близких подруг. Втроём они – она, сын да Варвара.
Лида, как была прислугой в доме своих приёмных родителей после переезда из Москвы, так и до сих пор весь дом на ней. Старая прислуга – была уже в возрасте, переезжать в Ленинград отказалась. Уехала к своей сестре в Анапу. Лида с Кирой и Варварой несколько раз гостили у них в летнее время. Теперь уже той прислуги нет в живых. И ехать Лиде куда-то нет ни желания, ни времени. Отпуска свои, всегда в летнее время, тратит на генеральные уборки, ремонт квартиры и разные хозяйственные дела. Маленького  Кирилла отправляла  на дачу под Ленинград с бабушкой Варей. Сама, нагруженная сумками с продуктами, моталась на дачу, где, опять-таки, обслуживала сына и Варвару. Майер отдыхал только по путёвкам в санаториях. На даче в Разливе бывал мало.
Последнее время даёт о себе знать тазобедренная кость. Хоть и небольшая, а патология – всю жизнь припадает на правую ногу. Надо бы показаться ортопеду, да всё времени не может выбрать.   
Сына она прозевала. Не занималась с ним. Воспитание переложила на  восторженную Варвару Кирилловну, пишущую все эти годы воспоминания о своей жизни и жизни актёров – её современников. Выпущено уже несколько книг, но она всё вспоминает о новых эпизодах из жизни её тогдашнего окружения. Таким воспоминаниям несть числа... Тиражом выходят небольшим. Книги не переиздаются. Может, причина в том, что в новых своих воспоминаниях она часто перечёркивает, что написано несколько лет назад и уже неоднократно были звонки и письма возмущённых родственников и самих еще живых персонажей её опусов, обвинявших её в неадекватности, передёргивании фактов, и даже в вульгарной отсебятине. Было, и грозили судом. Но Лида эти художества не ставит ей в вину. Возраст подводит...
Если ребёнок от приличных родителей и живёт в достойной интеллигентной семье, какое ещё нужно воспитание, думает Лида. Так что, не стоит валить с больной головы на здоровую. Виновата в этом она сама. Вернее – генетика. Наверно всё отрицательное, что было заложено в её родителях, проявилось через поколение, то есть в её сыне. Иначе и быть не может. Да, отец Кирилла – низкий подлец. Но он вышел в люди. И только ей – Лиде, известно его настоящее лицо. Но о покойнике или хорошо, или никак. Могло бы быть и так, что осталась бы пустоцветом. После того юноши – новоиспечённого доктора, ею никто не интересовался.
По совету сослуживицы – пожилой  машинистки из деканата, Лида поставила перед собой задачу – уговорить сына принять православие. Она уже заготовила крестик с цепочкой. На всём серьёзе, сослуживица утверждает: окрестится Кирюша и изменится его жизнь. Батюшка из церкви, что на Смоленском кладбище, согласен стать сыну духовным отцом. Опять же, при содействии верующей коллеги.

4.
Женя открыла двери. Вошла. На улице хлябь и в квартире темнота. Пошарила по стене, нажала на выключатель. Осмотрелась... Конечно, порядка в квартире нет. Но, будто, всё на своих местах. В спальне на кровати ералаш. И никакими вещественными доказательствами в виде скрученной в комок простыни со следами сукровицы и, возможно, спермы, милицию, очевидно, не заинтересовали. Пока ничего не заметила, чтобы что-то пропало. Собственно, она и не знает, где у Альбины драгоценности, деньги... В комоде нашла несколько пар трусиков, ночную сорочку. В ванной взяла зубную щётку, мыльницу. Теперь в магазин – купить что-то вкусненького, и бежать к Але. Позвонила домой. Там всё в порядке.
Снова больница. Естественно, часы посещения больных закончились. В списке тяжёлых Аля не значится. Соответствующая мзда возымела действие. На проходной обычно стоит несостоявшаяся начальница – грозная, но справедливая.
Женя тихонько зашла в палату. Аля спала. Ещё три кровати в комнате. Соседки – пожилые женщины, тоже дремали. Хотя ещё не вечер.
Женя поставила у кровати табуретку. Аля открыла глаза.
- Ну, что скажешь? 
- Была у тебя. Ничего там особенного не обнаружила. Когда вернёшься, тогда и узнаешь – чего не хватает. Кровать твоя не в порядке, но милиция ничего не тронула. Твоё дело не продвинется. В этом я уверена. Конечно, если тебе не помогут твои милицейские начальники, а ещё лучше – комитетчики.
- Что придумала... комитетчики... Некогда им такими делами заниматься. Самое для меня главное на сегодняшний день – анализы. Только бы не влипнуть в историю. Очень боюсь.
- Думаю, всё обойдётся. Принесла тебе кое-что перекусить. Не знаю, угодила ли. А ещё щётку, и мыло, и бельё. Скоро поправишься. За эти пару часов, что меня не было, ты уже стала выглядеть лучше.
- Это потому, что много сплю. Наверно от горя, чтоб забыться.
- Ну и спи на здоровье. Закрыла квартиру на оба ключа. Оставлю их у себя. Приду к тебе послезавтра. Или завтра?
- Нет, послезавтра. И принеси ряженку и булочку. Больше ничего. Подруги ещё поговорили с полчаса, и Женя побежала скорей домой. Двое её маленьких были без мамы почти весь день.
Напуганная подозрениями медиков по поводу возможных неприятных последствий после изнасилования, Аля забыла про свою бессонницу. Сон почему-то восстановился.  Проспала почти весь день.
- Больная Зорина, – на пороге медсестра, – вы уже в состоянии пойти в кабинет на осмотр, или нужна коляска?
- В состоянии. Сейчас попробую.
Встала. С помощью молодой сестрички, шаркая ногами, поплелась в кабинет врача. Полулёжа на гинекологическом кресле, шарила глазами по серому потолку, превозмогая боль при осмотре, ждала, что на этот раз скажет полная пожилая докторша.
- Ну, что тебе сказать, милая  страдалица, послезавтра идёшь на выписку. Анализы завтра будут готовы. Если повезёт, обойдёшься без лечения. Пока никакой патологии не вижу. Ты, я смотрю, еле ноги передвигаешь. Да, потеряла девственность, ограбили... но насилие, как мы узнали из анализов, не групповым было. Так что, больше от нервных переживаний у тебя такое беспомощное состояние.
- Доктор, тихо проговорила Аля, слезая с кресла не без помощи сестры – всё тело болит, а промежность просто огнём горит. Если анализ покажет что-то венерическое, тогда переведут в другую больницу?
- Давай, девочка, не будем загадывать. Бог даст, всё обойдётся.
 В палате Аля улеглась, преклонила голову к подушке и бессонницы, как ни бывало.

***
Дело об ограблении и изнасиловании в Василеостровском районе так и повисло, как нераскрытое преступление. Пропажа одного полотна маслом, правда, довольно известного русского живописца 19 века, уголовным розыском Василеостровского РУВД считалось простой кражей. Только после вмешательства руководства управления  завели уголовное дело. Поскольку имелся материал на известного в городе коллекционера русской живописи, дело подлежало оперативной разработке. Чтобы раскрыть его по «горячим следам», сроки были упущены. «Источник» - человек из уголовного мира, не смог оказать содействия в раскрытии преступления. Естественно, никто с повинной не приходил. Таких преступников-чудаков последнее время в милицейской практике не отмечалось.
На украденную картину Альбина махнула рукой. Ценности и деньги на месте. Самое главное, что её волновало – остаться здоровой. Слава Богу, результаты анализов опасений не вызывали. Была выписана из больницы в удовлетворительном состоянии.  Нервное напряжение  в больничных стенах, последствия перенесённой пневмонии привели к хроническому бронхиту с астматическими явлениями. Потому болезнь её затянулась на месяц.
...Наконец, с удовольствием вышла на работу. Жизнь пошла по накатанной колее. Избежала она нехороших последствий изнасилования, но стал беспокоить желудок. Сначала не придавала значения тошнотам, отвращению к некоторым привычным продуктам. Дальше тошноты заканчивались рвотами. Следовало снова прибегать к врачебному вмешательству, что ей порядком осточертело.
- Послушай, – говорила Женя по телефону, – пойди ты на Смоленское кладбище, помолись в часовне Ксении Блаженной. Правда, там молящие – всё больше учащаяся молодёжь. Знаешь, как помогает? Примеров больше чем достаточно... Сходи. Тебе же близко. Попыток – не убыток. Успеешь к своей медицине. Может, это у тебя на нервной почве. Такое тоже бывает.
Вскоре Аля звонила подруге:
- Женя, милая, ничего мне не полегчало. Вот какие дела...
- У Ксенюшки-то была?
- Была, и молилась, и записочки в стене оставила. Но, скажу, худо мне. Наверно, придётся идти к врачу. Рвоты не проходят. Худею. И работать не могу. А жить на что?
- Знаешь, подруга, замуж тебе надо. Как это понять – красивая, годы идут, а ты всё одна? В школе за тобой табуном ребята бегали. И в институте ребята были. Ты всё выбирала... У тебя там на работе полно мужиков. Неужели, никто не ухаживал, никому ты в душу не запала? Это всё твои завышенные требования к мужскому полу. Ну, нет у нас таких французских ухажёров, чтобы цветы и сразу замуж. Зато наши мужики красивее всех этих французиков. Ну, что скажешь?
- Женя, не до того. На днях пойду к врачу. Позвоню.
 
5.
Варвара Кирилловна умерла на девяносто четвёртом году жизни. Похоронили её на Смоленском кладбище. Это первое Петербургское кладбище давно стало мемориалом. Хоронят там только избранных. В похоронах принял активное участие Кирилл. Его духовным отцом получено разрешение о погребении.
Больше года, как он принял крещение в День Святого Кирилла, 21 декабря. Пожилой батюшка после исповеди разъяснил ему большую греховность его последнего преступления.
- Не говоря о краже, над жертвой тобою совершено действо, называемое некрофилией. Это большой грех.
- Батюшка, что вы имеете в виду? Я же не убивал ту женщину...
- Да, согласен, но твой грех состоит в том, что ты овладел женщиной, которая была без чувств, почти  покойница. Потому, считаю, следует на тебя наложить епитимью – то есть, тебе предстоит длительный пост и молитвы. Согласен? Справишься?         
- На  всё согласен, батюшка. Согласен пойти в милицию с повинной.
- Нет, сын мой, тюрьма тебя не исправит. Хорошо бы вернуть картину. Но, говоришь, отдал своему коллекционеру? А как от наводчиков откупился? Понимаю. Деньгами. Да, сын мой, поддался ты искусу дьявола. Покаялся. Бог простит.
Философский склад ума Кирилла впитывал мудрые беседы своего духовного отца с жадностью и пониманием. Сын Лиды стал неузнаваем. Бывают же на свете такие чудеса! Однако когда Кирилл принял решение бросить своё шоферское дело и поступить учиться в семинарию, ей такое решение показалось странным. В её понятии, стать служителем церкви – это вовсе не то дело, что способствовало бы материальному достатку, женитьбе и воспитанию детей. Сама она не имела понятия о вере, служению Богу, праведности. Воспитывалась она в семье атеистов, крещена не была и к церкви не тяготела.         
Кирилл не хотел идти против воли матери и пока продолжал свою шофёрскую работу.
Дружки не оставляли его в покое. Кирилл был у своей братии в чести, так что помаленьку отстали. Только вот коллекционер никак не мог смириться, долго уговаривал... Но он держался. В свободное время прислуживал в церкви. Значился псаломщиком.
Тогда, в середине восьмидесятых, трудно жилось простому народу. Назревали события, впоследствии перекроившие карту Советского государства. Эти события сначала будоражили, вселяли надежду на лучшую жизнь. Но дальше и совсем всё пошло наперекосяк. Стабильности гражданам оставалось ждать долго.

6.
В девяностом, неожиданный визит мужчины, объявившимся родственником Майера, впоследствии повлиял на судьбу матери и сына.
Днём, в воскресенье раздался звонок в дверь. Лида была дома одна. Спрашивала и переспрашивала у мужчины, которого видела в дверной глазок, – кто, и зачем, и от кого?
- Я же вам объясняю – Майер я. Ваш родственник. Приехал из Омска.
- Странно, никаких родственников у нас в Омске не было.
- Что ж тут странного. Просто уехали мы с мамой из Саратова в начале войны. Я был ещё несмышлёнышем. Майер Эдуард Карлович – двоюродный брат моего отца. Что же, мы так и будем переговариваться через двери?
- Вы, наверно, недавно приехали из своего Омска. У нас тут стало опасно пускать в квартиру незнакомых людей. Вот придёт с работы сын, тогда и приходите. И не открою я.
- Вот тебе – и на! Не верите! Если я покажу вам в глазок документ, поверите?
- Не знаю, если смогу прочитать. Покажите паспорт.
Она видела мужчину примерно своего возраста, неважно одетого, и совсем не внушал он ей доверия. Мужчина поднёс к глазку свой паспорт,  ничего она разглядеть не смогла, но двери открыла и сразу потянулась за паспортом. Да, действительно фамилии у них были одинаковыми, но мужчина был несколько моложе Лиды.
Славянская гостеприимность победила чувство осторожности. Лида предложила гостю раздеться, умыться, усадила за стол. Накормила, напоила чаем. Гость оказался разговорчивым симпатичным интеллигентным мужчиной. Он, как и его дядя Майер, – врач. Работает в областной больнице в Омске. Жена тоже врач. Есть дочь.
- Как же вы нас разыскали? – Лида, в общем-то, обрадовалась вновь обретённой родне.
- Разыскали через наших бывших соседей в Саратове. Вернее, через сына первой жены Майера Эдуарда, как я понимаю, вашего отца. Вам конечно известно, что у него была семья. Они из Саратова в войну не выехали. Брак был не оформлен и сын не его.
- Да, мне это известно, – солгала Лида, поскольку считала неудобным быть дочерью и не знать о жизни отца до войны. Она не собиралась открываться перед этим родственником о себе – удочерённой, о своём сыне и о неблаговидной роли самого Майера Эдуарда Карловича в её судьбе.
С этим  Александром Майером они много говорили о теперешних событиях в стране,  о жизни в Омске и здесь в Ленинграде. О бедности врачей здесь и у них в Сибири. О политике,  перестройке и о будущем страны. Уповали на сильную личность Ельцина. Кириллу определённо понравился новый родственник, поскольку в их доме никаких гостей (не переносил Майер) сроду не бывало. А о родне и говорить нечего. Была  племянница-балеринка, и та на старости лет удачно вышла замуж и отбыла с древним служителем Терпсихоры в Америку. Варвара Кирилловна говорила – хорошо устроились и даже преподают, несмотря на свой преклонный возраст. Русский классический балет востребован до сих пор.
Майер Александр в разговоре часто откровенно озвучивал  мысль об отъезде на свою историческую родину. О неискоренимом рабстве русского люда, о пьянстве, лености, бескультурье масс.
Лида отмалчивалась. Кирилл находил аргументы оправдания, в связи с историческим расположением страны, ближе к Востоку. Он верил в возрождение своей державы, верил в народ – добросердечный, умный, находчивый в своей массе, и не будет преувеличением, сказать - красивый.
Александру было о чём поговорить с Кириллом. Он явно ему нравился. Знал бы он, думала Лида, как изменился её сынок за эти несколько лет. Она была горда своим Кирюшей. Только вот главная задача сына – получить образование.
Родственник гостил всего неделю. С его отъездом стало пусто в доме. Кирилл обещал  воспользоваться приглашением Александра и съездить в Омск.

7.
     Альбина Борисовна Зорина с мужем Петером Георгиевичем Беккером  и сыном Алёшей собирались к выезду в Германию.
Познакомились на работе. Был он её пациентом в течение месяца. Он вдовец. В летах. Смолоду служил в органах госбезопасности. Отец его, работавший на советскую разведку, бежал из гитлеровской Германии после провала в войсках СС. Жену и сына переправили в Советский Союз через Балканы и Турцию уже в начале Второй мировой. Петеру было пятнадцать, когда пришлось учить русский. Он справился. И после успешного окончания университета, поступил на службу в КГБ. Отлично, без акцента владел русским и немецким. Знал неплохо английский. Потому был успешен во внешней разведке. Много лет прожил в ФРГ как резидент. Уже в перестроечные годы отозван в Россию, где оставил квартиру и могилы родных. Вскоре вышел в отставку в звании полковника. Детей не было. Жену – женщину старше на десяток лет, похоронил  в ФРГ. Альбина ему приглянулась сразу, как уселся в кресло. Отметил красоту её и молодость. После узнал: незамужняя. Увлёкся он Алей серьёзно, и вскоре сделал предложение, правильнее сказать – двойное предложение – выйти за него замуж и выехать на его родину.
 
***
Тогда, четыре года назад, после всех волнений, после чёрной полосы её жизни, после рождения сына, когда все трудности остались позади, Альбина  колебалась с принятием предложения. Кроме всех «за» и «против», была  причина, что её останавливала. Но  глубоко в себе затаила она эту причину.
- Сколько ты будешь водить человека за нос – настаивала её единственная подруга Женя? Да, старше тебя. И на сколько? Всего на 19, или пускай 20 лет. Да в наше время  глупо аргументировать таким пустяком, чтобы отказать хорошему обеспеченному человеку.
- На 28.
- Что на 28?
- Старше на 28.
-  На 28 – многовато, но ничего плохого в этом не нахожу. Тебе 32 и ты далеко не девочка. Ему – бездетному, пятилетний сын – награда. На днях видела я по телеку пару, так он старше на 30 с лишним. Правда, там он известный композитор. Забыла фамилию. А твой-то чем хуже? Не нищий и звание высокое. Кстати, твоя бабушка тоже немка. Так что, это и твоя историческая родина. А что ты здесь имеешь? Что у нас за жизнь? Скоро хлеб по карточкам. Этот Миша управлять страной не умеет. Додумался  виноградники уничтожить... Эта перестройка никому ничего не дала…      
- В тёплом климате и на небольших склонах виноград быстро восстанавливается. В наших южных республиках такие условия есть.
- А ты-то откуда знаешь?
- А вот, знаю.

8.   
Гостил Кирилл в Омске всего неделю. Приняли его радушно. Познакомился  с семьёй Александра – женой и дочерью. Девушке двадцать два, и она уже учитель биологии. Кирилл раздумывал: кем же приходится ему эта миловидная девушка? Да, она и я – дальние родственники. По тому, как она тушевалась и краснела во время их общения, понял – нравится он ей. Знал, что нравится женщинам, хотя был с ними сдержан и не давал повода к дальнейшим коротким отношениям. Отметил тоже, живут эти люди по нашим меркам в достатке. Поскольку есть скромная дача и перестарок «жигулёнок», аж третьей модели. Прощались, надеясь на скорую встречу уже в Германии.
После его возвращения Лидия Эдуардовна уволилась с выходом на пенсию. Александр Майер в какой-то степени повлиял на Кирюшу. И они начали готовить документы на выезд для подачи в консульство Германии.
Ещё повлияли на сына события тех трудных для народа лет. Возмущался политикой государства; вседозволенностью, распоясанностью криминала с убийствами пенсионеров, овладением квартирами несчастных жертв; бездействием и откровенным взяточничеством органов милиции и городского чиновничества; бессилием  властей города перед наступающим криминалом. Да, в этом государстве долго не будет маломальского порядка. А о соблюдении норм закона и говорить не приходится. Он согласен выехать на постоянное жительство в Германию. Будет скучать без церковного песнопения. Но с верой он – до конца своих дней.
При подаче в консульство ФРГ анкет были заданы щекотливые вопросы: о национальности в паспортах, об одинаковом отчестве у сына и матери, не таким уж  расхожим. Принимая во внимание явно выраженный шовинизм в России, немного находилось глупцов, чтобы пренебречь возможностью выбрать национальность русского родителя. В консульстве с этим доводом согласились.
Не выходит из головы матери тяжёлое объяснение с сыном по поводу одинакового отчества. Раньше на этой детали он не заострял внимания. Таиться она не стала. Рассказала всё, как есть. Могла и солгать... Кирилл хмурился. Молчал. И осталась эта тема без комментариев.

9.
В тот год был очень жаркий апрель. Больше 20 градусов.  Частые грозы с тёплым ветром. Город очистился от зимней грязи. С утра было яркое солнце. Воскресенье. Петя с Алёшей тогда отправились в Русский музей. Она срочно собирается снова в церковь на Смоленское кладбище. Со дня беременности Алешей, она частенько там  бывает. Сначала в часовню ко Ксенюшке. После в церковь. Ещё до замужества её много раз подвозил на машине мужчина. Познакомились. Запал он ей в душу. Симпатичный. Выше среднего роста.  Спокойный задумчивый взгляд. Очень серьёзный.  Её одногодка. Альбина часто видала его во  время службы. Помогал батюшке. После снимал  церковное облачение, выходил из храма, шёл за ограду к машине. Ей казалось, что он ждал её. Радовалась, когда издали, среди  разномастного транспорта на стоянке обнаруживала красное пятно. Он жестом приглашал садиться. Они были совсем одни и  так близко друг к другу и говорили... говорили... После отвозил к её дому.   
Она торопилась к сыну, но не могла себе отказать в удовольствии от общения. Он умел слушать. Почему-то с ним она была болтлива. Спохватывалась. Втягивала его в разговор. Говорили о погоде, о всяких пустяках. Много о теперешней жизни. О вере. Он одолел библию. Купил в Александро-Невской лавре. В переводе с шведского. Дорогую. Знал много молитв. Интерпретировал их содержание. Обожал церковное песнопение. Любил поэзию. По её просьбе читал наизусть из Блока, Мандельштама, Пастернака. Мыслили они одинаково. С каждой их новой встречей она  дивилась его кругозору, поражала  приверженность к сакральному, открывала новые особенности его незаурядной натуры. Оказалось, работает таксистом и никаких «корочек». Видно, образовывался сам. Через пару лет после их знакомства, он стал более откровенен. В прошлой его жизни, до приобщения к вере, было много негатива. Говорил скупо, вскользь, но она уловила: в прошлом он – вор-домушник. Этот флёр таинственности и только ему известного прегрешения, с последующим раскаянием и преображением, ещё больше подняли его в глазах женщины. Ей не приходилось сталкиваться с таким  интересным, умным  мужчиной. О себе, отнюдь не скупо, рассказывала много. О бабушке её воспитавшей. О матери и отце, которого не знала. Даже о пациентах – милиционерах и комитетчиках.
Альбина не считала нужным пускаться перед Кириллом в подробностях о сыне и последующем замужестве. Однако сказала о терпеливом ожидании мужа её готовности к выезду в Германию.
И, когда в это жаркое апрельское воскресенье, она узнал от него о наметившемся отъезде, ёкнуло сердце. Настроение враз испортилось. Заспешила домой.
 
***
Да, теперь ей нечего оттягивать с согласием на выезд. Они попадут в разные земли. Кирилл едет на юг Германии, Беккер изъявил желание ехать в земли бывшей ГДР.   
И после того, как она просила мужа отложить подачу документов на отъезд, выставляя обоснованные (касающиеся сына, квартиры) и необоснованные, даже смешные аргументы – довести до конца лечение того или иного большого милицейского или комитетского чиновника, как может она ни с того, ни с сего поднимать вопрос об отъезде по прошествии четырёх лет?
Не ожидала она, чтобы вот так, без предварительного разговора об отъезде, Кирилл поставит её в известность о факте решённом и, мало того, уже близком к осуществлению.
Она привыкла к их нечастым встречам. Привыкла к его приветливому спокойному взгляду, к тембру его голоса, к радостной улыбке при встрече.   
Аля не хотела выходить замуж за  Беккера. Почему? Ясно, ждала желанного и влюблённого, надёжного и молодого. Предлагал замужество влюблённый и надёжный. Женя торопила. Советовала не искать журавля в небе. Опускала на землю, напоминала о возрасте. Конечно, подруга права, думала Альбина, ждать в свои 32 с пятилетним сыном обоюдной любви со своей ровней и, конечно же, материальных благ, по меньшей мере – наивно. И она приняла, по мнению Жени, мудрое решение.
Она и не думала о Кирилле, как о потенциальном претенденте на руку и сердце. Не было с его стороны никакого жеста, ни даже намёка на свою увлечённость ею, как женщиной. Не желала она себе признаться, что занял он её сердце целиком, что думает о нём чаще, чем хотелось бы. У них дружба, не более того. Теперь он  скоро уезжает насовсем. Знает, что никогда больше не будут они проводить свои свидания в красненьких «Жигулях». Она садилась на заднее сидение. Он на переднем, боком, в неудобной позе. Пускай эти свидания были нечасты, но как мог он легко вычеркнуть из памяти ожидание, радость встречи, печаль скорого, пускай сдержанного, прощания. Но не навсегда. Он знал, что в какой-то из  воскресных дней они снова увидятся. Оказывается, для него это были лишь незначительные жизненные эпизоды. А что, собственно, она про него знает, кроме тех скупых признаний в своих ошибках молодости? Хотя, как она понимает, воспитан он в традициях старых интеллигентов. Начитан. Живёт с матерью, которую он определённо почитает. Как поняла Альбина, не бесхарактерный он «маменькин сынок». Немец.  Причём, истово православный. Её бабушка Миля была пассивной лютеранкой.
Все эти мысли долго не давали уснуть. Они были желанными и даже необходимыми, эти мысли. Потому как ей не с кем поделиться. С Женей? Да она засмеёт её платонические чувства. И потом, сама она – Аля  не считает себя влюблённой в Кирилла. А он, она уверена, и вовсе не обременяет себя оценкой их отношений.

10.
- Почему же ты, Кира, не говорил мне, что мечтаешь уехать в Германию насовсем?
Фактически я твоя жена почти десять лет. Твоё право оставаться свободным я не отнимала. А что теперь? Мне скоро 40. Детей нет, и я останусь одна, никому не нужная... - поджала обиженно губы Валя.
 - Говорю тебе не в первый раз, не женюсь я на тебе. И вообще не собираюсь жениться. И ещё – о детях. Ты же мне сказала, что дети – это не твоё. Хотела жить свободной. Так что не стоит валить все свои ошибки на меня.   
- Конечно, я должна была зарабатывать деньги. Мне некогда было беременеть и рожать. Ты не тот человек, кто мог бы обеспечить безбедную жизнь жене и ребёнку.
- Я тебя понимаю. Не тот я человек. Но, ты  была всегда свободна и могла быть с другим мужчиной, богатым и любящим. Видно, я не способен на любовь. Что поделаешь? Всё-таки, отдельной семьёй мы не жили. Мой дом был у матери. И для тебя балет и сцена были всегда на первом месте. Теперь почему-то ты спохватилась, что недополучила от жизни положенное женщине. Но я тут не виноват. Повторяю, я тебе ничего никогда не обещал... прости...
- Нет, ты всё-таки, скажи, могу я знать причину, почему не хотел жениться на мне, почему?
- Кирилл задумался, он и сам не понимал, почему так упрямо не хотел назвать её женой. Он не надеялся назвать женой ту, которая никогда не простит его, потому и выбрал себе судьбу старого холостяка.
- Скажи, потому что старше тебя?
- Ну, нет, об этом я как-то и не задумывался.
- Тогда в чём дело?
Никак она не виделась ему законной супругой. Однако не привык он менять женщин часто. Не гонялся он за каждой юбкой, и несколько связей за свои 36 лет для такого симпатичного мужчины – это мизер. 
- Может, закончим этот допрос? Не сердись. Ты же знаешь, все эти годы, что мы вместе я был верен тебе.
- А я? Я что, имела какие-то связи на стороне?
- Обычно в такой манере оправдываются мужчины. Имею в виду – «связи на стороне». И вовсе я не мечтал уехать в Германию насовсем. Так получилось. Это решение, принятое мамой совсем недавно, я поддержал. Вот такие дела…
Кирилл в себе разобрался давно. Он понял, ему дороги те редкие часы общения с Альбиной, которая и не подозревает, какое сильное чувство ведёт его и не отпускает. В то давнее воскресенье, в церковном дворе он увидел женщину, которая ему уже была близка. Удивительно, но он узнал её. Узнал в ней ту – красивую, спящую, живописно раскинувшуюся на постели. Чёрная толстая коса откинута в сторону, тонкая сорочка сбита и, будто напоказ, открыта белая грудь с розовым соском. Долго не мог отвести от неё глаз. Не удержался, согрешил. А после отмаливал свои грехи постом и молитвой. Слава Господу, она осталась жива. Через какое-то время он встретил её снова. Она выходила из  ворот кладбища, и он предложил её подвезти. Так они и познакомились. Был у неё сынишка. Но мужа не было. Периодически они встречались По воскресеньям, после церковной службы. Шли годы. Альбина вышла замуж, и он  сердечно пожелал ей счастья. Но по её настроению понял: замужество не сделало её счастливей, и вышла она, чтобы не остаться в этой жизни одной – тенденция всех в мире женщин. Он по-прежнему, был сдержан и не нарушал линии их отношений. И не помышлял о взаимности. Был счастлив тем, что есть.

11.
Альбина тогда с большой неохотой поддалась на уговоры Жени и дала согласие на замужество. Беккер был намного старше и отличался мудростью, граничащей  со всезнайством, и она ему как-то возразила: древнегреческому мудрецу Сократу приписывают фразу: «Я знаю, что ничего не знаю». Этот человек признан миром философов и прогрессивным человечеством, а вы, оказывается, выше Сократа? Вы знаете всё? Он понял её иронию. С улыбкой возразил и просил прощения. Деликатный   и предупредительный до приторности. Но для Али главным было его умение занимать Алёшу. Мальчик тянулся к нему, а Беккер, в свою очередь, стремился выдать ему такую обширную информацию обо всём на свете, что ребёнок не успевал всё переварить в своей юной голове, и часто Альбина уличала сына в неадекватности, а сынок  амбициозно, подобно Беккеру, отстаивал свою абсурдную точку зрения. И это в девять лет. А что будет дальше? Всезнайка-муж взялся обучать сына немецкому по какому-то методу, доступному избранному кругу людей. Сын учился в английской школе. Беккер, кстати, знал и английский. Но все его знания, мягкость и воспитанность, весь его лоск передового гражданина современного общества, и зачастую некстати прорывающийся залихватский юмор, она расценивала, как желание быть человеком её поколения, и в этих его показушных чертах она никак не хотела его признавать за ровню, и, в общем-то, она тяготилась его обществом. Слушать он не любил. Всегда солировал и любовался собою. Если и слушал собеседника, что случалось нечасто – смотрел на говорившего с прищуром, снисходительная улыбка украшала поредевшие, жёлтые зубы и Альбина в этот момент его буквально презирала.
Преодолевала брезгливость во время  близости и ничего не могла с собой поделать. Так что замужество не сделало её счастливой.
Когда расписались, Беккер не унижал себя расспросами об отце ребёнка. Она на эту тему намеренно не говорила. Да, рождение этого ребёнка – случай особый, редкий.

***
В то время эти тошноты, рвоты  донимали её, и пришлось, в конце концов, пойти к гастроэнтерологу. Прежде  всего, послали на рентген желудка. Ничего, кроме лёгкого гастрита, обнаружено не было. Дальше следовало глотать кишку для проверки пищевода и взятия  желудочного сока. Но, по ходу исследования  участковая врач порекомендовала ей обратиться к гинекологу.
- Доктор, зачем мне гинеколог? Я живу одиноко.
- Я всё-таки советую провериться у гинеколога, - улыбнулась старая  врачиха, – у вас набухли молочные железы – так-то, дорогая….
- Так это перед месячными, – возразила Альбина. Вышла она из кабинета подавленная и озабоченная. Назавтра ей предстояла неприятная процедура с этой кишкой, которую как понимала, проглотить она не сможет. 
Врач её успокоил:
- Не переживайте, вас будет держать опытная сильная сестричка. Конечно, за границей, например в Штатах – читал в одном медицинском журнале – больного просто усыпляют и все эти неприятные ощущения его не затрагивают. Но мы к сожалению, до таких высот дойдём не скоро. Так что, не вы первая - не вы последняя.
Наутро она звонила подруге Жене:
- Представляешь, сегодня мне глотать кишку и этой экзекуции я не выдержу.
- Выдержишь. Все выдерживают. Я тоже глотала и ничего, живая... А рентген как прошёл?
- С рентгеном всё в порядке. Попила противный барий и всё. А эта кишка меня пугает.
- Так что там в желудке?
- Да ничего. Слабый гастрит. Вчера наша участковая – старая  дура, послала меня ещё и к гинекологу. Я ей говорю, одинока, дескать, я, мужчин не было, а она так ехидно: вы всё-таки проверьтесь. Вроде груди набухли...
- Аля, ты что, забыла своё изнасилование? Может она и права?
- Как же, права, я же после этого имела месячные наверно два раза. Правда, не обильные. Но у меня не бывает много.
- Вот что я тебе подружка скажу, иди ты сегодня срочно к гинекологу. И никакой  тебе кишки. Что это мы, дуры, с тобой раньше не подумали, наверняка ты беременна... Слыхала я. Бывают такие случаи. Называется по-простонародному –  крови через ребёнка...
У гинеколога она с изумлением узнала: беременность 13 недель. Никакого варианта, кроме родов... Конечно, можно было убить уже живой плод. Поскольку в больнице, куда она попала  три  месяца назад, могли подтвердить её изнасилование, она имела право на аборт. Потому как не было известно от кого этот плод и какое горе принесёт матери рождение этого ребёнка.
 - Если родить, не отразится такой факт на ребёнке, доктор? – спросила изумлённая таким оборотом дела Альбина.   
- Гарантии вам никто не даст. Тут бывает и родители здоровы, и беременность проходит нормально, а ребёнок неполноценный. Роды – это в какой-то степени риск, или правильнее сказать – лотерея. Но, надо надеяться на лучшее. Процент рождения   больного ребёнка, или патологических родов, невелик, – вяло констатировала докторша.
- Тут нет никакой альтернативы, - говорила Женя, – тебе следует срочно избавляться от этой беременности. Разрешение получишь обязательно. Здесь такой случай...
Но, на этот раз Аля не прислушалась к совету подруги.
Очень скоро токсикоз прекратился. Появился аппетит. Она располнела.
Мальчик родился в срок. Здоровенький, весом в три с половиной  килограмма. Помогала в первые три года соседка-пенсионерка. После ясли, и детсадик. Все эти трудные этапы позади. Об отце ребёнка она не задумывается. Такая неординарная история с рождением её сына останется тайной между нею и подругой Женей. Так они с ней и порешили.

12.
Пусто, пусто на душе. Если бы не сборы в дорогу, наверно, тяжелей было бы вдвойне.
Уже месяц, как Альбина не торопится на Смоленское. Никогда они больше не увидятся.
В то воскресенье, как и говорил, ждал её за оградой. Она долго молилась в часовне у Ксенюшки. В церковь не заходила. В эту встречу они почти не разговаривали. Сидел Кирилл боком на переднем сидении, как всегда. Был спокоен. Поздоровались. Она кивком. Он неловко поймал её руку, чуть сжал. Она удивилась его новому жесту.
Они помолчали.
- Вы когда наметили отъезд?
– В четверг, - ответил, помедлив. 
- А с квартирой – как? Вопрос нескромный, можешь не отвечать.
- Квартиру оставим. Закроем и всё. Я не исключаю, что вернусь.
- Такой оборот мне не нравится – довольно громко отреагировала Аля.
- Это почему?
– Мы туда. Вы назад.
Она улыбнулась, подчёркивая шутку в своём замечании, но от него не ускользнули нотки обиды, грусть в глазах.
- Сами знаете – человек предполагает... Большего ему не дано. Естественно, жаль расставаться с привычным окружением, с давней знакомой... – он  с улыбкой  заглянул ей в  глаза. 
- Это со мной? Я тронута. Мы в этом году наверняка уедем. Это решено.
Он был в курсе их отъезда в Германию. Прозвучавшие амбициозные нотки воспринял спокойно.
- Так что, вы тоже здесь не остаётесь... и документы уже готовы?
- Документы, нет... Продлится какое то время...
Он промолчал. Вышел из машины. В тот момент она не поняла  это его действие. Он пересел на заднее сидение. Повернулся к ней. Взял за руку, приблизил к губам. Поцеловал. После повернул ладошку и с минуту рассматривал, как хиромант. После снова прикоснулся губами. Неспешно перешёл на шоферское место. Оглянулся. Его грустные глаза, наполненные слезами, сказали ей больше, чем ненужное в этот момент объяснение в дружбе до конца. Она молчала, подавленная, переживая  эти минуты его неожиданной ласки.  Поехали к её дому, к дому, который он знал наизусть, туда, где  совершил большой грех, последний в его жизни. Он обещал писать. Она продиктовала адрес почты, до востребования.
Мысленно удовлетворённо отметил это её решение с адресом.
- Жаль, что так и не познакомился с твоим сыном, – сказал с грустной улыбкой, останавливая машину. 
Иногда они переходили на «ты». За столько лет это естественно.
- Почему он так быстро доехал, куда он торопится? – подумала и, чтобы утвердиться в своей независимости, сказала, после спохватилась, но было уже поздно:
- Алёшу опекает муж, и он тоже к нему привязан. Поскольку папы настоящего у нас нет, Петр Георгиевич его усыновил.
- Ну, естественно, если сдружились твои мужчины, то так должно было и быть. Тем более, если у мужа не было своих детей.
- Не было.
- Всё, пошла домой, - открывая дверцу, тихо сказала Альбина.
Кирилл не задержал её... и она вышла из машины.
Инертно он держал руль двумя руками. Упрямо крепко сжаты губы. Она наклонилась и губами тронула его щёку. Лёгкой походкой пошла к парадной своего дома. Нажала на кнопки кода. Оглянулась, перед тем, как войти. Машина ещё стояла.
Альбина не смогла сдержать слёз. Перед дверями квартиры спешно вытерла мокрое лицо. В коридоре, снимая жакет, она услышала голоса – рачительного, поучительного тона – мужа и оправдательных нот сына. Они не услышали её прихода. Она скрылась в ванной и там тихо плакала, сетуя на своё ненужное  замужество, на сдержанность Кирилла, на свою горькую долю молодой женщины старого, нелюбимого мужа.

***
- Альбина Борисовна, когда будем прощаться? – пожилая сестричка растянула толстогубый рот в приветливой улыбке.
- Что, надоела я вам? – переодевая обувь, готовясь к приёму больных, обернулась к ней Аля.
- Зачем же, сколько лет вместе работаем, совсем нет охоты оставаться без вас, дорогая Альбиночка. Как сынок готовится к отъезду? Сколько ему?
- Скоро десять. Готовится. Можно сказать, очень доволен, в том случае, если друга с нами возьмём в Германию. Там пациент ждёт. Пригласите его. Я готова, – сменила тему Альбина.
- Иду, иду...
В кабинет вошёл пожилой полковник. Сдержанно поздоровался, уселся в кресло.
- Пока могу говорить, хочу на прощанье пожелать вам счастливого пути и вообще счастья. Обидно, что бросаете нас. Но, конечно, куда иголка, туда и нитка. Так что, с супругом следует быть всегда рядом.
- Спасибо, спасибо. Рано говорить об отъезде. Только подали документы и пройдёт год, другой... И откуда всем всё уже известно? Теперь, прошу, откройте рот пошире, будем заканчивать с вашим непослушным зубом, – привычным жестом она накинула ему салфетку на грудь.
- Нет, ещё скажу слово, – взял её за руку полковник, – если бы не вы, ходить бы мне со съёмными протезами. Так что, помнить вас буду долго.
- Пока не поставите съёмные, – улыбнулась Альбина.
- Это будет нескоро, благодаря вашим умелым ручкам. А что все знают – так слухом земля полнится... Вы у нас женщина заметная...

Часть 3.

1.
Полгода позади. Быстро прошли эти месяцы удивления, восхищения и адаптации. Обучение Кирилла проходит успешно. Нашли его одарённым учеником. Лидия Эдуардовна от сына значительно отстала. Кирилл принял решение работать на такси. Права его, к сожалению, не сгодились. Есть надежда по окончании шпрахкурсов получить бесплатное  переучивание на права. Если за свой счёт, то это дорого. Платят им приличные деньги. Они скоро снимут квартиру. Очень довольны, что выехали, «на историческую родину» усмехается Кирилл. Однако частенько он не в настроении. Связь с Алей  завершилась ничем. Его два письма вернулись не востребованные адресатом. С Валей налажена телефонная связь. Она бывала за границей с театром, но не в Германии. Надеется приехать в гости. С этим вопросом ей следует повременить. Они ещё здесь новички и живут в общежитии. И ещё, чтобы пригласить, нужно иметь соответствующий заработок.
Жизнь пока не налажена. Паспорта  граждан Германии ими получены. Пока других новостей нет. Хотя... если не считать повышенного внимания его немецкой учительницы со шпрахкурсов. Они частенько встречаются в соседнем  «альди». Она занимает его банальными разговорами о том, о сём, Считает полезным таким путём приобщать к языку. Женщина на пару лет старше. Коротко стриженая блондинка. Славянское лицо. Его поход в магазин, к неудовольствию матери, затягивается...
Родственники Майеры больше года в Дрездене. Всё ещё не устроены с работой. Они медики, потому будут ещё долго переучиваться. Кирилл с мамой в небольшом городке, рядом с Мюнхеном. Им переучиваться нечему.
Побывал он в нескольких православных церквях. Мечтает  снова продолжить службу. Хочет встретить настоятеля, чтобы общение было им  интересно. Ну, а главное, чтобы не отказали.

2.
Германия обошлась без них, и Альбина не рассталась со своими больными. Дома у неё теперь свой больной. Произошло непредвиденное. С мужем случился удар. Геморрагический инсульт в тяжёлой форме на фоне гипертонической болезни. Такой диагноз поставлен консилиумом известных в городе невропатологов. Эти годы, что они вместе, он  был по-настоящему счастлив. Альбина не сомневалась в искренности его слов. Но остаток жизни прожить в Германии – это его желание, вероятнее всего, не сбудется…
Сколько ещё продлится её зыбкая надежда хотя бы на небольшое улучшение? Полгода и никаких изменений в состоянии парализованного Беккера. Он всё понимает, мычит и на её вопросы  - «да», «нет» чуть прикрывает веки. Но... недвижим. Из больницы Аля его забрала через месяц. При всём уважении к старости и заслугам, никакая клиника хроника держать не станет.
Спасибо немолодой соседке, что нянчила Алёшу, не отказывает в помощи. Справиться  с неподвижным грузным мужским телом у неё не хватает  сил. На днях Аля  пойдёт договариваться к бывшей уборщице из их поликлиники. Вдвоём им будет полегче.
Жизнь Альбины превратилась в одинаковые куски – дни, недели, месяцы, а она всё ещё ждёт и надеется. Терпит тяжёлый воздух в квартире, чужих людей – врачей, сиделок, нянь. Замотана сама. Недосмотрен сын. Безысходность. Тоска. Тупик...
Боже упаси, она не желает его смерти, но хотя бы малейшее улучшение... Сердце больного беспокойства не вызывает. К сожалению,  избавиться от тяжёлого паралича перспектив мало. Конечно, возраст... Но старик крепкий. Глотательный рефлекс функционирует. Отличный уход. Может пролежать лет, эдак, с десяток... Такие прогнозы даёт его лечащий врач.
Всего четыре года замужества. Этот год не в счёт. Поторопилась. И не была она счастлива. Наверно, лучше бы оставаться всю жизнь одинокой. У неё сын. Так что жить было для кого. Такие крамольные мысли неотступно одолевают, и жалеет она свои годы, бегущие к старости. Вскользь думает о Кирилле и, почему-то, отгоняет эти ненужные мысли о совсем ей чужом человеке. Так, от нечего делать, трепался с ней в машине, подвозил к дому... В сердцах обвиняет его в холодной, излишне выдержанной натуре, в гипертрофированном чувстве собственного достоинства. У него своя жизнь, у неё своя. И не пошла она за письмами на почту. И не нужны ей его новости, его сдержанное умничанье. Может, там и писем-то никаких  нет и не было... И времени у неё нет на почту бегать.
Женя, как мудрая советчица, категорична в своём мнении: «Ты, Алька, не строй из себя жертвовательницу и праведницу. Жизнь пробежит, и не заметишь. Ты за этот неполный год, хорошо сдала... А твой Георгиевич мужик крепкий. И кушает хорошо, и высыпается, и ещё кое-что... делает... А ты, мать, замотана. Да и Алёша твой, тоже, на кого похож? В глазах испуг, сидит в своём уголке, как мышонок в норке».
Такие умозаключения слышала от своей подруги она каждый её приход. И вывод был жесток – отдать в дом хроников и пенсию заодно. Пускай из-за этой большой пенсии они его и поберегут. 
Нет, нет, Альбина готова исполнить свой долг до конца. «Боже мой, мне уже 37. Только бы силы не оставили меня. Я не способна на такую жестокость. Он же всё понимает, - рассуждала сама с собой Аля. - Забыла Женька, как до хрипоты отстаивала свою точку зрения в пользу выгодного жениха, как торопила её со свадьбой».

3.
Кирилл топтался на трамвайной остановке с сумкой через плечо. Его номер будет через пару минут. Здесь ни как у нас. Всё точно по  графику.
- Привет, Кирилл Майер! - из автомобиля махнула рукой фрау Лёш.
Притормозила, остановила свой «фольксваген». Кирилл подошёл.   
- Домой?
Она любезно открыла дверцу, и он уселся рядом. Без слов тронула машину и вот они уже мчатся по автобану. Кирилл понял – хочет показать своё умение лихачить за рулём. По нашим российским меркам никакое это не лихачество. Знаешь дорогу и ведёшь машину уверенно.  Наверно, она за рулём уже много лет. Да на таких дорогах –завяжи глаза и поезжай. Попробовала бы у нас, даже в том же Питере, не говоря уже о загородах.
- Вы зачем в Мюнхен ездили? По делам? – улыбнулась, не отводя глаз от дороги, его учительница.
- Ездил за покупками по поручению родительницы, - ему было неудобно сказать, что ездил в церковь и, заодно, для себя за кроссовками.
- Почему вы с мамой не вместе занимаетесь? Так бы вам было легче справляться с заданиями.
- Так вышло. Мама немного опоздала. И теперь она от меня порядком отстала.
Он краем глаза разглядывал её вблизи и увидел большую тёмную родинку на лбу и веснушки на носу и щеках. Родинка её портила, веснушки даже украшали. Волосы крашены. Может, она и не блондинка. В общем-то, ничего женщина. Он видит, что нравится. И наверно, у них что-то получится. Соскучился он по женской ласке. В монашество он не собирается, потому не считает большим грехом, если и снова будет иметь женщину вне брака. Как с Валей. Её приезд на ближайшее будущее он не планирует. И вообще не имеет никакого желания возвращаться к прошлому. И расставались они навсегда. Тут его ошибка. Сам первый позвонил. И не соскучился. А так... все из их хайма куда-то кому-то звонили и он – за компанию. Почему же не взял телефона у Альбины? Почему? Теперь он скучает только по ней. Почему не пришла за его письмами? Почему? И ещё – почему испугался отказа? Почему даже не пытался быть с ней, как с любимой женщиной, а изображал внимательного друга среднего пола?
Он вспомнил, как в детстве бабушка читала ему трёпаную книжку под названием «сто тысяч почему». Маме в своё время она тоже её читала. Но там всё познавательное, а здесь житейское...
Фрау Лёш подвезла его прямо к хайму. Ещё не отпускала минут пять. Всё болтала без устали. Кирилл улучшил момент, и сам первый  попрощался, поблагодарил за внимание. Улыбнулся. Она тоже кокетливо громко рассмеялась без видимой причины.
Многого из её разговора он не понимал, а всё кивал. Она, конечно же, замечала  его неадекватную реакцию и старалась доводить свою мысль, прибегая к разным вариациям. Но воспринимал он весь её монолог, как разговор на разные темы, хотя тема была одна.
Дома матери не застал. Удивился. Дело к ужину. Был он голоден. Чашка кофе с пирожком за весь день маловато. Пока плескался под душем, скрипнула входная дверь.
- Долго ты, сынок, проездил за такой малостью. Весь день, и всё в Мюнхене? Или куда заезжал в красивые места. Ты у нас любознательный путешественник. Ну, купил кроссовки?
- Купил, купил. Именно то, что хотел. Назад ехал на машине. Фрау Лёш подвезла.
- Она, по-моему, к тебе, сынок, не ровно дышит. Я права?
- Вполне возможно. Она тоже мне нравится.
- Я слышала, коренные немцы не очень-то склонны  встречаться с нашими.
- Пока никакими планами на сей счёт себя не загружаю. Главное – осилить язык. И контакт в любой форме с местными нам не помешает.
- Так вот, я основательно познакомилась с одной  приличной очень пожилой немкой. И сейчас была с ней на очередной встрече в соседнем парке. Я тебе не говорила. Это такая редкость, чтобы богатая немка заинтересовалась бедной иностранкой. Представляешь, она говорит  по-русски. Хочет совершенствоваться.
- По-русски, как мы по-немецки? Очень за тебя рад. Только пускай сначала она тебя обучит немецкому. А сейчас пару часиков я посижу с учебником. Тебе тоже не мешает позаниматься.
- Что ты, гораздо лучше, чем мы по-немецки... Ладно, садись ужинать.
На самом деле Кириллу хотелось побыть одному. Разобраться в своём чувстве к этой женщине. Здесь не было никакой любви. Не было даже увлечения. Он понимал, соскучился по женской ласке. Уже почти год он один, неоднократно снилась ему Альбина и, просыпаясь, ощущал себя неоперившимся юнцом. Так что, он готов к близким отношениям  с этой болтливой немочкой. И ещё был недоволен собой в роли пассивного собеседника, глупо поддакивающего. Стеснялся сознаться в своём слабом знании немецкого.

4.
Этой зимой Ольга Гросс и Софи Гедини отметят кругленькую дату их дружбы. С оговоркой – если живы будут. И той и другой скоро 80. Подружились в детстве. Вместе закончили гимназию. Хорошенькие, шустрые. Одна беленькая, другая чёрненькая.
По настоянию богатой и удачливой Софи  живут подруги под одной крышей уже три десятка лет. Софи – немка по матери, еврейка по отцу.  До войны жили в Амстердаме. Отец владел  ювелирной лавкой и большой мастерской по огранке алмазов. Перед приходом к власти Гитлера вся их семья – отец, мать и два брата эмигрировали в Америку. В Нью-Йорке отец продолжал заниматься ювелирным делом. Соня ему помогала. Все годы второй мировой Соня и Ольга не потерялись и после разгрома фашизма встретились в Амстердаме, в городе их детства. Соня , к тому  времени Софи –жена богатого итальянского промышленника, проживала в Риме. Ольга прикована к больному мужу, безногому инвалиду Второй мировой. Их дом в Германии.
Ольга – потомок русских эмигрантов. Отец – капитан-лейтенант служил на линкоре «Свободная Россия», впоследствии затопленном по приказу Ленина в Новороссийском порту, чтоб не достался наступающим частям Антанты. В 1920-м  отцу с матерью и семилетней Ольгой удалось бежать от нападавших частей красной армии с остатками Черноморской флотилии и частями Добровольческой армии под командованием Врангеля Петра Николаевича через Турцию, проливы Босфор и Дарданеллы во французский военный порт Бизерту, что в Тунисе. Большинство офицеров с семьями надолго в Бизерте не оставались. Выехали во Францию, в Бельгию, Голландию. Про мытарства, что испытали они, как покинули Родину, рассказывала ей мама. Да и сама Ольга была свидетелем горьких эпизодов их жизни в начале эмиграции. Вышла за скромного молодого человека – немца, по большой любви. Потом война. Не повезло им... Оторвало молодому Гроссу обе ноги по-глупому, во время штурма Брестской крепости. Домой вернулся через полгода, после госпиталя, разуверившимся в смысле жизни, понурым пессимистом. Не один раз перебирался жить к матери. Оставлял Ольгу с малолетней дочерью. Через десять лет после войны и начались у Ольги, по-настоящему тяжёлые годы. Сначала трагедия – упал с коляски, ушиб висок и погиб Гросс. Через небольшое время  дочь сбежала с африканцем в ЮАР. И ещё через какое-то время Ольга получила сообщение из Иоганесбурга о её гибели от передозировки наркотиков. Вскоре от сердечного приступа умерла мать. Отец нелепо погиб ещё до Второй мировой. И осталась Ольга одна на всём свете.
Софи похоронила мужа. Детей не было. Переехала в Германию. Открыла небольшой салон модной женской одежды. Обе подруги одиноки. Так что решили жить вместе.
Всю свою сагу пересказала Ольга Гросс Лиде в один присест. Говорила по-русски с очень выраженным иностранным  акцентом. Естественно, строила примитивные фразы, и не все русские слова и современные понятия ей были известны. Однако некоторые её слова, явно иностранные, относила к русским, и тогда Лида была озадачена.
- Когда будем снова говорить? – улыбнулась фрау Гросс, заглядывая Лиде в глаза.
- Как скажете. Только, конечно, во второй половине, – конец фразы пояснила по-немецки, – у меня курсы, кроме субботы и воскресенья.
Обе были довольны знакомством.

5.
У Жени не было человека ближе Альбины. Наверно и подружилась она с ней и полюбила, чтобы рядом была красивая, утончённая девочка. Альбина тоже привязалась к подруге. Женя - крепкая, приземистая ширококостная. На несколько лет старше – лидер. Она всегда была права. Альбина вечно в сомнении. «Всё знают, всё понимают только дураки и шарлатаны» - так говорил Антон Чехов. «Только глупцы могут быть непоколебимы в своей уверенности» - изрёк французский философ Монтень. Эти афоризмы знаменитых людей были Альбине известны. Ну и что? Тем не менее, она ничего не предпринимала, не посоветовавшись с подругой, которую не считала глупой, вопреки высказываниям признанных умов. Правда, решение принимала сама.
Альбине на днях 38. Какое рождение? Какие праздники? Женя настаивает. Не дело сидеть, понурив нос, в этот знаменательный день подле полутрупа.
С мужем никакого улучшения. Стабильное состояние – констатирует лечащий врач при каждом посещении. В общем-то. Альбина смирилась. Теперь ей по - легче. Помогают две женщины. Привык и Алёша. Вопрос - куда его отправить  этим летом?   
Телефонный звонок прервал тяжёлые Алины мысли. Она услышала взволнованный голос Жени:
- Алька, я к тебе с сюрпризом  – ты едешь в круиз вокруг Европы, – заговорила она приказным тоном, - посетишь Германию, Голландию, Францию, Испанию – продолжать?
- Что ты мелешь, Женька. Это тебе Виталик такую мысль подал? С ним прогуляться вокруг Европы.
- Успокойся. Виталька не при чём. Встретила знакомую – вместе пасли наших деток в соседнем скверике. У старшей дочери преждевременные роды и о круизах не может быть и речи. Естественно, путёвка дорогая. Конечно, уступит по - дешевле. А сколько впечатлений! И тебе необходимо отдохнуть. И твой Беккер не обидится, если уедешь на пару недель. Ну что? Согласна? Чего молчишь?
- Женюра, спасибо тебе за заботу, но забыла ты про Алешу. Куда ему деваться на это время, пока мать беззаботно путешествует? У него же каникулы...
- Алёшу беру на себя. Поедет с нами в деревню. Благодать-то там  какая! Не поверишь, возвращаться  в наш смрадный мегаполис охоты нет.
- Можно подумать, ты в своей деревне отдыхаешь каждое лето. На моей памяти раза три, не больше, туда ездила и то ненадолго. И потом, от Беккера я никуда. Такая моя участь...
- Твои две тётки вполне позаботятся. Заплатишь вдвойне. Никуда не денутся. Такой случай подвернулся... Говорю, уступит она путёвку за полцены. Даю тебе день срока, чтобы подумать. Я с этой женщиной договорилась. Обещала тебя уломать.
И на другой день состоялся между подругами тот же разговор.
– Ну, какое приняла решение? Знаешь, возникла идея. И почему об этом мы  сразу не додумались?
- Какая ещё идея?  Никуда я не поеду. Пускай твоя  знакомая ищет других, более свободных охотников на дешёвую путёвку.
- Аля, почему ты не хочешь устроить Беккера на каких-то 20 дней в вашу комитетскую клинику? Считай, на обследование. Сама говорила, больных там мало. Отказать не имеют права. Он мужик заслуженный. Орденоносец. Ну, как ты на это смотришь? 
 - Никак. Не могу я его спихивать в больницу, а сама плавать по круизам. Нет и нет. Да и Алёшу не оставлю. 
Больше Женя подругу по поводу путёвки, как говорится, не доставала. Согласилась Альбина отправить сына на пару недель с Жениной семьёй в деревню. Как и в прошлый год, лето порадовало, стосковавшихся за зиму и весну, петербуржцев солнечными днями и тёплыми ночными дождиками. Днём город накалялся от жаркого солнца, горячими воздушными массами от транспорта – грузового и легкового, от спешных (пока погода позволяет) уличных работ по укладке горячего асфальта. Потому, радость горожан за жаркое лето вскоре сменилось ворчаньем на своенравную природу.    

6.
Лидия  Эдуардовна опаздывала на свидание к своей новой знакомой. Она почти бежала и, запыхавшись, пришла на место встречи первой. Очень хорошо. Обидно, чтоб эта старая женщина видела, как бежит российская тётя, как она дорожит знакомством с коренной жительницей. Лида и не считала Ольгу русской. Может потому, что та была совсем из другого мира из того русского, которого уже давно не было. Она села на скамейку и стала  ждать. Пять, десять, двадцать минут. И когда она поднялась, чтобы уйти, издали увидала двух пожилых женщин, спешащих к ней.
- Алло. Извините! Это мы опаздывали, что хотела с вами знакомиться моя подруга Софи, – скороговоркой, на ломанном русском, заявила Ольга.
Софи – высокая худая седая ухоженная  дама, со вкусом дорого одета, с подведёнными бровями и подкрашенными губами, показывая  крупные ровные зубы, подала для знакомства костлявую руку, всю в тяжёлых перстнях, и села на скамейку. Она не знала русского языка и с восхищением следила за речью подруги. Ольга тоже присела рядом  и жестом пригласила сесть Лиду. Снова заговорила на русском, почему-то обращаясь к ним обеим. О погоде, о каких-то их недавних путешествиях и даже о современной моде. Лида слушала её болтовню в пол-уха, глядела на этих жизнерадостных дам, вовсе не чувствующих своей старости, и, видимо, строящих планы на предстоящее путешествие. Ольга внешне совсем не походила на Софи. Небольшого роста, средней комплекции, крашеная блондинка, круглолицая и одета проще, она выглядела значительно моложе своей одногодки-подруги.
Наконец, после  разговора, как бы ни о чём, Ольга конкретизировала свою цель сегодняшнего свидания. Лида поняла из её своеобразных выражений, вперемежку с иностранными словами, выдаваемыми за русские, что, поскольку Лида им понравилась и они ни в коей мере не сомневаются в её честности и порядочности, у них к ней предложение пожить на их вилле всего две недельки, чтобы они смогли поехать в Штаты к родным братьям Софи. Лиде не придётся ухаживать за оранжереей и убирать комнаты – всеми этими делами занимается семья - муж и жена – их давнишние слуги. Питаться – тоже не её забота. Ей – Лиде только придётся взять на себя обязанности быть неотлучно с их любимой собачкой чу-вава (толком не расслышала, но после ей разъяснила русская немка – порода чи-хуа-хуа) - мальчиком Фипслом. Ему три годика,  и он для них, можно сказать – всё. Дело в том, что эти супруги не терпят собак и не берутся  за ним ухаживать, а в Штаты везти – это наносить травму животному. Притом, их отсутствие будет недолгим. И, естественно, ей хорошо заплатят.
- Ну, что вы ответите? – Ольга выразительно с доброй улыбкой ждала ответа.
Лида чуть помедлила. 
- Спасибо за доверие, но, во-первых, у меня курсы немецкого по будням, а во-вторых, живу я с сыном и у меня есть по отношению к нему обязанности – обед, стирка и прочее. Так что, жить у вас две недели – это исключено. Если вас устроит, могу взять на пару недель вашего Фипсика к себе. Собак любит сын и я тоже. Так что решайте.
Пока Ольга переводила предложение Лиды, Софи менялась в лице - поджала губы,   взгляд стал холодным, и она поднялась со скамейки, готовая уйти немедленно. Ольга, стараясь смягчить такую резкую реакцию, улыбаясь, пояснила Лиде, что подруга подвержена эретизму, находится в рефлексии и не стоит обращать внимания на её такую резкую реакцию. К тому же, она страдает почечно-каменной болезнью и готовится к литотрипсии. Все эти слова Ольга высказала в неверном порядке, искажёнными, и снова Лида была засыпана иностранными словами, на её взгляд, представленными, как русские.
На этот раз попрощались довольно холодно и о новой встрече не договаривались.

7.
Алеша в деревне с Женей и девочками. Поехал он с удовольствием и уже  сдружился  со своим ровесником. Звонила Женя и заверила подругу, что всё у них в порядке. Жара не спадает. В прошлом году было тоже теплое лето, но не такое жаркое. В Алиной квартире прохладно. Сегодня воскресенье. На улице народу мало. Весь трудовой люд за городом. Непривычная тишина. Дома она одна, если не считать лежащего неподвижно мужа, глядящего перед собой, когда не спит. Последнее время, она заметила – взгляд его стал бессмысленным и голоса не подаёт. Сказала доктору, но тот как-то и не обратил внимание. Надоело ему выслушивать, выстукивать, рекомендовать и, наверно, ходить к ним и заниматься полуживым существом. Пока одна, сидит она часами без дела перед телевизором, но совсем не вникает в смысл передач, а задумывается о событиях прошлого лета. И всё о нём – гордеце и обольстителе. Возникла картина их последней встречи. Почему она снова вернулась мысленно к этим вовсе ненужным ей воспоминаниям? По прошествии года, она уже определённо может сказать себе, что никого не любила до Кирилла, да и не знала, что это за чувство – любовь. Она сама себе может теперь признаться, что любит до сих пор и что это, видимо, навсегда, и была бы она счастлива даже малым – иногда видеть его и знать, что живёт он в этом городе, даже, пускай с другой счастливой женщиной. Но всё позади. Что позади? Ничего и не было. Так что, следует забыть о том, чего и не было вовсе.          
Тут, неожиданно, из спальни послышались какие-то гортанные звуки. Мгновение, и она уже была у кровати Беккера.
- Что случилось? Ты звал меня?
Ответа она, конечно, не получила, но взгляд его стал снова более осмысленным. «Может, всё-таки, постепенно его крепкий организм перейдёт в наступление на эту страшную болезнь? – подумала. – Ему же не так много лет, и он хорошо питается».
Но нет, он снова впал в дрёму, и на лице обозначилось тупое выражение, характерное в последнее время.
Она услышала звук отпираемой входной двери. Это пришла сиделка из больницы. Альбина её наняла только на воскресные дни, чтобы отдохнуть и от работы, и от дома. Если позволяла погода, она шла пешком на Смоленское. Там, как всегда, молилась и ходила среди могил. Читала надписи. Коротала время. Но сегодня сестра пришла поздно и никуда Альбина сегодня не пойдёт.
- Оля, – обратилась она к сестре, – я вам дала ключи от квартиры, чтобы приходили вы не с самого раннего утра, поскольку не дожидаясь вас, я уходила. Но, вижу, вы злоупотребляете моим доверием. Это что, вы приходили к больному всегда так поздно?
- Ой, простите Альбина Борисовна. Транспорт подвёл...
- Вы добирались из Купчина почти четыре часа? Так я вас поняла?
- Нет, просто часы подвели...
- Сегодня вы мне уже не понадобитесь. Я хочу с вами рассчитаться. Оставьте ключи и больше вы мне не нужны.
- Вы же в прошлый раз рассчитались. Простите меня...
- Я хочу отдать и за сегодняшний день, и на этом расстанемся.
«Вот так, доверяй людям», - подумала. Заплатила за день дежурства и закрыла за сестричкой двери. Молча.
 
8.
Середина лета. Позади День Святой Троицы (Пятидесятница). Кирилл был на службе в Мюнхене. Настоятель ждёт его осенью в помощь батюшке. Через пару дней Кирилл едет на автобусе в Питер. Проедут Германию с юга на северо-восток, Польшу, Белоруссию. Ему такое путешествие интересно и недорого. Языковые  курсы позади и новые немецкие права в кармане. Перебрались из хайма на квартиру. Почти обставили. Лидия Эдуардовна очень всем довольна. Пока не работает, но без дела не сидит – ухаживает за Фипсиком. Разыскала  её Ольга через несколько дней после их последней встречи и согласилась на условиях Лиды. И ещё новость. Несколько раз в неделю у Кирилла свидания с Бригиттой  Лёш. Она в разводе. Дочь учится на медсестру и живёт в другом городе со своим, как тут называют, другом. Друг уже по счёту третий. Пока замуж никто не берёт. Хотя  Бригитта говорит,  дочери замуж рано – 19 лет, а менять друзей можно сколько угодно. У Кирилла чувства к этой женщине никакого, но не хочет больше бороться со своей мужской плотью, да и сама женщина не требует никаких чувств, а тем паче – обязанностей по отношению к себе. Кирилл часто отдаётся мечтам о встрече с Альбиной. Но, вероятно, живёт она  со  своими  в бывшей ГДР и пути их разошлись навсегда...
Лидия Эдуардовна считает, Кирилл должен прозондировать почву по поводу продажи квартиры. В России жить она не собирается, а деньги на покупку телевизора, машины и спальной мебели нужны. Кирилл другого мнения. Квартиру продать за бесценок очень просто. И вообще, он против окончательного отъезда из России.
Дожди зарядили и холодно. В Питере, говорят, жара. Едет на три недели. К Вале не собирается, и не сказал, что поедет в Питер. Соседка по дому сообщила им по телефону – их квартирой заинтересовался какой-то торговый деятель. Сказала, готов купить за большие деньги. На сегодняшний день цена их трёхкомнатной квартиры в центре – не более двадцати тысяч долларов.

***
Лидия Эдуардовна возится с прелестной своенравной избалованной собачкой. Они уже привыкли друг к другу, и Фипсик стал понимать русский язык. Та пара слуг – муж и жена, что живут у подруг на вилле, пожалуй, постарше хозяйки. Но, форсу много и настаивали, чтобы собачку отдали на этот срок именно немцам, а не русским, которые  только числятся немцами. Собачка не должна забывать своего родного языка.
Рекомендуют пёсика называть именно Фипслом и не упрощать на русский манер его прекрасное имя. И вообще, с Лидой повели себя, как с самозванкой. Эти супруги похожи между собой своей худобой, пергаментной в мелкую складку прозрачной  кожей на руках и ногах, в сабо с деревянной подошвой, проваленными глазами, острыми носами, красными слезящимися глазами. Лиду удивляет их высокий рост. Она с содроганием представляет эту пару нагишом. Просто бухенвальдские узники. Им, наверно, за 90. Они и сторожат виллу. Здание большое, в три этажа. Чистота и порядок. По крайней мере, там, куда её пригласили. Старинная шикарная мебель, картины в золотых рамах, хрусталь – баккара, мейсенские фарфоровые статуэтки... 
Софии  и Ольга уже десять дней в Америке. Звонят Лиде почти ежедневно, конечно, разговор касается только пёсика. Даже хотели, чтобы он подал голос. Он и гавкнул. Они были в восторге.
Закончила Лида своё обучение немецкому, толком с местным населением объясниться  не может. Такие-то дела. Эта перемена в окружении, в частности, в бытовых условиях, в обслуживании с бесконечными «Guten Tag», «Bitte», «Danke» и прочими знаками внимания от персонала, вначале показались неискренними. Но, по прошествии небольшого срока, Лида сделала вывод не в пользу нашего народа – злого и завистливого. Опять таки, оправдываемого Кириллом, соотнося эти отрицательные черты с нашей неустроенностью, бедностью, а главное, с потерей библейских истин.
В кирху или в костёл немцы идут по устоявшейся традиции. Верят они в Господа, нет ли – это внутри. Но почитаются священные праздники, законы, знаменующие приход ребёнка в этот мир – крещением; конфирмацией - таинством приобщения к церкви юношей и девушек у протестантов в возрасте после 16, у католиков первое миропомазание над детьми семи лет. Дети или юноши и девушки чувствуют и почитают этот торжественный момент. В красивом одеянии с песнопением они заходят в храм, где священнослужитель читает проповедь, поёт детский хор. Тут же сопереживают это торжество родители, дедушки и бабушки. Сочетания  браком  проходит в торжественной обстановке – жених в нарядном костюме с бабочкой, невеста в длинном белом платье с фатой. Этот наряд обязателен, невзирая на моду.
У нас же стало тоже появляться нечто, похожее на обряд бракосочетания, но частенько невеста предстаёт перед священником в коротком платье, даже бывает и в чёрном, дабы потом надевать его на вечеринки. Лида сама видела такую свадьбу – с невестой в чёрном. Лида не осталась равнодушной ко всем рациональным мелочам в общественных местах – в сберкассе, на почте и у прилавка. Никто не дышит тебе в затылок, никто не читает твоих  почтовых отправлений, никто не интересуется  твоими банковскими делами. В сберкассе, на почте, в аптеке – человек, следующий за предыдущим, остаётся за широкой жирной чертой, нарисованной на полу, и ждёт терпеливо своей очереди. В первое время, по привычке двигаться вперёд, Лида переступала черту. Пока ей не указали на её, как она потом назвала свою оплошность, – серость.
Лида отметила – быт в сильной мере благодатно влияет на  настроение. И улыбка продавца и его приветствие, как наши люди иронически замечают, неискреннее с фальшивой улыбкой (так, видимо, легче оправдать грубость наших торговых работников) – все эти мелочи продлевают человеку жизнь. Потому здесь много стариков.
Все эти мысли Лида держит при себе. Никогда она не была так счастлива. Даже во время короткого романа с молодым доктором...

9.
Середина августа. Жара в городе не отступает. Трава в парках, садиках, пожелтела, сравнялась с сухой землёй. Кусты, кроны деревьев скукожились, траурно опущены книзу. Горожане в выходные спасаются за городом, в водоёмах. Сегодня воскресенье. Альбина одна дома и никого не ждёт. В прошлый выходной отказалась от услуг медсестры. Теперь ругает себя. Погорячилась. Так что лишила она себя единственного дня свободы. Надо искать другую сестру. Лучше пожилую. Беккера она, конечно, одного не оставит. Плохо с ним последнее время. Пролежни замучили. Трудно бороться с таким явлением. Хоть он и похудел, но вес приличный и обрабатывать его больные места приходится только вдвоём.
Альбина покормила его кашкой, попоила чаем с молоком. Привела его в порядок, и он уснул. Ушла в другую комнату, к телевизору. Надоел этот ящик, но читать сил нет, и не может она сосредоточиться на книжных событиях. У самой-то событий никаких. Только мысли. Про свою несчастливую долю.  Женька ругает, дескать, сама себе такую долю выбрала. Нет, это судьба её такая. Знает она определённо – никогда не станет она корректировать, преображать Богом данную ей жизнь. Так, видно, на роду написано. И мама её не была счастливой, да и бабушка осталась в молодости с ребёнком на руках без хорошего, любящего мужа, заслуженного инженера – врага народа, расстрелянного и реабилитированного уже после её смерти. Как ещё на свободе осталась и вырастила, и выучила дочь. И как ещё дочери доверие оказано – в институт приняли, и по окончанию на фронт отправили.
Ну, а под конец, как всегда, после прелюдии о своей судьбе, мысли о своей несчастливой любви. И здесь ей не повезло. Завлёк её Кирилл. Как с подопытным кроликом поиграл, а она влюбилась. Не выкинуть из головы, из сердца этого человека. Женька считает её фригидной, так и не познавшей настоящих мужских объятий.
Звонок телефона прервал её невесёлые мысли:
- Это я. Как ты там? – взволнованный голос подруги насторожил Альбину.
- Что случилось? Ты в городе? Как Алёша, как девочки?
- Господи! Девочки скоро невесты и Алёша большой мальчик. Ничего не случилось. Хотим с одним знакомым тебя навестить. Как ты на  это смотришь? Или приезжай ко мне, или давай встретимся где-нибудь на нейтральной территории, ну там в кафе или даже, только не падай, в хорошем ресторане. Долго не раздумывай. Это твоя судьба.
- Ты меня, Женька, ошарашила. Я не пойму, ты что, ребят оставила в деревне одних? На тебя нельзя положиться. Оставить одиннадцатилетнего ребёнка на твоих девочек-подростков. Как это понимать? Никуда я из дома уйти не смогу. Медсестру я в то воскресенье рассчитала и сижу с Петром одна. И у себя дома в такой обстановке принять никого не могу.
- Знаешь, подруга, я так и знала. С тобой, как говорится, каши не сваришь. Ладно. Позвоню через часок. Там и порешим. Так что, будь готова к переменам в твоей невесёлой жизни. После мне же спасибо скажешь.
Альбина услышала отбой, так и не успела категорически отказаться «варить кашу» с заботливой подругой. И не установила – с кем остались дети в деревне.
Не стала уточнять и перезванивать. Решила принять ванну, поскольку желанная горячая вода вырвалась из крана, молчащего больше месяца. Она собрала чистое бельё, простыню, полотенца, свежий лёгкий халатик – всё уложила на тумбу в ванной. Каскады тёплой воды зазывно её ждали. Предвкушая удовольствие – полежать в тёплой ванне, скинула с себя всю одежду. Спохватилась – побежала нагишом в комнату к мужу. Тот лежал так же на спине и, как ей показалось, не дышал. Она терпеливо постояла над ним, уловила слабое синхронное дыхание, успокоилась и скорей назад в упоительную благодать.

***
Ровно через час сидела Альбина у большого зеркала и расчёсывала свои роскошные тёмные волосы. Они закрывали её всю, ниже талии. Рука не поднималась обстричь. Радовало её и своё бело-розовое тело, и красивой формы грудь и бёдра.
Беккер – единственный мужчина видел её нагую. Но она была скована. Не могла скрыть своей неприязни к старому мужчине, пытавшемуся имитировать молодой задор.
Короткий звонок входной двери. Альбина насторожилась. Минута тишины и снова звонок длинный, призывный. Осторожно ступая, она подошла к дверям. Никого она сегодня к себе не ждала. Может Женька?  Да нет, такого «сюрприза» она себе не позволит. Снова звонок. Определённо Женька, и не одна. Что же это такое? Она в тонком  халатике, не причёсана... Настойчивый звонок подтолкнул... и Альбина инертно порывисто распахнула двери... и... опешила – на пороге Кирилл.
- Альбина, дорогая. Какое счастье. Рад видеть тебя. Почему ты не в Германии?
Она молчала. Будто всю эту сцену видит во сне. Смотрела на него во все глаза. Не верила в реальность этого счастливого мгновения.  Не пригласила его в квартиру. Он подошёл вплотную и, не сдержался – схватил в охапку любимую женщину, прижал к себе. Голова её сникла, глаза наполнились слезами, и она зарыдала, конвульсивно дёргаясь в его объятиях.
Он поднял на руки её лёгкое тело, вошёл в квартиру, закрыл за собою двери, понёс её в комнату. Осторожно уложил на диван. Альбина не сразу успокоилась. Он терпеливо ждал, сидя рядом на стуле, держа её за руку.
 - Успокоилась? Теперь ты можешь говорить? Что произошло? Прошёл год и у вас никаких изменений. Ты одна в квартире?
- Одна, если не считать больного мужа.
Рассказала ему Альбина всё – от начала их знакомства и до этого дня. Открылась в своих чувствах.
Кирилл промолчал. Он давно понимал, каким словом назвать их стремление друг к другу, но жизненные обстоятельства оказались сильнее их чувств. И на сегодняшний день он не видел выхода из создавшегося положения.      
- Я тебя Аля, понимаю, ты жертвенная женщина и я не вправе советовать или что-то предпринимать для решения этого сложного вопроса. Но так расстаться мы не можем.  Я обязан до конца открыть тебе своё лицо, и простишь ли меня, я не знаю.
Кирилл поразил своей  сдержанностью, даже после  явного её объяснения в своих сильных чувствах. Выглядел он хорошо. Нисколько не изменился после их последней встречи. И она так поняла – просто он её искренний друг. И зачем она ему открыла своё сердце?
- Интересно, с какой стати ты пошёл в наш дом? Ты же не знал номера квартиры.
- Я всё знал…
- Как там вы устроились? Я жду подробного рассказа. Иногда вспоминал меня там, в Германии?
- Всегда ты со мной и не забывал я тебя ни на один день, час.
Кирилл не лгал. Но никогда не уходил от реальности, не растрачивал себя на ненужные порывы. А теперь он берёг себя для неё, для их любви.
- Сейчас я уйду. Живу у себя в квартире. Я встречу тебя, когда ты сможешь быть свободной, и мы поедем ко мне. Мне есть, что тебе сказать и тебе, наверно, тоже. Здесь я себя неловко чувствую. Ты должна меня понять. 
- Но почему? Мы вдвоём в квартире. Ты понимаешь, в каком состоянии мой муж?
- Нет, нет, ухожу.
Она продиктовала номер телефона. Сказал – запомнит.
Он наклонился, поцеловал её в каскад тёмных волос и направился к выходу.
- Постой, я провожу.
Она пошла за ним босиком, в чуть запахнутом халатике, такая доступная и любящая, но он сдержал себя и вышел из квартиры.

10.
Лидия Эдуардовна в свои 58 не чувствовала возраста. Внешне она стала себе нравиться, тогда как в молодые годы была она никакая. Расцвела она ближе к старости. Такое бывает с женщинами. Да и с мужчинами, видимо, тоже. Украшал её тёмный густой волос, чуть с завитком. Серые глаза стали выразительнее. Полные, чувственные губы. Смуглая гладкая кожа. Вздёрнутый нос немного портил картинку лица – упрощал, но и делал лицо миловидным. В меру полновата. Плохо – хромота усилилась. Конечно,  минус. Тем не менее, брат Софи никаких таких минусов не замечал, а серьёзно заинтересовался симпатичной российской немкой пятнадцатью годами моложе. Лида заметила тайные взгляды господина  Фейта и находила его вполне ничего. Изредка старший брат навещал свою сестру в Италии и теперь здесь, в Германии. На этот раз вернулись подруги из Нью-Йорка вместе с ним. Собственно, и поехал-то он, чтобы развеять свою грусть по жене, ушедшей год назад. С Лидой никакого официального знакомства не было. Видел он её два раза, и то мельком. Однако уже в третий раз застал он её в том же скверике, где проходили встречи Лиды и Ольги. Немецкий – его родной, и «нечаянные», а дальше и  назначенные встречи их, повторялись в течение нескольких недель.
Лида, прожившая все свои годы без мужчины, оказалась нужной приличному благообразному пожилому человеку, бездетному, притом, богатому владельцу ювелирной фабрики. 
Улетел Дэвид в Штаты, обязанный по долгу службы не оставлять надолго своего производства. Такое объяснение вполне убедило Лиду. Но причина была  в подготовке к перемене в личной жизни. Соответственно, такое положение категорически не устраивало подруг, и с Лидой они перестали общаться. Обязанностью Софи была обработка брата с целью воспрепятствовать безответственному скоропалительному его решению. Если он и задумал связать себя на закате дней с женщиной, то таковой может быть только её подруга Ольга. Конечно, она старше брата восемью годами, но это свой человек и она сделает всё, чтобы быть другом и доброй женой Дэвиду. Ольга же, в свою очередь, должна быть категоричной со своей новой знакомой – самозванкой и выскочкой. Следует ей посоветовать отстать от брата Софи, и не портить жизни ни ему, ни себе. Подруги сильно раскаялись, что связалась с этой русской.
Да, Лидия Эдуардовна слышала от Дэвида слова с предложением быть ему законной женой, но это были только фразы. От неё ответа никакого он и не ждал. Её согласие  считал, видимо, фактом неоспоримым.
Естественно, Лиду распирало срочно поделиться этой смешной историей. А с кем?  Сын в Питере. Сгодилась соседка. Та посоветовала не теряться и, конечно же, не упускать нежданно привалившего счастья. Определённо,  ей было приятно, что понравилась не шибко старому богатому американцу. Уже несколько раз звонил из-за океана. Только она так толком и не поняла, о чём он ей выкрикивал почти полчаса. Звонила она и сыну. Хвасталась своим успехом. Кирилл только посмеялся.

11.
Темнота в доме. Аля света не зажигала. Ждала звонка от Жени. Обманывала себя. От Кирилла она ждала звонка. И... дождалась – Женька на проводе:
- Скажи спасибо, что мужик – первый сорт. Потому не обиделся. Просил перенести знакомство на среду. Человек он занятой. Бизнесмен. Может, и миллионер. Они у нас пекутся, как блины у хлебосольной хозяйки. Да, у него ребёнок и у тебя ребёнок. Заживёшь припеваючи...
- Женька, уймись. Что за сватовство? Несвободна я. Муж рядом. И никакой миллионер мне не нужен. Другой мне нужен. Только, может, ему-то не нужна.  Поняла? Ты когда к ребятам едешь?  - Кто это, подруга, тебе стал нужен? Это что-то новенькое... Да у ребят я. Звоню из нашей Тмутаракани. Поужинали и уже спят. Набегались за день по жаре.
- Жень, если сможешь на неделе оставить ненадолго ребят, то приезжай. На той неделе я в вечер. Всё тебе расскажу, как на духу. Время подошло. История эта давняя...
- Ну, дела! Естественно, приеду. Заинтриговала ты меня, мать. Что за давняя история?
- Во вторник я жду. Больше ничего не скажу. И не пытай. Приезжай прямо с утра, часов можно и к десяти. Только смотри у меня, чтоб ребята там одни не оставались. Попроси соседку присмотреть. Договорились?


***
Что-то неладное происходит с мужем. Хуже он стал. Ест очень неохотно и держит пищу во рту ни туда, ни сюда, как в детстве Алёша. Взгляд неосмысленный. Больше глаза закрыты, но вовсе не спит он. Назавтра приглашён его лечащий врач. В душе стала Альбина, грешным делом, просить Господа прибрать бренное тело мужа. Душа его давно отлетела. Она понимает, надеяться на выздоровление – шансов нет. Как же тяжело ей жить! Что делать? Что делать?  Знает – Бог терпел и нам велел. Она и терпит, но, сколько ещё продлится  мужнино тяжёлое умирание?  И завтра же с утра она ждёт Женьку. И врач должен быть в первой половине. Так что, стоит Женю предупредить. Пускай приезжает в среду.
Она весь вечер в воскресенье и понедельник ждала звонка от Кирилла. С работы прибежала и ей сиделка сообщила, что с мужем плохо. Так что спросить о звонке Альбина в такой ситуации сочла неэтичным. Следовало вызывать срочно врача.
Снова вечер. Сидит одна. Отпустила свою бывшую санитарку. Пётр тихо дышит с закрытыми глазами в соседней комнате, но это ни сон, а небытиё. Она так понимает его состояние. Он обмыт, переодет. В общем-то, ухожен. Но, в комнате стоит смрадный дух, и открытое окно не помогает. Вечером жара спала, но каменный дом нагрелся за день и из окна никакой свежести.
Альбина уже звонка от Кирилла ждать перестала. «Снова он набивает себе цену», -подумала..
Решила заняться шитьём. От шифонового платья, цвета спелой вишни, отрезала рукава, и стало оно сугубо летним. Осталось пройму обработать воланом от низа рукава. Завтра его наденет. Не успела закончить работу. Телефонная трель прервала творческие планы. Срезанные рукава брошены на диван. Бегом к телефону...
- Альбина, рад слышать тебя. Как ты там? Скучаю сильно, но смогу за тобой заехать не раньше среды. Что ты на это скажешь?
Она молчала несколько секунд. Захлебнулась радостью. А он ждал и молчал.
- Кирилл, совсем плохо с мужем. Стал какой-то другой. Что-то в нём изменилось. Вовсе не стало человека. Живой труп. Страшно мне. Завтра жду лечащего врача. Что он скажет... Я-то думала: не звонишь – не запомнил номера.
- Номер запомнил. Как я понимаю, никаких планов на ближайшие дни строить ты не можешь.
- Почему? Может, и смогу. Позвони завтра в это же время.
- Позвоню обязательно. Дай Бог тебе всё вынести. Спокойной ночи.
Она ничего не успела ответить. Услышала короткие гудки и разочарованно взялась за шитьё. И снова мысли: и чем он так занят, что только в среду? И почему не она первая положила трубку? И что за сухой тон? И вовсе не любит он, а, как и всегда, сам корректирует линию их отношений.

12.   
Ольга – частый гость Лидии Эдуардовны. Свою миссию, возложенную подругой, она выполняет честно и, как считает, успешно. «Русская выскочка», как называет её Софи, дала слово, что между  нею и Дэвидом не было никаких конструктивных объяснений по поводу бракосочетания, что было правдой. Подруги немного успокоились. Теперь,  Ольга стала захаживать к этой «выскочке» в целях профилактики и чтобы быть в курсе дальнейших событий. Однако про звонки нежданного жениха Лидия Эдуардовна умолчала. Общались они с Ольгой, в основном на  допотопном русском, которым владеет эта старуха, по мнению Лиды, очень слабо. Лексика Лидиного немецкого и вовсе озадачивала собеседницу. Так что, смысл их переговоров конкретикой не отличался.
На сегодняшний день Лидия Эдуардовна обеспокоена стремлением сына поступить на учёбу в Петербургскую духовную семинарию. Перед отъездом Кирилл, между прочим, вскользь поделился с ней этой мыслью. Но, как-то за сборами в дорогу и квартирным вопросом тема учёбы осталась без обсуждений. Мать была категорически против этой затеи сына, и последний разговор по телефону её серьёзно встревожил.
Оказывается, эта мысль не оставила Кирилла, и он в конце августа, перед началом учебного года, наметил поехать в Александро-Невскую лавру, где в парке, в красивом старинном здании находится семинария, и переговорить в секретариате о возможности поступления, хотя бы заочно.
И ещё, она озабочена квартирным вопросом. Считает, стоит продать квартиру. Не беда, что дёшево. Она знает от своей бывшей сослуживицы (говорили неоднократно по телефону), что многие закрытые квартиры сегодня нагло занимают аферисты, связанные с властями (такими же шулерами), и с них спросу никакого. Попробуй после выгони... Примеров более чем достаточно. Потому, советует продавать, пока дают хоть какую цену. Об этой ситуации было сказано сыну, но он не хочет обсуждать квартирную тему, и гарантирует ей в этом плане полный порядок.
Рассказала она Кириллу о встрече с фрау Лёш, которая о нём много расспрашивала и сказала, что скучает и ждёт с нетерпением. Однако Лидия Эдуардовна поняла, что эти новости сына совсем не интересуют. Сказал, между прочим, о каких-то других планах, в которые её пока не посвятил. Ещё рано. Всё будет знать в начале сентября. Мать поинтересовалась – не с учёбой ли связаны планы? – Нет, сказал, это личное... С кем это личное, подумала. Наверно, со своей балеринкой. В дом к ним её не приводил, и Лидия Эдуардовна знала её только по телефону.
Она без сына уже две недели. Соскучилась. И не мыслит об его отъезде назад, в Питер. И ещё думает о женщине, которая наверняка скоро будет между ними, и стало ей грустно делить сына с этой другой... Кирюше, конечно, пора обзавестись семьёй. Уже все сроки вышли.  Весной стукнуло 38. Стукнуло, следует говорить, если уже за 50, по крайней мере. Так что – не стукнуло, а исполнилось. Её дорогому мальчику. И вскользь подумалось об отце Кирюши. Насильнике и развратнике.  Но, спасибо ему за сына и пускай ему будет пухом земля. Умница, хороший её сын.  Как его вера преобразила! Спасибо тебе, Господи.

13.
За какие-то сутки погода сильно изменилась. Дождливо. Ветрено. Прохладно. Вечер. Няня только ушла. Больной обихожен. Находится в забытье, как  в последнее время. Доктор пожимает плечами. Прогнозы... прогнозы... Какие могут быть прогнозы? Может так пролежать неопределённое время. Никто не скажет, сколько ему отпущено быть в таком состоянии – ни человека, ни покойника. Так что, Альбине осталось нести свой крест до конца.
Наконец, они с Женей остались вдвоём. Альбина говорила, говорила, словно оправдывалась. Рассказала всё от начала их знакомства на Смоленском кладбище и до последней встречи. О нём, мужчине своего возраста – хорошего роста, симпатичном, непохожем на всю остальную мужскую половину. О своём сильном чувстве.
- Ну, что ещё сказать?
- Да, дела, дела... Обидно, что влюбилась ты в мужчину, конечно, особенного. Ты прости, сколько мужиков там у тебя на работе, да и в институте сколько парней было, а влюбилась ты в бывшего квартирного вора. Исправился. Пошёл по другой дороге. Верующим стал. И ты поверила? По мне, если человек был способен забираться в чужой карман, тем паче, в чужой дом и даже раскаявшийся – такой тип не может при определённых обстоятельствах, не воспользоваться своим умением  взяться за старое. Шофёр. Большего он не достиг. Я тоже шофёр. Теперь много шоферов. Ты же образованная, из хорошей семьи...
- Так. Сначала хочу тебе напомнить классику, – перебила поток Жениной критики, обиженная Аля, – Жан Вальжан из «Отверженных» Виктора Гюго. Тот тоже был вором и не буду тебе напоминать момент его исправления и о его дальнейшей жизни. Дальше – этот шофёр тоже из хорошей семьи. Образован не хуже того же Беккера, тобою сосватанного, с которым не была ни дня счастлива…
- Спасибо. Я уже и виновата. Ты, как мне помнится, сама принимала решение...
- Правильно. Принимала с твоей подачи. Я уже давно поняла, что реклама – двигатель торговли. Теперь такой предмет, как «маркетинг»,  востребован и у нас. Любую дрянь можно впихнуть идиотке, вроде меня, с помощью убедительной рекламы. Конечно, решать следует самому... Дура была. Вот и решала...
- Алька, давай не ссориться. Я тебя люблю, и желала тебе счастья. Ну, ошиблась. А если подойти к этому вопросу с другой стороны – ты же стала обеспеченной, сына с удовольствием опекал – неглупый образованный отец. Он и фамилию свою дал?
- Не знаю, зачем я согласилась на усыновление. Сын Беккер, а я, родная мать, Зорина. Но не будем об этом. Прошлого не вернуть...
- Ты раздражена своим теперешним положением. Было бы с Беккером всё в порядке, жили бы в благополучной Германии, и не встретилась бы ты с этим своим любимым мужчиной.
- Правильно. Только всё у тебя в сослагательной форме. Поверь, я рада, что судьба меня не разлучила с Кириллом. Понятно?
- И как же ты поступишь со своей любовью? Может твоё положение продлиться ещё и не один год. Будет ли дорогой тебе человек ждать неопределённый срок? Скажем так, баба ему нужна и живёт он в Германии. Так что вашему обоюдному чувству не позавидуешь...
- Представь, я не знаю, обоюдно ли это чувство. Определённых слов о своих чувствах, как к любимой женщине я от него не слышала. Может, с его стороны – это только большое чувство именуемое дружбой.
Альбина вздохнула, и глаза наполнились слезами. Медленно они поползли по щекам.
- Ладно. Не реви. Всё образуется. Верю в твою большую долгую любовь и не верю в его большую дружбу. Такого быть не может между настоящим мужиком и красивой бабой. Успокойся. Только странно мне, что так долго эта ваша любовь была в так называемой платонической форме и, кстати, до сих пор между вами всё, как говорится, чисто. Алька, может, он нездоров? Ну, в лучшем случае – импотент.
- Да ладно тебе. Мне всё равно.
- Такая сильная любовь? Ну, ты даешь, мать.

14.
- Большая у тебя квартира... и чистая. 
- Перед твоим приходом сделал уборку.
Кирилл был счастлив видеть Альбину у себя. После года, что не виделись, он нашёл её немного похудевшей, но такой же красавицей. Наконец, пришло время  исповедываться  перед любимой женщиной. Одолевало сомнение. Стоит ли ему рисковать? Как она расценит это его откровение? Наверно, ни ему, ни ей тоже не нужна эта исповедь. Но по вере своей ...ибо нет ничего тайного, чтобы не сделалось явным... он не хотел отступать. Он звонил ей вплоть до сегодняшнего дня каждый вечер. Звонил поздно, чтобы не было свидетелей их разговора, и не мешать ей заниматься после работы хозяйственными делами. Собственно, какие могли быть там дела? Сказала, что для себя не готовит. Кормит выборочно лёгкой едой мужа. Сын на даче с подругой и её детьми.
В среду, как наметил, не получилось.
- Почему перенёс на четверг? Чем ты всё это время занимался, можно узнать?
- Можно. Чинил  машину. Стояла долго. Правда, в гараже. Но повозиться пришлось.
- Понятно. Туда можно? – указала на другие комнаты.
- Куда хочешь. Все двери открыты. Мы перекусим? Или сразу приступим к беседе?
- Приступим к беседе. Сначала ты? Ты же настоятельно хочешь говорить о своём прошлом. Правда, всё я знаю, или почти всё.
- Нет, дорогая, не всё ты знаешь. Давай, сядем друг против друга. Мне необходимо видеть твоё лицо, знать твою реакцию. То, о чём  расскажу, для тебя будет большой неожиданностью, потому очень хочу, чтобы ты оставалась спокойной и не изменила ко мне отношения.
Она, как не слышала его. Стала ходить по квартире. Замечать особые мелочи быта.
- Какие красивые статуэтки. А кто у вас играл на рояле? И почему не пианино?
- Играла мама и немного отец, и я тоже, и бабушка... Почему рояль? Привезли из Москвы, когда сюда переезжали. Этот инструмент хорошей немецкой фирмы –бабушкино наследство. Её семья была музыкальна. Ко всему – комната большая, места много.
- И книг у вас много. Ты, конечно, не все перечитал?
Он усмехнулся.
Она стала смотреть корешки. Много было на немецком. И старинная энциклопедия, ещё с ятями – 33 тома. Долго отвлекалась на обозрение книг. В спальне – две кровати, но железные и не широкие. Красивый комод с овальным зеркалом. Всё старинное. И вообще квартира производила впечатление убранства начала 20 века. Альбина ощутила климат интеллигентного дома, поняла ещё и ещё раз, что не ошиблась в выборе интересного мужчины с редкой  личностной харизмой, невзирая на скромную шоферскую профессию и среднее образование. 
Мебель в гостиной с гобеленовыми накидками на креслах и диване тоже не отличалась новизной. Большой дубовый стол с тяжёлыми высокими стульями занимал часть комнаты и не мешал им сидя в креслах видеть друг друга.
Кирилл был готов к тяжёлой исповеди. Тогда, перед своим духовником ему было легче. Его проступок может быть расценен Альбиной, как покушение на её жизнь. Так оно и было. Господь спас от греха. Оставил жизнь женщине и вдохнул в сердце его большое чувство. Если бы не встретил её там, возле часовни Ксении Блаженной?
Пути Господни неисповедимы.
Он усадил Альбину в мягкое глубокое кресло, сам сел напротив.
Кирилл пару долгих минут раздумывал, с чего начать. Как часто он прокручивал в голове свой тяжёлый монолог. А теперь накатилось сомнение... Но, нет...
- Аля, – начал он приглушённым голосом, – этой осенью исполнится 12 лет моему последнему уголовному преступлению. Органам милиции я не попадался и моих пальчиков - это жаргон - в их картотеке не было. Как стал уголовником, я, помнится, тебе рассказывал. Увлёк меня один интеллигентный коллекционер и я, зачарованный, находился много лет в полной его власти. Занимался, кражей живописи,  - это тебе известно.. Подельники наводили на квартиры богатых жильцов, просчитывали часы их отсутствия. Остальное я брал на себя. Мне ничего, или почти ничего не стоило подобрать ключи, справиться с сигнализацией, что было тогда большой редкостью. Таким образом я опустился на скользкий путь вора-домушника. Приносил много горя матери, которая догадывалась о моей скрытой жизни. Не окончил среднюю школу. И об институте не помышлял. Ну, как? Нехорошая история?  Дальше будет ещё хуже.  Обрывки этого невесёлого повествования она от него слышала много лет назад.
- Наконец, – продолжал он, – перехожу к  кульминации – последним местом моего преступления оказалась твоя квартира, где  я застал тебя в полузабытьи, лежащей в кровати и... изнасиловал сонную. Всё. Я согласен с твоим жёстким приговором, – сказал, как выдохнул... 
Кирилл не отводил глаз. Её лицо, как окаменело. В глазах испуг, удивление и нечто, что не мог сразу уловить. В эти несколько минут молчания он понял – ликование, определённо ликование и изумление он прочитал в её синих расширенных глазах.
Альбина подавленная молчала... К такому обороту его откровения она никак не была готова. Мало сказать – не готова, она была потрясена. Те годы, что были знакомы, ушли безвозвратно из их жизни... потеряны ими...
День клонился к вечеру. В комнате заметно потемнело. Кирилл поднялся, включил свет. Он увидел её любящие глаза. Понял, что прощён. Присел на пол подле Альбины, обнял её колени и утопил голову в её широкой юбке. Она перебирала его жёсткие волосы. Глаза застилали слёзы. Молча просидели они до чёрных окон. Альбина заторопилась домой.
- Кирилл, я должна ехать. Мне надо отпустить сиделку.
- Он встал. Обхватил её, поднял на руки и понёс в спальню. Там, впотьмах на них обрушился шквал восторга и долгожданного счастья.
Он ласкал её, и саднила мысль – почему они так долго шли к  этому дню? Он считал себя виноватым. Боялся быть навязчивым и получить ироничный отказ. Или, как  в пушкинские времена – афронт.
- Мы так и не поужинали. Я не хочу тебя отпускать, но придётся. Уже довольно поздно. Увезу домой и твою сиделку.
Уже сидя в машине, они не смогли сдержать себя. Он жадно целовал, и она отвечала на его поцелуи. Впервые в жизни. Да, был насильник. Был Беккер. Теперь любимый мужчина.
- Кирюша...
- Знаешь, так мама меня всегда называет, даже тогда, когда бывает мною недовольна.
Ну что ты хотела сказать?
- Я хотела сказать – для тебя у меня сюрприз.
В руках у своей скрытной  натуры, она не собиралась раскрываться сразу о последствиях его насилия.
- Могу узнать – что за  сюрприз? 
Он не в силах был оторваться от неё и взяться за руль.
- Кирюша, поспеши. Поехали, наконец. Сюрприз после. От этого ты не уйдёшь.
- Тебе, что, плохо со мной? – улыбнулся, заглядывая ей в глаза.
Он выехал со двора, прибавил газу, и они понеслись по спящему городу, где поток машин явно поредел, на Васильевский, по дороге, хорошо им изученной.

15.
Дэвид  прилетел из-за океана вскоре после их последнего, бестолкового, как Лида расценивала, разговора. Она собиралась звонить сыну, но не успела снять трубку, как раздалась трель, и она услышала радостный голос Дэвида. Он ждал её на их прежнем месте в соседнем сквере. Пришлось звонок к сыну отложить.
Дэвид шёл ей навстречу - довольно большой мужчина - с крохотным букетиком  каких-то немецких цветочков. Улыбался и даже пританцовывал.
- Добрый день, Лидия! - прокричал он, скаля ровные, как поняла Лида, голливудские зубы. - Лидия, я прилетел вчера. Скучал. И хочу скорей увезти вас домой. 
Дэвид вручил букетик, ухватил руку и пару раз чмокнул в запястье.
Она поняла эту примитивную фразу и заулыбалась в ответ.
- Так скоро я не смогу поехать в ваш дом, – ответила на  ломаном немецком. И скажу, ваша сестра и её подруга против.
- Кто может быть против? Моя сестра не может быть против счастья брата. Я ей уже всё сказал. Она мне предлагает взять в жёны эту старуху Ольгу. Они сумасшедшие. Но я не дурак. Давайте решать всё быстро.
- Сын мой сейчас в Петербурге, и я должна с ним поговорить, - Лида не знала немецкого слова советоваться.
- У нас в Штатах тоже есть Петербург. Мы туда можем поехать к моему другу в гости. Ждать долго сына мы не можем. Я должен быть в Бостоне через две недели. Можем жениться здесь, в Германии. Я жду - когда вы можете.
Лидии Эдуардовне было смешно и, конечно, очень приятно слышать всю эту поспешную информацию. Она никак не была готова к таким кардинальным переменам в своей жизни. Притом и в мыслях не было жить вдалеке от сына.
Они гуляли, пока не стемнело и стало свежо. Всё это время Дэвид не прекращал ни на минуту разговора об их последующей долгой семейной жизни, давал честное слово, что любит её и только с ней может быть счастлив. Она с трудом его понимала, сама додумывала значения слов соответственно теме. И он настолько увлёк её грядущей хорошей переменой в её однообразной жизни, что уже была склонна принимать его предложение всерьёз. Тем не менее, была категоричной в своём решении не торопить события. Ждать приезда сына. И, вообще, своё «ДА» она пока сказать не готова.
Ушёл Дэвид от дверей её дома расстроенный и обиженный. Естественно, он понимал: состоятельный американец, не старый, здоровый, и, что важно, с добрым характером,  является хорошей партией для любой, даже и молодой американки, тем паче, для русской  женщины за 50. А  что получается? Его почти отвергают, и никакой ответной радости.
Лидия Эдуардовна совсем не ликовала по поводу такого благоприятного предложения. Нерешительная, скромная,  всю свою сознательную жизнь прожившая без мужской ласки, она не ждала и не желала больше никаких перемен.  Переезд в Германию вместе с сыном – это героика с её стороны. На большее она на сегодняшний день не была готова.
Единственная её любовь – Кирюша, которого ждёт через пару недель и с которым разлучаться не собирается. А этот американский жених не для неё. Так что, положительного решения по поводу позднего замужества за старого американца, по-видимому, не будет.

16.
Сегодня она в утро. Женька позвонила во второй половине. Хочет встретиться и поговорить о сердечных делах  подруги.
- Ты в городе? Как ребята? – задала Альбина всегдашний вопрос.
- Что ты всё, ребята, ребята... Скажи, как Алёша. Он один тебя интересует. Знаешь, твой одиннадцатилетний сынок имеет большой успех у соседских девочек. О своих молчу. Они постарше... Так что, твой красивый высокий тоненький, как тростиночка, мальчик жив, здоров. Я только приехала и мигом буду у тебя. Ну как, примешь? Все продукты покупаем там, у себя. Я только купила сладости ребяткам и кое-что из мелочей.
- Хватит трепаться. Жду.... – выдохнула Альбина и мигом бросилась к Беккеру. Оттуда доносились звуки, похожие на стоны.
Она встретилась глазами с осмысленным взглядом мужа. Ей стало немного не по себе. Спросила: «Петя, ты меня узнаёшь?»
Он мигнул глазом, и она поняла, что несмотря на негативные прогнозы лечащего врача, муж понемногу приходит в себя. Санитарка уже ушла. Петр накормлен, если такой рацион считать кормлением, напоен и прибран. Что же ей делать? Сидеть рядом?
Она присела у изголовья на стул. Стала гладить руку мужа. В этот момент ей стало мучительно жаль его, и она далеко в уголке своего Я почувствовала раскаяние в своём вчерашнем состоянии большого счастья, в своей измене.
Так она просидела не больше получаса, а казалось очень долго. Он прикрыл глаза и задремал. Она констатировала факт его возрождения. Поняла, что, то счастье с любимым человеком уходит и уйдёт из её жизни, и она, конечно, не оставит мужа. Слишком долго она страдала, ухаживала, тратила много физических, душевных сил, чтобы вот так, оставить выздоровевшего мужа в горе и разочаровании без жены и без сына. Нет, на такой бесчеловечный шаг она не способна.
Звонок в дверь прервал её горькие раздумья. Она убедилась, что муж  дышит ровно, лицо спокойно и даже осмысленно. Он спит.
Ввалилась Женя – быстрая, говорливая, широкая, цветущая, загорелая, не в пример Альбине – тонкой, бледнолицей, с глазами глубоко посаженными – большими, синими.
Они расцеловались. Женя, глядя на подругу, выразила своё недовольство её усталым бледным лицом и синяками под глазами.
- Хватит меня пугать. Где я могла загорать? То на работе, то тут в четырёх стенах. Знаешь, с Петром лучше. Определённо он пошёл на поправку.
- Господи, какая может быть поправка. Лежит человек скоро год. И что, из такого состояния он сможет выбраться? Я таких  примеров за свою жизнь не слыхала. И врачи таких прогнозов тебе не давали.
- Посмотрим. Врачи тоже могут ошибаться. Человек – это индивидуум, а врачевание наука общая, а не конкретная. Сколько случаев излечения даже - от знаешь  чего, - не хочу говорить вслух. И без врачей. Само проходит.
- Хорошо. Согласна. Давай рассказывай.
- Ну что рассказывать? Была я вчера у него. Изменила Пете.
- Конечно, каешься...
- Может, и каюсь. Нет, вру. Не каюсь. Впервые в жизни была счастлива по-настоящему.
Знала бы ты, что это за мужчина! Господи, а его улыбка – эти белые великолепные зубы. Эти тёмные волнистые волосы. Эти сильные  руки с красивыми ногтями. Я читала – Пушкин очень гордился своими белыми ровными зубами и красивыми ногтями.
- Пушкин, не возражаю. А твой любимый, если  умел открывать замки, то руки нужны сильные, - усмехнулась Женя, – хватит хвалить, лучше скажи, как это у вас произошло?
Во время подробного рассказа подруги, Женины глаза всё больше круглели.
– Чудеса... 
А, когда Альбина закончила и расплакалась, как малый ребёнок, Женя предложила выпить и успокоиться. - Нет у меня такого желания выпивать, да и нет у нас никакой выпивки.  - Я принесла какой-то французский уникальный ликёр. «Допель Кюммель» называется. Она достала из сумки бутылку, красиво упакованную, и коробку конфет.
- С чего это вдруг ты ко мне с таким угощением?
- Не думай. Это предназначалось нашей учительнице французского. У неё на той неделе день рождения, и я обещала к ней заглянуть за пару дней. Куплю снова. Не достану, подарю другую. Перебьётся. Принесла отметить твоё падение.
- Это частной, которая девочек учит? И зачем им французский? В школе у них, как мне известно, английский.
- Нравится мне этот язык. Хочу, чтобы мои девчонки в благородных ходили. Язык этот для благородных.
- Смешно, в наше время он не в моде. Для благородных, - во Франции и дворники говорят на французском... - парировала Альбина.
Они выпили полбутылки. Немного захмелели. Альбина пошла к мужу. Ничего не изменилось ни в его положении – спал на спине, ни в состоянии – хорошо, ровно дышал. Она вернулась довольная.
- Так ты ему и не рассказала, что твой дорогой насильник имеет сына и уже такого большого?
- Во-первых, хватит иронизировать. Насильник, домушник. Если познакомишься с ним, мнение твоё изменится. Так и не рассказала. Не всё сразу.
- Да, конечно, он опешит. Я и то опешила. А тут – готовый сын. Нечего сказать. С ума сойти, история... Кому рассказать – не поверят.  Звонок телефона прервал их рассуждения. На проводе Кирилл. Альбина просила перезвонить через полчаса. Проводила подругу к машине. Уехала Женя  в деревню к ребятам. На следующей неделе у Альбины отпуск и Алёшу она заберёт. Сказала, приедет с Кириллом.
17.
Говорят, бывают случаи, когда перед кончиной долго страдающий больной чувствует себя лучше и тогда родные пребывают в заблуждении. Радостно констатируют хорошие перемены в его состоянии, вздыхают с облегчением, относя такой оборот к своему хорошему уходу и терпению. Потому, потеря  близкого становится  неожиданностью.
Альбина проводила Женю. Хотела снова заглянуть к мужу, но остановила себя, задумала сначала дождаться звонка Кирилла. Ждала она недолго. Сидела у телефона и, когда раздался звонок, мигом подняла трубку, чтобы не разбудить больного. Она поспешила поделиться с ним по поводу хороших перемен в состоянии мужа.
- Ну, что мне сказать. Никому, даже врагу, я не могу желать смерти. Так что, так тому и быть... Завтра иду в духовную семинарию. Хочу узнать о приёме. Наверно, на очное отделение уже поздно. Заочно может быть и не поздно. Мама против, а меня тянет, и думаю, так Богу угодно. Ты как на это смотришь?
- И тогда, если поступишь, тебе нельзя будет жениться?
- Что ты, я не в монашество собираюсь. Наоборот, обязательно следует жениться. Я соскучился очень, очень.
- Почему ты мне ни разу не сказал слово «люблю»? Почему?
- Я в этом отношении немногословен, пора бы это тебе знать. И думаю, ты поняла, что я получил так много счастья, от которого кружится голова и которого я не заслужил. Я тебе буду верным мужем, или – возьму грех на душу – любовником.
Они договорились о встрече через день и о завтрашнем телефонном общении. Он продиктовал ей свой номер телефона. Несколько минут ушло на прощание и, как всегда, к её досаде, он первым прервал разговор.
Перед тем, как лечь, заглянула к мужу. Было темно. Не хотела беспокоить больного неожиданным освещением. Подошла к постели. Прислушалась. Господи, что это? Не дышит... Она, несколько секунд наклонившись, со страхом и надеждой прислушивалась. Нет, нет, слава Богу, она ошиблась. Дыхание было очень тихим, но ровным. Альбина, успокоенная, ушла к себе, легла, но не с книжкой, как всегда, а с мыслями о родном отце её ребёнка. Что теперь будет? Она допускала мысль, что муж может возродиться и начнёт очень медленно поправляться. Тогда ему придётся рассказать эту неординарную историю с рождением сына. И, конечно, истинное отцовство должно быть оформлено на Кирилла. Сколько они  затратят усилий и, естественно, денег, чтобы чиновничество не заволокитило это дело. Определённо, Кирилл никогда не согласится, чтобы отцом мальчика остался Беккер. Алёша станет носить фамилию Майер. Интересно, оказалась она в окружении немцев, да и сама она, в какой-то степени немка. Господи, почему Кирилл спит там у себя один, и она здесь без него? Она всё сокрушается о потерянном времени. Но, тем не менее, она определённо знала, что не оставит Беккера после его выздоровления... Да, Алёша будет знать отца, но жить будет с ними. И потом, она не ручается за себя, не может она в дальнейшем быть верной женой. Это определённо... И не пойдёт Кирилл на обман – это тоже факт. Тогда, как же дальше сложится её жизнь? Их жизнь? Мозг её всё трудился и сон не шёл... Послезавтра уходит в отпуск. Устала. Но счастье – это вознаграждение и за усталость, и за хлопоты, и за чёрную работу сиделки, и за неуют и тяжёлый дух в квартире. Уснула она, далеко заполночь, с радостными мыслями о любимом мужчине, которого увидит через день.

Часть 4.

1.
Похоронами Беккера занимались Комитетчики. Было выдержано всё действо, как положено, по протоколу. С залпами. И не на Лютеранском, где покоятся  родители, а на Богословском. По обычаям лютеранской кирхи был кремирован. Альбина не хотела брать на кладбище сына, но Кирилл посоветовал обязательно взять мальчика. Нельзя оберегать будущего мужчину от жизненных реалий. Тем более, ребёнок, невзирая на пол, обязан по возможности присутствовать на похоронах отца.
Умер Пётер Георгиевич той ночью, когда Альбина прислушивалась к его тихому дыханию. Было это для неё большой неожиданностью, поскольку ждала дальнейшего улучшения состояния больного.
За всей суматохой, связанной с оформлением документов, похоронами, Альбина не выбрала времени, чтобы раскрыть  Кириллу историю рождения их сына. Из деревни, где отдыхал Алёша, привезли всех троих Женя с Виталиком. Альбина так и не собралась за месяц навестить сына. Теперь она поразилась, как он вырос и возмужал. Плохую весть о смерти отца он перенёс спокойно. Много месяцев при живом отце, его с ними не было. Потому он давно смирился с потерей. 

***
Неделя после похорон. Алёша собирается в школу. Альбина в отпуске. Хотела бы отремонтировать квартиру, но, наверно, рано. Уже после сорока дней. Их обычаев она не знает. По православному стоит соблюдать условности. В квартире убрано. Свежо.
Лето на закате. Жара отступила. За эту неделю Кирилл ни разу не был у Альбины, и она не ездила к нему. Договорились встретиться сегодня днём в Летнем саду, и Кирилл наметил отобедать втроём в хорошем ресторане. Хотел заехать за ними. Но Аля возразила: «Приедем общественным транспортом»  Он согласился.
Утром пошли в парикмахерскую – постригли сына, и она привела в порядок руки и ноги. Причёска у неё обычная. Волос длинный, тёмный. Собирает колечком на затылке – это на работе. Или, как модно в последнее время, схватывает на затылке заколкой с бантом и носит хвост. Так чувствует себя моложе. 
- Мамуля, с  кем у нас свидание? Кто этот Кирилл? Откуда он взялся? Почему не говоришь? - спрашивал по дороге сын.
Она загадочно улыбалась. Ещё не знала, как поступит, с чего начнёт. Женя считает,  следует сначала посвятить во все эти странные обстоятельства Кирилла. Может, на сей раз она и права. Альбина так и не продумала – как скажет, кому вперед, или сразу обоим...

***
Кирилл волновался. А если не согласится Аля с походом в ресторан? Тогда в музей? Хотел их хорошо угостить. С продуктами в России получше. Но дорого. Не то, что в Германии. Дешевизна и изобилие. Дубина, мог же предполагать, пускай на 10 процентов, что повидается с Алей и не привезти её сыну... ну, хотя бы бананов. Деньгами он располагал. Когда учились на шпрахкурсах, им с матерью сравнительно хорошо платили и за время учёбы накопили энную сумму. И ещё, наметил продать дачу в Разливе. Но, на сегодняшний день, ни за квартиру, ни за участок никаких путных денег не получишь. Потому, оставил эту мысль на потом.
Он заторопился к месту встречи. Сыну её одиннадцать. Мальчик уже с понятием. Вспомнил себя в этом возрасте, своё окружение – бабушку, дедушку, который оказался отцом... свою молодую скромную маму. Погода сегодня не для прогулок. Тёмное небо... но, холодный ветер с Невы разгоняет тучи и удерживает осадки. Вот он перешёл площадь, превращённую коммунистами в кладбище,  и... первым оказался на месте встречи. Их ещё не было. Он немного прошёлся по правой аллее. Быстро назад. Не стал искушать судьбу. Следовало их встретить. Прохаживался у входа минут двадцать. Прохлада, нервы... он прямо-таки стал замерзать. Не помогала кожаная куртка. Так он мёрз почти час. Наконец,  наконец...  Появились мать с сыном – рослым мальчиком, не похожим на Альбину. Мальчик напоминал ему себя. Да, у него даже есть такая фотокарточка, где они схожи. Интересно! Альбина не говорила никогда об отце мальчугана. Что этот Алёша не сын Беккера, и он его усыновил после женитьбы, Кирилл знал.   
Альбина неловко извинилась за опоздание. Представила сына.
- Ну, парень, давай знакомиться, – улыбнулся Кирилл и протянул руку.
Мальчик оказался довольно бойким, в отличие от матери. Он смело протянул руку и стал непринуждённо болтать – о погоде, о Летнем саде, куда ходил Пушкин, как к себе на огород, в халате и тапочках, о памятнике Крылову - чья была инициатива воздвигнуть и прочее, прочее. Альбина пыталась остановить демонстрацию его глубоких, в понятии сына, знаний, но он не дал ей вставить ни слова. Кирилл молчал. Он улыбался. Улыбка восхищения сменилась ироническим сжатием губ и спокойным взглядом. Что не осталось незамеченным Альбиной.
После исторических справок, Алексей перешёл к лингвистике. В частности, бросил несколько фраз на немецком, перешёл на английский, дальше перевёл сказанное на русский. Эта короткая фраза тоже была со значением. Что-то вроде – лицо человека – зеркало души. Наконец, он остановился.
Отведя мальчика в сторону, Альбина указала ему на его неверную манеру держаться в обществе совсем незнакомого, причём взрослого человека.
- Ты что, не видишь, мужчина опешил.
Сын замолчал и надулся. Кирилл постарался как-то смягчить атмосферу. Похвалил Алёшу за его недюжинные знания и предложил поехать или можно пойти пешком в какой-нибудь уютный ресторан. Не остался для него незамеченным радостный огонёк в глазах мальчика и Альбина, погодя, поджав губу, согласилась. Вообще-то сынуля испортил ей настроение. Она видела, что умный Кирилл не одобрил кичливой трескотни Алёши.
Они отобедали. Накормили их хорошо и вкусно. Мальчик увлёкся «цыплёнком табака»  и на этот раз, не преминул вспомнить вслух об их с папой недельной поездке в Вильнюс, где тоже был вкусный цыплёнок и подавали с ним мисочки для ополаскивания рук, потому как разделывали цыплячьи тушки руками. На это сообщение Альбина извинительно улыбнулась Кириллу. После всех выступлений сына, она категорически передумала представлять Алёшу папе Кириллу.
На этот раз между ними не возникло то чувство счастья и восторга, когда любящая пара остаётся наедине. Видимо, Кириллу мешало присутствие чужого ребёнка. Только теперь, много лет спустя, Альбина поняла, как умело Беккер вылепил пасынка по своему образу и подобию. Нет, мальчика уже не переделаешь. Что заложено в детстве, то и останется при нём навсегда. С пяти лет он с пенсионером Беккером. А занятая на работе мама самоустранилась. Нашла достойного образованного воспитателя-полиглота. Кирилл всё это время снисходительно улыбался Алёше, переводил взгляд на Альбину, и глаза его выражали призыв и желание. Она смущалась. Опускала глаза.
Он отвёз их домой на машине. Зайти в квартиру отказался. Договорились созвониться.
Почему так получилось? В чём дело? Неужели дело только в безудержной болтовне ребёнка?
- Ты зачем, Алёша, был болтуном и хвастунишкой? - Альбина стала серьёзно выговаривать сыну, как только они распрощались внизу с Кириллом.
- Знаешь, мама, я понял, что вы смущаетесь и говорить вам не о чем и, чтобы загладить такое положение, я стал дядю развлекать. Не сердись... Я же хотел, как лучше...         
- Хорошо, хорошо, но впредь помалкивай, пожалуйста. Я сама смогу найти выход из непредвиденных обстоятельств. Тебе что? Не понравился этот мужчина?
-Почему? Он молодой. Симпатичный. Может, я ему не понравился? А я заметил, ты ему понравилась. Правда?
Она улыбнулась. Сын поднял ей настроение. 

2.
Женя вызвалась расставить все точки над «i». Альбина согласилась. Наметили на следующий день пригласить Кирилла к Але в гости на ужин. Алёша уже будет в кровати. И, когда Женя засобирается домой, Аля предложит Кириллу проводить её. Вот тогда-то и поставит Женя Кирилла перед фактом его отцовства. К сожалению, обещанного сюрприза у Альбины не получилось.
- Я в курсе всех твоих событий, связанных с изнасилованием. Эта тревога  из-за венерических инфекций и СПИДа, эта ненужная тебе беременность. Я даже не утаю, что отговаривала тебя родить. Всё опишу, как по нотам.
- Почему я не могла сама решиться на откровение? Что на это скажешь? Если, конечно, спросит, – Аля не могла не предвидеть такого вопроса.
- Скажу, сначала похороны Беккера, после не позволила та атмосфера в ресторане... ты волновалась... Была недовольна сыном... найду я, что сказать.
- А если не поверит?
- А не поверит, тогда вместе пошлём его на три буквы. Поняла?
- Я же безумно люблю его, и так шутить не смей.
- Ты безумно, а он, может быть, без всякого сумасшествия. Спокойно и рассудительно.
Конечно, смешно, что ты сколько времени молчишь. Когда Беккер ещё был жив, должна была ему всё сказать. После того, как он тебе открылся в своём грехе. А ты всё сюрпризы готовила. Другая бы разумная баба ни секунды не утаила бы, после его откровения. В общем, всё беру на себя. 
 
***
И был вечер, и был готов ужин, и уложили спать Алёшу, а Кирилла всё не было.
Наконец, Альбина решилась позвонить. Никто трубки не снимал. Глухо...
- Вот тебе и любовь, – задумчиво констатировала Женя.
Она осталась у Али ночевать. Было поздно, когда решили больше не ждать пропавшего.
Виталик дома. Девочки большие. Так что, обошлись без Жени.
- Послушай, Женька, а если авария? Знаешь, как он гоняет? А мы тут ругаем человека, не дай Господи, может без сознания лежит где-то на дороге.
- Ну, ты даёшь... На проезжей части, да ещё в городе, тело лежать не оставят. Если лежит, то в больнице.
- Ты что, так жестоко шутишь? Или всерьёз, издеваешься?
- Да ничего с  ним не случилось. Загулял парень. Надоело ждать, когда любимая женщина снова допустит до тела.
- Никак загулять он не может. Если ты про выпивку, то он аллергик. Не пьёт он.
- Он же тебе сказал, что заснул на тебе, что пьяный был. Или это я что-то путаю?
-Да, потому и заснул. И выпил малую малость.
- И ты поверила про эту малость? Может, и сейчас тоже спит беспробудно из-за какой-то капли... Тоже мне, что за мужик? Ни пьёт, ни курит. Да, не русский он, потому такой застенчивый. Кисейная барышня, а не мужик.
- Женька, ну чего ты взъелась? Ты его не видала, а уже априори даёшь ему разные клички. Увидишь, поймёшь, что за обаятельный скромный мужчина. И курить он бросил пару лет назад.
- А мне нравятся мужики. И не обаятельные, нежные и удивительные мужчины. Все эти свойства следует относить к нашему полу, хотя я вовсе не такая, но зато Виталька мой – настоящий мужик.
- Если завтра ничего не прояснится, будем звонить по больницам, – резюмировала Альбина.
- Или, скажи – по милициям. Может, за старое взялся? Вчера в ресторане поиздержался.
- Кончай ехидничать!
Незаметно подруги уснули вдвоём на диване.

***
Ужин состоялся на следующий вечер.
Рано утром, чтобы не разбудить сына и подругу, Альбина тихонько набрала номер Кирилла. Он тут же снял трубку и повинился за свою непредусмотрительность. Днём  закатился к нему школьный товарищ с женой и он, дурак, не устоял и выпил с ними за встречу. С тех, давних пор он в рот спиртного не брал. Думал,  аллергия отступила. Оказалось – нет.
- Почему не позвонил? 
- Когда же было звонить? Проснулся ночью. Долго приходил в себя. Решил ждать до девяти. Ты опередила. Прости, родная. Прости.
Конечно, простила его любящая женщина.
И был ужин. И состоялся разговор-сюрприз. И поверил Кирилл сразу. Но только пришёл в себя не сразу. Того сценария, что готовили подруги, не получилось. Втроём они сидели за столом и уже чаёвничали. Тогда-то и не выдержала Женя и оглоушила Кирилла, и длилась немая сцена, как у Гоголя, минуты три. Казалось – долго. Всё высказала ему Женя. И про нежелательную беременность, и про её агитацию, чтобы избавляться скорей от плода, неизвестно кем оставленного. И как героически поступила  Аля,  родив  почти  четырехкилограммового  здорового  смугленького мальчика.
Оказывается, мужчина может плакать и от радости. В этом убедились подруги.
Женю увёз домой, вызванный для такого случая Виталька. Кирилл остался ночевать в своей семье. Ждал утра, чтобы назвать мальчика Беккера своим родным сыном – Майером.

3.
Прошло только девять дней и Альбина ещё, по православным понятиям, была рядом. Только на сороковой день дух уходит далеко в небо. Все правила были исполнены неукоснительно. Кирилл позаботился. Дорогую ему женщину отпевали в храме Смоленского кладбища. Похоронили там же. Место было предоставлено убитому горем Кириллу по его выбору. Из Германии приехала Лидия Эдуардовна, чтобы заботиться  в это трудное время о сыне и внуке. С мальчиком дела были плохи. Он перестал говорить. Или не хотел, или лишился дара речи. Следовало его показать психологу, но пока ни до того. Кирилл окончательно решил посвятить себя Богу. Благочинный предложил прислуживать в любом храме Петербургской епархии. Но он остался возле Богом данной неназванной жены. Будет сдавать экзамены в семинарию на заочное отделение. 
Лидия Эдуардовна переживает  за сына.  Для неё эта неординарная любовная история была большой неожиданностью. Но мальчик сильно напоминает Кирилла в таком же возрасте. Конечно, это её внук.
Преданная Женька плачет и плачет. Молча она сокрушается о своей дорогой подруге и с Кириллом не общается. Считает, он это, спутал все карты.
Погибла Аля нелепо, случайно. Бегала в булочную через дорогу,  где и транспорта не так много, сбила легковушка и умчалась. Умерла мгновенно, не приходя в сознание. Так и не нашли виновного. Очевидцы путались в номере и в марке машины.   
После недельной жизни втроём. После счастливых дней и сумасшедше-сжигающих эту любящую пару бессонных ночей, они были счастливы. И вот – расплата. Наверно, за большое счастье надо в жизни платить. Плата оказалась непомерно высокой.
У Кирилла гора хлопот. Сын де-юре не его. Следует выправлять все документы. С современным чиновничеством это трудно. В Германию он не собирается. Остаётся жить у себя в квартире. 
Холодная осенняя пора. Всё мрачно. Темнеет рано. И не хочет Кирилл видеть светлого дня. Темно у него на душе, как этой промозглой дождливой осенью. Он – грешник, сурово наказан кончиной дорогой любимой женщины. Отныне он посвятит себя  служению людям. Спасибо Богу за сына, оставленного ею, ему в награду.

***.
К неудовольствию Кирилла пришлось принимать из Германии и маминого поклонника. Лидия Кирилловна дала Дэвиду только свой петербургский телефон. Улетела она в Россию, когда кавалер всё ещё с надеждой оттягивал день своего вылета в Америку. Звонил он в Петербург ежедневно. Спросил адрес, чтобы писать письма. И  заявился, как снег на голову, на Халтурина. Лидия Эдуардовна только закрыла за собою двери, как звонок и, здравствуйте – Дэвид собственной персоной. Купил путёвку на неделю. Ночевать будет в «Европейской». Пришёл оттуда пешком.
Ей было не до него. Объясняться на немецком не было ни сил, ни настроения. Мужчина тараторил без умолку. Так они и просидели за столом друг против друга до глубокой ночи. Отпускать одного в гостиницу Лида не решалась. Пришлось вызывать такси.
Всю экскурсионную неделю Дэвид просидел или на Халтурина (Миллионной) или на Васильевском.
В последний день привёз с собой переводчицу – молодую девушку. Сказал, что хочет поговорить серьёзно. Больше обращался к Кириллу, как к посреднику. Вопрос замужества Лидии Эдуардовны решили отложить до Нового года. Кирилл понял, что мама его запала глубоко в душу этому благополучному здоровому старику и он, как любящий сын, желая матери счастья, хотя бы и короткого (старику за 70), не возражает, но окончательное решение за ней.
Алёша всё ещё молчал, потому стоял первоочередной вопрос – показать сына психологу. В последнее время такие специалисты в городе практиковали в платных поликлиниках.
Естественно, мама и бабушка в одном лице нужна и Кириллу, и Алёше, и Лидия Эдуардовна, не порывая с Германией, пару месяцев должна была оставаться со своими близкими.
Это время, что жили в Германии, они поддерживали  связь с родственниками Майерами. К большому горю Кирилла отнеслись с искренним сочувствием.
За какой-то месяц после смерти Альбины, Кирилл сильно изменился внешне – осунулся,  почернел, как говорят в народе, наполовину поседел и пропал сон. Бессонница не мучила. Наоборот, он всё думал, думал, как бы могли они быть счастливы. Вспоминал её – единственную – красавицу, строгую, порядочную, любящую. Мысленно переносился в их счастливое недельное время. Вспоминал их прекрасные ночи обладания и нетерпеливые дни созерцания и ожидания... Как мало было этих дней и ночей! Вспоминал, как Аля представила ему сына и, сыну – отца.
Оба они, глядя друг на друга с большим удивлением: Кирилл со слезой в глазах, Алеша – оценивающе, бросились друг к другу – Алеша с протянутой рукой, Кирилл крепко обнял сына. Они быстро подружились. Мальчику было радостно видеть молодого красивого отца. Задано было много вопросов матери – почему де, не сказала ему, что Беккер не родной.  Как же теперь говорить в школе, что его настоящий отец – Майер? Тогда он шутливо сказал: «Мама и папа, меня же в классе Беком звали, что означает главный правитель Восточных стран».
На что Кирилл ему ответил, что вовсе это не обязательно главный. И что на Ближнем Востоке в разных странах слово «бек» обозначает не одно и то же. И тут же Алёша возразил, сказал, что так он считал по объяснению самого Беккера.
А теперь Алеша затих. Вся картина несчастного случая произошла у него на глазах. Только остался испуг в глазах  мальчика. Слёз не было.
Альбина просила его не ходить за ней, дескать, купит хлеба, булки, и они тогда отправятся в школу. Посмотреть расписание и там всякие ещё дела, имела в виду смену фамилии. Не плакал Алёша и на похоронах... Тогда, как   Кирилл  обливался слезами.

Часть 5.

 Кириллу 50 с половиною. Двенадцатилетние рубежи в его судьбе – это видимо, навсегда. Если будет жить, то в 62 снова изменится судьба, но отнюдь, не принесёт ему и крупицы того счастья, что 12 лет назад. Боль от потери чуть утихла, но где-то, внутри, ноет незаживающая рана. Знает, их души найдут друг друга там, на небе. Теперь, накануне шестого десятка, он определённо может сделать вывод – любовь между мужчиной и женщиной – это самопожертвование. Встречается редко и остаётся с ними навсегда. А всякие интимные отношения, вызванные голой тягой к противоположному полу – это ничто иное, как увлечение, которое проходит и забывается. Но, в теперешнее время и без увлечения обладать друг другом сразу в день знакомства или в тот же час – дело обычное. И до каких пор люди будут обкрадывать себя? Наверно господь Бог долго эти скотские безобразия терпеть не будет. Ушли же большие города Содом и Гоморра в тартарары из-за греха и разврата...
Три месяца назад снова потеря – не перенесла очередного сердечного приступа его жена – Майер Лариса Александровна, дальняя его родственница. Ей было всего 36 и была она хорошей хозяйкой, преданной женой и отличной мачехой.
Через год после похорон Альбины приехала она в Петербург из Германии. Очень ей понравился город и, как была она неравнодушна к Кириллу, так и не смогла она выбросить его из сердца. Сначала предложила опекать сына и его за компанию, а после сделал он ей предложение руки, но не сердца. Сказал, что та любовь никогда не пройдёт. Лариса была рада и малому – быть рядом с любимым. Не возражал и Алёша. Предстал Кирилл перед ректором семинарии с прошением о личном деле, и сочли возможным решить вопрос его женитьбы положительно, поскольку родственники они дальние и православному священнику, чтобы получить приход следует  венчаться. Безбрачие касается только чёрного монашества.
Перед поступлением в духовную семинарию требовалась рекомендация приходского священника, обращение к архиерею за благословением патриарха всея Руси. Абитуриенты должны были пройти собеседование и устные экзамены по Ветхому и Новому Завету, Катехизис, История церкви и устав. Много молитв следовало знать наизусть. Только на следующий год поступил Кирилл заочно и стал постоянным служителем одного из храмов Петербурга. Через шесть лет получил приход под Петербургом. Был уже женат.
Теперь ему предстоит постриг. Это его личное желание.
Уже утро. Кирилл c воспоминаниями глаз так и не сомкнул. Телефон звонил отчаянно. На том конце провода сразу несколько голосов. Конечно – это мама, а перебивает её Дэвид. Вместе они уже десять лет.
- Кирюша, как ты поживаешь. Одному плохо. Почему это нельзя жениться тебе во второй раз? Я здесь неспокойна. Дэвид всё стремится в Штаты, а мне там плохо. Далеко от тебя и от Алёшеньки.  Он, наверно, уже тебе сказал о своих успехах  и в университете, и в личных делах. Появилась девушка. Приезжал с ней к нам. Очень миленькая, и любит его.
- А он её? – наконец вставил своё слово Кирилл.
- Я заметила,  больше она его. Да, Дэвиду уже 82, но выглядит моложе, очень бодрый и на старика не тянет. Ты смеёшься над нами?
- Совсем не смеюсь. А Алешу жду летом в гости. 
Разговор продолжил Дэвид. Сказал, что фабрика в Бостоне требует его присутствия и ему приходится летать в Штаты раз в месяц. Лида сопровождает его нечасто. Просит, чтоб повлиял Кирилл на мать в этом вопросе. Ещё пожаловался на здоровье сестры. Ей много лет и он страдает. Доволен, что его жена, молодая Лидия, рядом.
За сына Кирилл спокоен. Будет он хорошим врачом. Окончил престижный немецкий  университет. Там же остался работать на кафедре отоларингологии.
Напрасно мама беспокоится.  Служа Богу, с народом, в лоне церкви, он не может быть одиноким. И постриг он примет с радостью. Наш архимандрит Алексий тоже монашествует с кончиной супруги. 
Кирилл выглянул в окно – солнце светило ярко. Вокруг зелено, птицы всё ещё поют утренние песни. Весна на исходе. Пасха нынче была ранняя.
Он надел рясу, пошёл в церковь служить литургию. По дороге с ним здоровались. Девушки, женщины помоложе, смущались, глядя на седого красивого священника, в глазах которого доброта и смирение. Жалели его, что одинок. Многие влюблялись и  исповедывали ему свои тайны. Он терпеливо наставлял их на путь истинный. Знали бы эти многие, как он умел любить, как пылко ласкал он дорогую свою женщину – этот  добросердечный, выдержанный,  в скором  времени, монашествующий приходский их священник...
Мангейм, сентябрь 2008 г