Нинка

        Случайно узнала, что моя  знакомая Нинка занимается национальными танцами в ансамбле «Амшен», бросила работу и побежала в Дом культуры ее фотографировать.

        Сначала её дед мне сказал при встрече: - Нина такая умница, лучше всех танцует.
        Потом ее мама сказала: - Нинуля теперь выдающаяся танцовщица, мы ей концертные костюмы шьем.
        А я всегда знала, что Нинка интересная. Хотя представить, что она танцует армянские танцы, даже кочари, который выучивается в общем кругу на улице, хоть убей, не получается.
        Но раз мама сказала – выдающаяся, я ей поверила. Тем более, что я у нее лечусь. Тем более, что она привезла мне в подарок от Олеськи пробок от кока-колы на 48 баллов, которые нужно обменять в гипермаркете на стаканы, и книжку Елены Колиной «Книжные дети», которую богатая клиентка забыла в сухумском олеськином салоне, а Олеська прочитала, поняла, что мне понравится, и передала книжку мне в подарок. Не знаю, где она взяла пробки от кока-колы с баллами, но обменять их в Абхазии нельзя, иначе Олеська бы сама обменяла.

        В таких условиях поверишь во что угодно. Даже работу бросишь. Тем более, что без Нинки мне очень скучно.
(Словам «тем более» я научилась у своего попугая, который важно говорит «тем более хорошая птичка». Лешка, наверно, научил).

        Сбежала с работы с фотоаппаратом и отправилась фотографировать Нинку в дом культуры, где занимаются дети всех ансамблей. Под приличным предлогом: понесла документы в транспортную прокуратуру.

        Попросила тетку на входе меня пустить. Сказала, что Нинка моя племянница. Тетка впустила, и пока мы с ней поднимались по широченной лестнице, подтвердила, что Нинка действительно занимается в ансамбле, и ее все знают, хотя других детей знают только визуально, и то не всех. Правда, она не танцует, а большей частью стоит у стены наказанная и хрипатым басом препирается с руководителем. И вообще не ходила бы на танцы, если бы дедушка не совал ее в машину и не вёз в центр, а в ДК своей властью не переодевал ее в чешки, футболку и лосины.

       Зато кроме Нинки все дети в ансамбле танцуют и все гении. Я видела, как они танцуют на праздниках. От них у меня всегда слезы, сопли, горловой спазм и все прелести, с которыми я смотрю на лезгинку наших абхазских мальчиков.

       Когда я пришла на репетицию, Нинка стояла у стены в розовом свитерочке, беленьких чешках и в лосинах, а человек 20 маленьких гениев в это время репетировали, и принципиальный руководитель сказал, что я могу поснимать детей, а снимать Нинку он не разрешает, потому что она самая невоспитанная девочка в ансамбле, и терпят ее только потому, что не хотят расстраивать деда, который любит Нинку и считает хорошей девочкой; а еще ради матери, которая считает ее выдающейся танцовщицей.
        (Нинкина мама – терапевт, и у нее лечится весь город; раз мама сказала, что Нинка выдающаяся, значит, так и есть. Чтобы это подтвердить, танцевать Нинке не нужно. Да она и не умеет, и если когда-нибудь выйдет замуж за шамилева Давида, оба прославятся тем, что не танцуют).

       Впечатлительный руководитель с вековой печалью в глазах попросил отойти от Нинки, не снимать и не разговаривать.
       - Вы не представляете, что она творит!
       Я сказала, что представляю.
       - Летом она нас с мужем чурками назвала.
       - Но вы же русская.
       - Да. И муж тоже русский.
       Был бы мужчина молодым, он спросил бы: - я не понял, а в чем прикол.
Но он промолчал и было видно, как хорошо он изучил Нинку.


       Я постеснялась фотографировать ее на виду у всех, но успела сказать ей: Нина, давай хорошо танцуй, тогда все наши абхазы на тебе женятся.
       - Ха! – высокомерно сказала Нинка. – Главное, чтобы Вахтанг женился. Он мне бриллианты дарит.

       Ей уже девять  лет