Глава IX, X, XI, XII, XIII, XIV

          ** Глава IX **

          Глава IX, «повествующая об исходе и конце необычайного поединка между неустрашимым бискайцем и отважным ламанчцем».

          Настоящая Глава является продолжением предыдущей Главы и начинается словами «… мы расстались с доблестным бискайцем» (слуга, сопровождавший даму в карете) «и славным Дон Кихотом в то самое мгновение, когда они с мечами наголо готовились нанести друг другу такой сокрушительный силы удар…». Но затем Сервантес сообщает, что дальнейшие события ему неизвестны, поскольку первые восемь глав Первой части он рассказывал, пользуясь источником какого-то анонимного автора. «Это обстоятельство крайне меня огорчило, …, какой трудный путь надлежит мне пройти, прежде нежели я обрету многие страницы, которых, как я себе представлял, этой занятной повести недостает.».

          Листы, совершенно случайно, были найдены в Толедо, и один мориск перевёл Сервантесу заглавие: «История Дон Кихота Ламанчского, написанная Сидом Ахметом Бен-инхали, историком арабским.». Здесь впервые появляется ещё один автор, повествующий о подвигах Дон Кихота, - арабский историк Сид Ахмет Бен-инхали. Почему Сервантес выбрал в качестве сочинителя именно араба, ведь у них другое вероисповедание, которое нельзя было исповедовать в те времена в Испании. Может быть, поэтому Сервантес и включил его в роман, чтобы, с одной стороны, позлить инквизицию, а, с другой — показать, что в любой религии есть свой Рыцарь Добра и Справедливости, иначе свой Дон Кихот. Ведь в 1502 году королевская чета, Фердинанд и Изабелла, издала приказ, который обязывал мавров, которые не желают принимать христианскую религию, покинуть Испанию. В это же время появляется слово мориски – это мавры, которые приняли христианство, а также их потомки. И если найденные страницы перевёл мориск, значит, они были написаны на арабском языке.

          Сервантес, получив перевод, пишет: «Единственное, что вызывает сомнение в правдивости именно этой истории, так это то, что автор ее араб; между тем лживость составляет отличительную черту этого племени; впрочем, арабы – злейшие наши враги, а потому скорей можно предположить, что автор более склонен к преуменьшению, чем к преувеличению. И, по-моему, это так и есть, ибо там, где он мог бы и обязан был бы не поскупиться на похвалы столь доброму рыцарю, он, кажется, намеренно обходит его заслуги молчанием; это очень дурно с его стороны, а еще хуже то, что он это делал умышленно; между тем историки должны и обязаны быть точными, правдивыми и до такой степени беспристрастными, чтобы ни корысть, ни страх, ни вражда, ни дружба не властны были свести их с пути истины, истина же есть родная дочь истории – соперницы времени, сокровищницы деяний, свидетельницы минувшего, поучительного примера для настоящего, предостережения для будущего.». Эти слова Сервантеса должны были смягчить гнев инквизиции. Но немного позднее, в Главе XVI, автор всё ж отдаёт должное арабскому историку.

          Сам же Сервантес на страницах этой Главы не может «скрыть радостное волнение», которое охватило его, когда из уст мориска он услышал перевод заглавия. «Бросившись к торговцу шелком, я вырвал у него из рук все тетради и бумаги и за полреала купил их у мальчика; будь он подогадливее и если б он знал, как жажду я приобрести их, то наверняка запросил бы с меня и взял шесть реалов, а может быть, и больше. Затем мы с мориском зашли на церковный двор, и тут я попросил его за любое вознаграждение перевести на кастильский язык, ничего не пропуская и не прибавляя от себя, все, что в этих тетрадях относится к Дон Кихоту. Мориск, удовольствовавшись двумя арробами изюма и двумя фанегами пшеницы, обещал перевести хорошо, точно и в кратчайший срок. Но чтобы ускорить дело, и чтобы не выпускать из рук столь ценной находки, я поселил мориска у себя в доме, и он меньше чем за полтора месяца перевел мне всю эту историю так, как она изложена здесь».

          Да, неисполнимая мечта, вот так вот случайно на Толедском рынке обнаружить летопись, хронику, в которой содержатся подробные записи, повествующие об Иисусе Христе…


          ** Глава X **

          Глава X, «об остроумной беседе, которую вели между собой Дон Кихот и его оруженосец Санчо Панса».

          Глава посвящена беседе, которая происходит между Дон Кихотом и Санчо Панса, где мы узнаём о чудодейственном бальзаме: «… - Рецепт этого бальзама я знаю наизусть, - отвечал Дон Кихот, - с ним нечего бояться смерти и не страшны никакие раны.». В Примечание к книге сказано, что «Согласно апокрифическому преданию, этим бальзамом было умащено тело Иисуса Христа.».

          Неожиданное по своему смыслу примечание, к которому хотелось процитировать ещё одни слова рыцаря, которые он говорит Санчо: «Молчи, друг мой, …, - я тебе еще не такие тайны открою…».

          Стало быть, Дон Кихот не только может знать этот рецепт и использовать его для заживления ран, но в Главе XVII автор потом покажет, что этот бальзам способен помочь исключительно только Дон Кихоту, а вот у Санчо Панса, обычного человека, он вызвал страшное отравление…


          ** Глава XI **

          Глава XI, «о чем говорил Дон Кихот с козопасами».

          Путешественники с последними лучами солнца встречают пастухов, которые радушно принимают их. «… Наевшись досыта, Дон Кихот взял пригоршню желудей и, …, пустился в рассуждения: - Блаженные времена и блажен тот век, … потому, что жившие тогда люди не знали двух слов: твое и мое. В те благословенные времена все было общее. … Правдивость и откровенность свободны были от примеси лжи, лицемерия и лукавства. Корысть и пристрастие не были столь сильны, чтобы посметь оскорбить или же совратить тогда еще всесильное правосудие, которое они так унижают, преследуют и искушают ныне.». Эти слова не нуждаются в комментариях, поскольку они более, чем подтверждают, кто может стоять за образом Дон Кихота…


          ** Глава XII **

          Глава XII, «что некий козопас рассказал тем, кто был с Дон Кихотом».

          Здесь автор знакомит нас с историей пастуха-студента «по имени Хризостом, и говорят, будто умер он от любви к этой чертовке Марселе, дочери богача Гильермо, той самой, что в одежде пастушки разгуливает по нашим дебрям.». «- Итак, милостивый государь мой, - снова заговорил козопас, - … когда ей исполнилось лет четырнадцать-пятнадцать, все при взгляде на нее благословляли бога за то, что он создал ее такой прекрасной, многие же были без памяти в нее влюблены.». Вроде бы на первый взгляд – обыкновенная история любви, пока «… в один прекрасный день разборчивая Марсела нежданно-негаданно переоделась пастушкою и, …, вместе с другими пастушками вышла в поле и принялась пасти свое стадо.». Чтобы красавица, да ещё богатая, переоделась в простую пастушку, для этого, наверно, должны быть серьёзные основания, о которых позднее расскажет сама Марсела...


          ** Глава XIII **

          Глава XIII, «содержащая конец повести о пастушке Марселе и повествующая о других происшествиях».

          Интересное рассуждение Дон Кихота, которое заслуживает того, чтобы его процитировали: «Я хочу сказать, что иноки, в тишине и спокойствии проводя все дни свои, молятся небу о благоденствии земли, мы же, воины и рыцари, осуществляем то, о чем они молятся: мы защищаем землю доблестными нашими дланями и лезвиями наших мечей – и не под кровлей, а под открытым небом, летом подставляя грудь лучам палящего солнца и жгучим морозам – зимой. Итак, мы – слуги господа на земле, мы – орудия, посредством которых вершит он свой правый суд. Но исполнение воинских обязанностей и всего, что с ними сопряжено и имеет к ним касательство, достигается ценою тяжких усилий, в поте лица, следственно тот, кто таковые обязанности на себя принимает, затрачивает, разумеется, больше усилий, нежели тот, кто в мирном, тихом и безмятежном своем житии молит бога о заступлении беспомощных.». Сервантес был военным, служил родине, и эта тема ему очень близка.

          В словах, которые произносит Дон Кихот в настоящей Главе невозможно не отметить явный выпад в сторону служителей церкви: в чём заключается их труд. Они, служители церкви, самые крупные землевладельцы, где в то время трудились разорившиеся и зависимые крестьяне, иными словами – трудились рабы. А церковная десятина вообще была тяжеленым грузом для крестьян. Это довольно серьёзное обвинение, которое просто необходимо было загладить в кратчайшие сроки и прямо в этой Главе. И Сервантес продолжает диалог Дон Кихота с одним из путников, который затрагивает вопрос: почему же во время опасности рыцари поручают себя не богу, а «поручают себя своим дамам, да еще с таким молитвенным жаром и благоговением, точно дамы эти их божества.». И Дон Кихот пускается в длительное объяснение. «Все с чрезвычайным вниманием слушали эти беседу, и в конце концов даже козопасы – и те уверились, что наш Дон Кихот не в своем уме.». Ну, что же, словами «не в своем уме» сказанными при свидетелях, козопасах, автор смягчил гнев цензуры, ведь что взять с безумца…


          ** Глава XIV **

          Глава XIV, «в коей приводятся проникнутые отчаянием стихи покойного пастуха и описываются разные нечаянные происшествия».

          Всё начинается с песни Хризостома, которая проникнута отчаянием из-за любви к Марселе. По окончании песни читатель, наконец, знакомится с самой Марселой.

          Амбросьо, друг Хризостома, завидев её произносит: «- Для чего ты сюда явилась, свирепый василиск окрестных гор?».

          Ответом на вопрос Амбросьо будет длинный монолог Марселы, который, конечно, приведу в сокращении: «Я пришла оправдаться и доказать, что не правы те, кто в смерти Хризостома и в своих собственных горестях обвиняет меня. А потому я прошу всех присутствующих выслушать меня со вниманием, - ведь для того, чтобы люди разумные познали истину, я не должна тратить много времени и терять много слов.». «Я родилась свободною, и, чтобы жить свободно, я избрала безлюдье долин… я ни Хризостому, никому-либо другому никаких надежд не подавала, то скорей можно предположить, что Хризостома свело в могилу его собственное упорство, но не моя жестокость. … Кто называет меня зверем и василиском – пусть отойдет от меня… Нрав у меня свободолюбивый, и я не желаю никому подчиняться.». «… с этими словами Марсела, не дожидаясь ответа, скрылась в чаще ближнего леса, повергнув в изумление присутствовавших как своею рассудительностью, так и своею красотою.». В те времена слова красота и колдовство были практически синонимами и преследовались инквизицией.

          Дон Кихот, «положив руку на рукоять меча, громко и внятно заговорил: - Ни один человек, …, не осмелится преследовать прекрасную Марселу… Она ясно и убедительно доказала, что она почти или, вернее, совсем не повинна в смерти Хризостома.». На этом дороги козопасов, друзей Хризостома и путешественников расходятся…