Владимир Шаинский. Как запел крокодил Гена

Печальное известие о смерти замечательного композитора-песенника Владимира Шаинского подтолкнуло меня возвратиться к заброшенному было на прозе.ру циклу о моих собеседниках. Ибо в длинном перечне моих журналистских встреч с разными интересными людьми присутствовала и встреча с Владимиром Яковлевичем.

А дело было так.

Мне всегда очень нравились незамысловатые на первый взгляд песенки Шаинского, неизменно очень добрые и светлые. К тому же поражала такая их особенность: написанные преимущественно для детей, они пользовались не меньшей любовью и популярностью и у совершенно взрослых людей. Обычно дети подхватывают взрослые песни, в том числе те, которые для них совсем не предназначены. С песнями Шаинского всё было наоборот - написанные для детей, они моментально подхватывались взрослыми. Видимо, в своих мелодиях Владимир Яковлевич умудрялся прятать некие волшебные ключики, которым было под силу во взрослом солидном человеке открыть душу ребенка.

В музыке Шаинского меня привлекали неизменные юмор, ирония, доброе озорство, отсутствие малейших следов вымученности. Это была, повторюсь, очень светлая и добрая музыка, и, слушая ее, возникало ощущение, что создавалась она так же легко и просто, как и поётся. Хотя на самом деле эта легкость и простота, конечно же, являлись результатом серьезной работы автора.

И мне очень хотелось встретиться и поговорить с Владимиром Яковлевичем о том, как создаются его песни, чтобы рассказать об этом в своей газете. Но такая возможность долго не представлялась.

И вдруг по своим репортерским каналам я узнаю, что Шаинский приедет в Новосибирск – приедет, правда, очень ненадолго. У деревенской школы, в которой когда-то учился один высокий областной начальник (сейчас уже не помню, кто именно), приближался юбилей. И этот начальник через свои связи договорился, что на школьный юбилей приедут и выступят там Владимир Шаинский и Евгений Мартынов.

Узнать, когда и где их будет нужно ловить в Новосибирске, было уже делом техники.

Выяснилось, что между прибытием в Новосибирск московского авиарейса, которым прилетают гости, и отправлением поезда, который увезет их в ту деревню, где находится школа-юбиляр, всего несколько часов. И это время Шаинский и Мартынов проведут на студии телевидения, где будет записана телепрограмма с их участием. Следовательно, шанс поймать Владимира Шаинского у меня будет только там.

В назначенное время прихожу в телецентр. Гости уже приехали. Но вот какая накладка. Рояль в телецентре только один – в большой студии. А там идет давно запланированная запись совсем другой передачи, и прервать эту запись нельзя, нужно ждать, пока она закончится. Предбанник большой студии полон разного новосибирского начальства – этим людям ведь известно, кому обязан город визитом столичных гостей, поэтому проигнорировать этот визит будет, по чиновничьим понятиям, мягко говоря, невежливо, да и многим просто интересно послушать, о чем скажут и что споют гости.

А они, предоставленные сами себе, пока что сидят в другой небольшой комнате. Мои попытки получить у телевизионных руководителей разрешение пройти в эту комнатку успехом не увенчиваются.

Между тем ситуация осложняется: запись передачи в большой студии затягивается, и время пребывания московских гостей в одиночестве вот-вот превзойдет всякие разумные пределы. Тут-то я и оказался нужен: ведь интервью – что ни говори, свидетельство уважения и признания заслуг гостей. А повод, почему оно проводится, – дело уже, как говорится, десятое. В силу дефицита времени никаких интервью с московскими гостями запланировано не было. И, соответственно, никого для этого приглашено не было. А ситуация повернулась так, что потребовалось занять время гостей. И я – вот он, тут как тут! Ну как не воспользоваться возможностью! Тогдашний председатель Новосибирского телерадиокомитета Звонков (он ведь – принимающая сторона, и именно с него спросят за все претензии гостей) подошел ко мне и выразительно показал на заветную дверь – иди, мол, развлеки их. И спустя секунду я оказался в обществе Шаинского и Мартынова.

Но легко сказать «Развлеки!». Ведь в любую секунду, как только освободится студия, наша беседа будет прервана. Как строить разговор?

Каюсь, я повел себя не совсем правильно. Надо было в начале разговора задать хотя бы два-три дежурных вопроса Евгению Мартынову. Но я знал мало песен Мартынова, а те, которые знал, никаких струн моей души не задевали. Кристально-серьезные и дистилированно-правильные, они являли собой полный контраст тому, чем привлекали меня песни Шаинского. К тому же именно с Владимиром Яковлевичем я хотел поговорить, а время для этого разговора могло оказаться очень ограниченным. Короче, с места в карьер я кинулся к Шаинскому.

Нет, я, конечно, тогда уже знал, что для представителей так называемых творческих профессий любимая (а кое для кого вообще единственная) тема для общения – рассказ о себе любимом. Но, как я считал, Евгений Мартынов, призами высоких конкурсов и почетными титулами отнюдь не обделенный, поняв, что репортера провинциальной с московских позиций газеты интересует вовсе не он, отнесется к этому достаточно спокойно и сдержанно, как говорится, по-мужски – в конце концов, публикация в газете далекого от столицы города для него ничего не значила, к тому же Шаинский был чуть ли не вдвое старше его и сделал в музыке неизмеримо больше, то есть должен был заслуживать в его глазах какого-никакого уважения.

Но я сильно недооценил амбициозность Мартынова. Как только он понял, что все мои вопросы адресуются только Шаинскому, он, казалось, поставил себе задачу сорвать наш разговор любыми средствами. Самое мягкое слово, которым можно было охарактеризовать то, как он себя повел, – беспардонность. Он перебивал и меня, и Шаинского чуть ли не на каждом слове, плоско и пошло острил, без устали рассказывал разные глупости… Словом, всеми силами демонстрировал, что если я не хочу говорить о его песнях, не будет и разговора с Шаинским. И конца этому не предвиделось. Поэтому когда большая студия освободилась, и гостей пригласили на запись, я испытал даже нечто вроде облегчения.

Правда, вместо большого серьезного материала, который мог быть написан по результатам нашей беседы, проходи она при более благоприятных обстоятельствах, удалось сделать только куцую публикацию, едва превосходящую по объему информационную заметку. Но это уже, как говорится, издержки профессии.

А закончить это затянувшееся вступление я хочу вот чем. Наверняка в нашей огромной стране до сих пор живут фанаты композитора Евгения Мартынова. И совсем не исключено, что кто-то из них прочитает этот текст. И я хочу сказать этим людям: «Вы любите песни Мартынова? Пожалуйста, любите их и дальше. Вы благоговеете перед личностью их автора? Благоговейте на здоровье, сколько вашим душам угодно. Я никого не хочу переубеждать и призывать принять мою точку зрения. Я просто описываю свои конкретные впечатления от общения с вашим кумиром. Надеюсь, я имею право на такое описание».


Как запел крокодил Гена


Гостями Новосибирска и области в эти дни являются известные композиторы, авторы популярных песен Владимир Шаинский и Евгений Мартынов. Вместе с заместителем главного редактора еженедельника «Говорит и показывает Москва» В. В. Янчевским они участвуют в неделе, проводимой этим изданием в нашей области.

Корреспондент «Вечернего Новосибирска» О. Костман встретился с заслуженным деятелем искусств РСФСР, лауреатом Государственной премии СССР и премии Ленинского комсомола, лауреатом Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Гаване В. Шаинским и задал ему несколько вопросов.

– Владимир Яковлевич, сейчас десятки ваших песен поют буквально все – от мала до велика. А кто спел самую первую песню, которую вы написали?

– Тоже достаточно много людей – вся часть, в которой я когда-то служил в армии. Товарищ дал мне стихи, я сочинил музыку, а первым моим худсоветом стал взводный командир. Ему песня понравилась, он рассказал ротному, тот сообщил выше… Короче, скоро с песней захотел ознакомиться командир части. Прослушав ее, он выстроил солдат и приказал мне немедленно разучить ее со всеми. Вот так родился композитор Шаинский…

– Видимо, в процессе работы над песнями, их выхода на массовую аудиторию у вас возникали различные любопытные ситуации, интересные случаи. Не могли бы вы рассказать об одном из них…

– Я расскажу о том, как создавалась одна из самых известных моих песен – песенка крокодила Гены. Режиссер Роман Качанов, создавший мультэпопею о приключениях Чебурашки и его друзей, предложил мне написать песни к его фильмам.

– Это был первый ваш опыт работы для кино?

– Почти первый. До этого я написал только музыку к первому выпуску мультжурнала «Веселая карусель» того же режиссера Качанова. Помните, там, где звучала песенка про Антошку… Так вот, перехожу уже к Чебурашке. Сажусь я за рояль, начинаю импровизировать. «Не то», – говорит Качанов. Предлагаю ему другую мелодию – опять не то. Может быть, говорю, тебя такой мотив устроит? И набрякал ему уж вовсе простенькую мелодию. «Именно это мне и нужно!» – обрадовался он. Сочинили мы песню, понесли ее на худсовет «Союзмультфильма» – к весьма серьезным дядям и тетям. Надо им ее напеть, а слов еще нет – подыгрываю себе потихонечку, пою: «На-на-на, на-на-на-на…». Сколько нужно времени, чтобы исполнить это выдающееся произведение? Минута, максимум полторы… Закончил. Мне говорят: «Выйдите. У нас такой порядок – обсуждать вещь в отсутствии автора». Вышел. Жду. Проходит десять минут, двадцать, тридцать… Ну сколько можно ее обсуждать – не симфония же! Наконец выходи несколько смущенный Качанов и говорит: «Пойдем! Нужно еще раз сыграть».

Заходим. Качанов говорит: «Песня очень хорошая, просто композитор плохо поет. Сейчас он сыграет вам молча». Сыграл молча. Вышел. Жду. Примерно через полчаса снова появляется Качанов – еще более смущенный. «Пойдем, – говорит, – нужно еще раз сыграть…»

Снова заходим. Качанов говорит: «Оказывается, композитор не только плохо поет, но и плохо играет. Сейчас он одним пальцем сыграет только мелодию – безо всякого аккомпанемента». Сыграл одну мелодию – и что вы думаете? Песню приняли. «Вот это да, – говорят, – теперь совсем другое дело…»

Но надо было искать слова. Первый вариант, предложенный автором сценария Успенским, Качанову не подошел. Он заказал стихи Александру Тимофеевскому. Только теперь уже я категорически возражал против одной строчки нового текста – ну зачем крокодилу Гене петь «Я играю на гармошке», когда все видят, что он и так в кадре играет на гармошке! Пел бы лучше что-нибудь, к примеру, про свою Африку… Однако Качанов сказал: «Володя, ну не придирайся. Ради меня ты можешь простить ему эту строчку?» «Ради тебя могу, – великодушно уступил я. – Пусть себе крокодил поет про гармошку. Но попомни мои слова – кроме Гены никто эту песню петь не будет».

К счастью, я ошибался: прошло совсем немного времени, и песню вслед за добрым крокодилом Геной запели все…

«Вечерний Новосибирск», 24 сентября 1983 г.