Обряд

Низкое горловое пение давит на барабанные перепонки, разламывает черепную коробку. За пределами хижины ему вторят десятки голосов – словно поёт сам лес. Проклятые голоса! Они дробятся и множатся, разбивая мир на сотни тысяч осколков, которые, кажется, уже никогда не собрать воедино…

Жар.

Нечем дышать. Как же жарко… Проклятые шкуры! Мне не дают их скинуть, не дают встать и убежать прочь от огня! Мокрые волосы липнут ко лбу, лицо горит от близкого пламени. Хочется вдохнуть поглубже, но в хижине словно не осталось воздуха – только обжигающий и горький на вкус, пряный дым от костра, в который бросили каких-то трав.

Кто-то наклоняется надо мной… кто-то очень знакомый, но я уже не могу узнать лица.

Высокое пламя пляшет и разбрасывает искры в такт голосам, а вместе с ним по стенам танцуют жуткие тени. Это они, а не люди, держат меня – полузвериные чёрные силуэты, мечущиеся по стенам! Я чувствую их чёрные пальцы, впивающиеся в плоть сквозь одежду и шкуры – десятки невидимых рук, что не дают мне подняться.

Сопротивляться всё сложнее, руки и ноги слабеют; сил почти не осталось…

Голоса заполнили собой весь мир – каждый его уголок, каждую частицу. Даже меня.

Не могу! Больше не могу!

Хочется кричать и плакать, но сил на это тоже уже нет.

Я точно помню – было! – было что-то очень важное, ради чего я на это пошла, но вспомнить, что именно никак не получается…

Слёзы застилают глаза, скатываясь по вискам. Пересохшее горло саднит от дыма. Наверху, над моей головой, дымовое отверстие – маленький кусочек ночного неба, которое отсюда кажется чёрным. Но на деле, за пределами хижины, оно сейчас тёмно-синее, от края до края усыпанное блёстками звёзд. Бездонная синяя мгла, глядящая вниз на кроны вековых деревьев, слушающая, как завывает ветер в расщелинах скал. Не знаю, мерещится ли мне, или я правда вижу это сквозь стены?

Дымовое отверстие становится всё ближе. То ли оно действительно увеличивается, то ли я окончательно сошла с ума от жары и дыма. Но что бы это ни было, я не хочу этому сопротивляться. Больше не хочу. Там, наверху – ветер, покой и свобода, и они всё ближе…



…Небо. Этим странным коротким словом люди называют мой дом.

Потоки воздуха – хитросплетение холодных и тёплых нитей – обвивают голову, тело, крылья. Одно движенье плеч, и я поднимаюсь выше; потоки становятся холодней. Волшебный плащ Мунгла-Нсу переливается множеством цветов, из которых люди различают едва ли с десяток: «небо» для них всегда «голубое», «синее» или «чёрное» - они не умеют смотреть глубже.

Так хочется подняться выше! Туда, откуда на мир смотрят души предков. Мерцая во тьме, они держат на своих плечах плащ колдуна Мунгла-Нсу, что бы тот не упал на землю и не погрузил всё живущее в вечный беспробудный сон. Хотела бы я посмотреть на них своими глазами! Но моё тело слишком тяжёлое, чтобы подняться туда – для этого нужно быть духом.

Нижние ветра доносят странные, режущие слух звуки. Люди. Какие же они шумные! Улететь подальше? Или всё же посмотреть, что они делают?..

Вот они, внизу, людские гнёзда – донельзя нелепые, стоящие на земле и перевёрнутые вверх днищем – а рядом с ними стоят люди. Почти все они издают низкие протяжные звуки – так обитающие здесь люди говорят со своими предками, и лишь один смотрит вверх, выкрикивая какое-то странное слово…

Нет…

Нет!!! Я не хочу его слышать!

Лететь!!! Как можно дальше и выше, пока они не заставили меня вернуться! Я не хочу туда! Только не туда! Я свободна!!! Слышите?! Я не хочу!!!...



- Ты не можешь быть с ним, – старый шаман смотрел без злобы, скорее – с состраданием.

- Почему? – сердце ушло куда-то в пятки, во рту пересохло.

- Анкинай – шаман. Его жизнь принадлежит духам. А духи не потерпят рядом простого человека. Забудь про него, - обветренное морщинистое лицо оставалось бесстрастным.

Шаман считал, что он прав, и, возможно, так оно и было. Но я уже пробовала всё бросить и уехать отсюда – не помогло. Меня тянуло назад так, что порою казалось – сердце вырвется из груди. Меня хватило тогда на три недели.

- Я не могу, - язык с трудом шевелился во рту.

Шаман тяжело вздохнул и поднялся с расстеленных перед огнём шкур. В хижине мы были одни, Анкинай ждал снаружи.

- Будь ты из нашего племени, всё было бы проще… - проговорил старик через минуту, - Чтобы быть с шаманом, ты должна стать наполовину духом, как он. У нас есть для этого обряд. Но ты не из нашего народа. Твои предки уже давно живут городом, бетоном и асфальтом, а не землёй, водой и ветром. Поэтому я не знаю, сможешь ли ты его выдержать.

Говоря, старый шаман медленно шёл вокруг костра, и я неотступно следовала за ним по пятам.

- Я мог бы сказать всё это Анкинаю. Он не посмел бы подвергать тебя опасности и сделал всё, чтобы ты уехала. Но это решение должна принимать ты, а не он.

Я представила на секунду, как снова сажусь в машину, а затем в самолёт. Как улетаю на «большую землю». Сердце в груди сдавило, на глаза навернулись слёзы. Внезапная боль заставила закрыть глаза и остановиться.

Нет-нет-нет-нет-нет. Это ведь всего лишь мысль, а не принятое решение. Этого нет. Этого не будет. Боль отступила, но тяжесть на сердце осталась.

- Что я должна сделать? – я открыла глаза и встретилась взглядом со стариком; внимательные карие глаза изучали моё лицо, заглядывали в душу, рассматривали ноющее сердце. – Как мне стать такой, как он?

- Садись, - устало проговорил шаман, опуская взгляд.

- Каждый из нас принадлежит двум мирам, - продолжил он, вновь опустившись на шкуры и дождавшись, когда я сяду напротив, - людям и духам. И в каждом из них есть для нас тело. Обычные люди попадают в мир духов после смерти. Шаманы и «видящие» - при жизни. Нам придётся высвободить твой дух, чтобы он нашёл своё второе тело, и ты стала «видящей», но для этого нужно заставить его уйти из этого. Мы учим своих детей, как управлять духом. Ты этого не умеешь, поэтому твоя душа будет изо всех сил цепляться за тело. Это больно и опасно.

Сердце отозвалось глухим тяжёлым ударом. Я понимала, к чему клонит шаман.

- Ты должна знать и ещё об одном, - продолжил старик, выждав минуту, - покинуть тело сложно, но ещё сложнее – вернуться обратно. Тело духа не обладает человеческой памятью. Если твоё второе тело окажется птицей – ты станешь птицей, окажется волком – станешь волком. И телом, и духом - ни воспоминаний, ни языка, ни имени. Мы будем звать тебя, но вспомнить своё имя ты должна будешь сама, иначе никто из нас не сможет помочь тебе вернуться…



Может ли птица разучится летать? Может, если двадцать минут назад она была человеком.

Я сбилась с ритма и стремительно теряла высоту, беспорядочно хлопая крыльями по воздуху и пытаясь понять, что именно делаю не так, но в вопросах полёта, это было бессмысленно. Как птичье тело не ведало человеческого имени, так человеческий разум не знал, как нужно летать. Я не была сейчас птицей – лишь человеком в её теле. Отпускать контроль над телом было страшно, но, не умея летать, я всё равно разобьюсь! Расслабив крылья, я вернула их птице. Полёт выровнялся, я начала снижаться по плавной широкой дуге.

Пение больше не терзало слух и не заставляло лететь прочь от хижин; оно звало меня вернуться. Там, внизу, меня ждали. Старый шаман стоял возле хижины, где лежало моё тело, и внимательно следил за моим полётом, рядом с ним был Анкинай. Они уже придумали мне новое имя – то, которым меня будут здесь называть, потому что старое, «городское», не годилось для того, кто видит духов.

Птица выпустила когти, и, взмахнув могучими крыльями, я приземлилась на подставленную руку в толстой кожаной рукавице. Анкинай улыбнулся и внёс меня в хижину, ссадил на мою грудь. В широко раскрытых глазах отразилась голова хищной птицы.

Сложно покинуть своё тело, ещё сложнее – захотеть в него вернуться. Я всё ещё чувствовала ветер, слышала песнь предков, держащих на своих плечах переливающийся плащ Мунгла-Нсу, помнила его цвета. Я была свободна, но в груди – человеческой, а не птичьей – с болью сжалось сердце. Я посмотрела на Анкиная и закрыла глаза…



Холодный ночной воздух проникал в хижину через откинутый полог, смешиваясь с дымом костра. Приятная прохлада касалась лица, шкуры согревали. Что-то сильно давило на грудь. Я открыла глаза и увидела янтарные бусины глаз. Сокол-дербник – Найрум – щёлкнул клювом и наклонил голову, рассматривая моё лицо. Теперь он будет моим именем.

Я хотела поднять руку, но не смогла вытащить её из-под шкур – мышцы ослабли, тело не слушалось, занемевшее, как от долгого сна. Я с трудом повернула голову набок и посмотрела на Анкиная. Невесомо-полупрозрачный огненный лис, что сидел в его груди, дёрнул рыжим хвостом, поняв, что теперь я его вижу.

Слабость накатывала волнами. Я закрыла глаза, но продолжила видеть и своего дербника, и огненного лиса, и многих других, что смотрели на меня сквозь стены хижины. На мой лоб легла горячая ладонь Анкиная, и я, улыбнувшись, позволила себе провалиться в сон.