С Новым Годом! С Новым счастьем!

– Костя, где шампанское? – Катя метнулась к холодильнику, затем к кухонному шкафчику под названием "бар".

– Кать, – голос мужа перекрывая музыку загремел со второго этажа, – Кать, я кажется шампанское забыл в машине на заднем сиденье.

Катя мельком глянула на часы. Опаздываем. В гости к девяти. Полдевятого, а дети ещё не собраны. Она выскочила из дома в гараж и дёрнула ручку джипа. Машина была закрыта.

– Черт! – ругнулась, как выплюнула, – Сама же велела машину закрывать.

Вернулась в дом и стала искать ключи мужа. Обычно они лежали на столике у зеркала, но сегодня, как назло, их там не было. Она открыла шкаф в прихожей и запустила руку в карман Костиной куртки. Пальцы сразу наткнулись на что-то бархатное. Катя ощупала коробочку, засомневалась на доли секунды, посмотрела вверх на лестницу и достала руку. В руке темнела синим бархатом коробочка из ювелирного магазина. Точно в такой же бархатной коробочке Костя подарил ей кольцо на рождение сына. Катя пискнула от удовольствия, закрыла спиной лестницу и открыла футляр. На белой шёлковой подкладке лежало кольцо с жемчужиной посередине и россыпью мелких бриллиантов вокруг. Катя затаила дыхание и потрогала кольцо пальцем.

– Вот так сюрприз. Договаривались подарками не обмениваться. Только детям, – Катя прижала коробочку к груди, поцеловала её и вернула в карман куртки.

Мелкие счастливые пузырики побежали по всему телу и ей захотелось запрыгать и затанцевать. Она с лёгкостью взлетела вверх по лестнице и с разбегу нырнула в объятия мужа.

– Ты что? – Костя прижал Катю к себе и чмокнул в затылок.

– Я люблю тебя, – она обхватила его двумя руками и стиснула со всей силы, – Костя, я те-бя лю-блю!, – зачем-то по слогам пропела ему в лицо.

Костя ещё раз чмокнул её в затылок, затем в лоб и постарался высвободиться из её цепких рук.

– Катя, а знаешь кто ещё будет у Старовких?, – он вдруг смутился и закашлялся.

– Кто, – она ослабила объятия, но продолжала прижиматься к нему.

– Таня Колосова. Помнишь её?

Катя вздрогнула, как если бы её окатили холодной водой. Помнит ли она Колосову? Что за дурацкий вопрос? Она разжала руки и отступила от мужа.

– Помню ли я Колосову?, - Катя упёрлась взглядом в Костю, - Я прекрасно помню Колосову.

Мелкие счастливые пузырики мгновенно превратились в холодный и липкий пот и противными мурашками побежали по спине.

– Катя, перестань. Прошло десять лет. Я клянусь, я не знал что она там будет. Мне сейчас позвонил Старовский и сказал что будет его друг с американской невестой.

Костя отвернулся от Кати и по тому как он держал спину, как сгорбились его плечи, было видно что этот разговор ему неприятен. Катя отступила от мужа на несколько шагов и неуверенно присела на край кресла.

– Давай не пойдём в гости. Дети будут очень рады встретить Новый Год дома, – голос её задрожал.

Костя обернулся, посмотрел на жену и сморщился как от зубной боли.

- Перестань. Только не надо сейчас устраивать сцену и плакать, – он сжал ладони в кулаки, – Прошло десять лет. Она другая, мы другие. Нас ждут. Будет Дед Мороз. Я уже и деньги внёс за поздравление. Артисты из детского театра, - Костя подошёл и сел перед ней на корточки, - И потом - все ждут твоё фирменное блюдо.

Катя подалась вперёд и обхватила мужа за шею. "Может и вправду она зря нервничает. Всё в прошлом. Боль. Страх. Его бурный роман с этой женщиной. У них двое прекрасных детей. Костя любит её." Она прижала его голову к своей груди.

– Кать, – Костя постарался выбраться из объятий, – Мы опаздываем. Давай, собирай детей.

***

У Старовских уже был накрыт стол. Ещё в прихожей дети получили по первому подарку и дружной группой скрылись в детской комнате. Лида, жена Старовского, красивая средних лет блондинка, в нарядном красном платье и фартуке подносила из кухни вазочки и тарелки с салатами и нарезкой. Катя прошла на кухню, достала блюдо и выложила запечённого гуся с яблоками. Гусь, зажаренный до коричневой корочки, аппетитно лежал на белом блюде в окружении печёных яблок, веточек петрушки и сладкого чернослива.

– Катенька, твой гусь как всегда украшение стола, – Лида взяла блюдо в руки и направилась в комнату, – А ты чего стоишь, проходи. Уже все в сборе.

В комнате за столом сидели их знакомые. Два места с краю были незаняты. Костя и Колосова стояли у ёлки и тянули шампанское из тонких фужеров. На фоне гирлянд, мишуры и новогодних игрушек муж показался Кате моложе. Он стоял вполоборота к ней, внимательно смотрел на женщину напротив и что-то ей говорил.

– Прошу к столу, – Старовский широким жестом пригласил Катю.

Костя взял Колосову за руку, легко пожал её и поискал взглядом Катю.

– Катя, займи мне место, – он громко позвал жену весёлым и каким-то наигранным голосом.

Они сели рядом. Костя налил ей вино. Старовский предложил выпить за уходящий год, за удачу, за счастье.

– Костя, за счастье, – Катя подняла фужер.

– За новое счастье, – Костя отпил глоток.

Гости подняли бокалы и стали чокаться. На пальце у Колосовой блеснуло колечко с жемчужиной в обрамление мелких бриллиантов.

***

Если бы сейчас Таню спросили почему она не вышла замуж за Костю десять лет назад, она бы не знала что ответить. Не вышла.

В тот год отец уехал в Америку. Оставил её одну в огромной трёх-комнатной квартире на Чайковского. Они так долго прожили в этой квартире вместе, что когда он взял чемодан и закрыл за собой дверь, тишина навалилась ватным и невыносимо тяжелым одеялом и придавила её к дивану. Она лежала, прижавшись к упругой диванной спинке и прислушивалась к шагам на лестничной клетке. Лифт гудел толстыми канатами, люди поднимались, уходили, и самое главное, возвращались домой. В дверь квартиры никто не звонил две недели. Каждый раз когда Таня открывала глаза, ангелы из лепнины под потолком смотрели на неё с печалью. От их маленьких и сморщенных лиц тянуло вечностью, одиночеством и безысходностью.

– Ты одна, как мы, – подмигивали ангелы.

– Ты одна, – шумели капли затяжного питерского дождя по железному подоконнику.

– Ты одна, – отзывалась на их голос пустая без отца квартира.

В конце второй недели кто-то уверенно подошёл к двери и с силой нажал на звонок. Таня подтянула к подбородку одеяло. Звонок громкой трелью прошёлся по пустым комнатам и нежным перезвоном отозвался в хрустальных подвесках на люстре. "Дзинь-дзинь": - солнечный луч пробился через штору и в такт звонку сверкнул в стеклянной раме. Человек за дверью ждал. Таня опустила ноги на ковёр, неуверенно встала и пошла к двери.

На пороге стоял Костя.

– Извините за беспокойство, – он широко улыбнулся и протянул ей конверт, – По ошибке занесли в нашу квартиру, – и ткнул пальцем вверх, – Я ваш новый сосед из сорок шестой квартиры.

Конверт был белый с иностранной маркой и подписан неровным почерком отца. Таня взяла конверт, приложила его к груди, как тяжело-больной прикладывает обезболивающий компресс к ноющей ране. В глубине души что-то лопнуло, нарыв прорвался, ей сразу стало легче и она заплакала навзрыд.

Костя стал к ней заходить. Помог перевесить зимние гардины на лёгкие летние. Починил кран в ванной. Они вместе переставили тяжелый дубовый обеденный стол ближе к окну. Ангелы в углах гостиной под самым потолком сменили лица с печальных на удивлённые. А однажды когда Костя помогал Тане мыть высоченные под три метра окна, когда он неловко снял её с подоконника и их лица встретились совсем близко; так близко, что она успела рассмотреть две черные точки в зрачке его глаза; так близко, что он почувствовал как пульсирует её кровь, тогда ангелы, скучающие со времен холодной январской зимы 1894 года, достали свои маленькие трубы и провозгласили Любовь.

Отец писал, что устроился. Она отвечала, что жива. Что их дом перекрасили в жёлтую краску. Что знакомая голубка прилетает с птенцами. В Павловском парке цветёт сирень и в городе тоже. И что она скучает, но больше не томится и не плачет. Так как она больше не одна. Его зовут Костя.

В конце лета в дверь позвонили. Звонок был незнакомый. В трели звонка звучали чужие напряжённые нотки. Её сердце больно кольнуло и отпустило. Она открыла дверь. На пороге стояла молодая беременная женщина в вязаной кофточке, застегнутой на одну пуговицу под грудью. В прореху кофты выступал круглый упругий живот. Она поддерживала его как тяжелую ношу двумя руками.

– Я Катя. Я Костина невеста, – женщина грустно посмотрела куда-то в глубь комнаты, мимо Тани, наверх, где замерли маленькие лица ангелочков.

– Мы с разных потоков. Я всё лето была у родителей. А тут, сами понимаете, уже подпирает, – она скосила взгляд на свою грудь и живот в прорехе вязанной кофты, – Мне про Вас Костин друг рассказал, – она снова стала смотреть мимо Тани в глубь комнаты.

– Вы нас извините, – неожиданно подытожила она, – Я пойду. Мне скоро рожать. А ещё столько дел надо успеть до начала учёбы.

Женщина, не отрывая рук от живота, развернулась и стала осторожно спускаться по широкой лестнице.

Таня закрыла дверь. Ангелы в стариной лепнине под потолком смотрели злыми лицами. Косые лучи вечернего солнца пересекли комнату и разделили её на две половины. Одна половина до звонка в дверь, ещё светлая и тёплая. Вторая после звонка в дверь - серая тень. Таня постояла несколько минут посередине, не решаясь куда ей пойти, у уселась на пол в прихожей. Солнце быстро садилось, резкие тени легли на обеденный стол, затем на диван, на дубовый паркет и наконец-то всё погрузилось в сумерки.

Отец прислал приглашение. В квартиру пришли чужие люди и стали готовить её на продажу. В суете и ремонте, кто-то отбил одному ангелу нос, а второму два крыла. Молодой риэлтор в приталенном пиджаке и лаковых туфлях покрутился в гостиной и приказал лепнину замазать гипсом. Так было проще. Реставрировать старые души никто не умел.

***

В Бостоне у Тани всё утроилось. Отец помог с жильём. Появились знакомые. Редкие друзья. А в середине прошлого Февраля вдруг появился Костя. Он стоял в дверях. Таня по старой привычке посмотрела на потолок. Ангелов там не было. Никто не затрубил и не оповестил её. Ей и не надо было. Чувства с квартиры на Чайковского вдруг забурлили, стали подниматься неудержимой волной и накрыли её с головой. Она подошла к Косте так близко, что смогла рассмотреть две чёрные точки в зрачке его глаза. Он прижал её к себе и почувствовал как пульсирует ее сердце.

– Ты навсегда? – она приклеилась мокрой от слез щекой к его щеке.

– Навсегда, – он обхватил её руками и сделал паузу, – Я люблю тебя.

***

Предновогодний Питер напоминает зимний улей. Он жив и внутри тепло, но его накрыло снегом. Таня помогала Лидочке накрывать на стол. В дверях всё время появлялись гости. Дети возились у елки. Наконец-то пришли Костя с семьей. Он вошёл в комнату и направился к ней.

- Танюш. Я очень рад что ты здесь, - Костя взял её руку и положил на ладонь кольцо, - Я теперь всё устрою. Я обещаю. С Новым годом, Таня. С Новым счастьем!