Что это было?

Этот сон начал сниться мне где-то через год после его ухода. Он начинался всегда одинаково: звонок в дверь, ночью, я вскакиваю с постели и босиком бегу к двери. Не заглядывая в глазок, ничего не спрашивая, сразу настежь  распахиваю дверь. На пороге он. Почему-то в шинели. Я бросаюсь к нему на шею, прижимаюсь щекой к его плечу и почти в беспамятстве твержу одно и то же:

– Ты живой, живой!.. Но как же так? Я же была на твоей могиле. Зачем же они меня так обманули? Зачем?!.  А ты живой, живой!..

И тут же сама себе говорю: «Да нет же, это просто такой сон. Я же была на его могиле. Там памятник есть, только звёздочку украли». Щиплю себя, чтобы убедиться, что это только сон, и мне – больно! И его руки на моих плечах такие тёплые, живые, его голос – такой родной…  И мне уже всё равно – сон это или явь. Главное, что он здесь, он снова со мной.  Мы берёмся за руки, куда-то идём, бродим по городу, в котором он никогда не был, и в то же время я знаю, что мы с ним уже были здесь, помню, как это было, и знаю, что будет дальше.

В моём сне мы проживали с ним целую жизнь. И столько было в ней радости! Потом он исчезает, а я просыпаюсь с колотящимся сердцем, с ощущением непонятного счастья, которое не может прогнать даже мгновенно пришедшее осознание, что это был всего лишь сон, что его нет и уже никогда-никогда не будет. Я ещё чувствую его присутствие здесь, рядом с собой.

Наступивший день я проживаю легче, чем предыдущие. И изо всех сил хочу, чтобы этот сон повторился. И он повторяется снова и снова. Я знаю его в мельчайших подробностях, и во сне помню, что это сон, но снова также вскакиваю на ночной звонок и снова радуюсь: «Ты живой»! И снова негодую: «Зачем они меня обманули»?

Я живу, работаю, хожу по улицам, смотрю – всё чёрное. Небо – чёрное, трава – чёрная… Закрыв глаза, уговариваю себя: это только в книжках так пишут, а на самом деле – небо синее, облака белые, трава зелёная. Открываю глаза, смотрю – небо чёрное, деревья чёрные, трава чёрная…

И я почему-то убеждаю себя: надо вытерпеть год, потом станет легче. Наверно, я просто запрограммировала себя, чтобы выжить. Ведь надо было успокаивать маленькую дочку, когда она плакала, что соскучилась по папе. Надо было выдержать и не сойти с ума, когда она говорила:

– Ну, я понимаю, что папа умер, и его закопали в ямке. Но ведь когда он совсем выздоровеет, он вылезет из ямки и придёт к нам?

Прошёл год – назначенный мною срок. Легче не стало, просто беспредельное отчаяние вгрызлось внутрь меня, влезло в самую середину сердца, обернулось тупым болючим камнем, и этот камень всосал в меня всю мою жизнь, и жизнь во мне словно застыла. Небо постепенно снова стало синим, трава зелёной; года через два я заново научилась улыбаться; ещё через несколько лет впервые смогла заговорить о нём. Ещё через несколько лет смогла достать и посмотреть его фотографии. Внешне я жила как все, но чувствовала себя так, словно смотрела на себя со стороны, а на самом деле меня давно уже нет, и удивлялась, что никто вокруг этого не замечает.

Это сон снился бесчисленное количество раз, и, смешно сказать, он давал мне передышку в этом чёрном невыносимом горе. Я теперь и во сне твёрдо знала, что это сон, я проснусь, и всё закончится, опять будут отчаяние и чернота, но, даже зная это, была счастлива, что какое-то время проведу с ним. И только жгла обида, что он уходит  и бросает меня одну.

Только раз в этом сне с нами была дочка. Мы были такие счастливые; в конце забрели на огромный разноцветный луг, и он, как всегда, стал уходить, ничего не говоря. Я снова рванулась за ним, и снова он не захотел, чтобы я шла с ним. Вне себя от отчаяния я закричала:

Ну, если я тебе не нужна, возьми с собой хоть Алёнку, она же тоскует по тебе!

Он остановился, посмотрел на меня с удивлением и укоризненно сказал:

– Ну, что ты, Нина! Она же ещё маленькая.

        Я испуганно осеклась, поняв, что чуть не совершила какую-то непонятную мне, но непоправимую ошибку.

        В этот раз я проснулась с тоскою в сердце и почему-то поняла, что больше мой счастливый сон не повторится. Так и случилось. Были другие сны, в которых он всё старался обидеть меня, чтобы я не просилась уйти с ним. И только через много-много лет он стал приходить в мои сны без грубости, но всегда вокруг него было много других людей, и он как будто отгораживался ими от меня.

Прошло, наверно, лет десять, как его не стало, когда я вдруг вспомнила один эпизод, произошедший ровно через два года после его ухода. На улице к группе женщин, среди которых была и я, подошла маленькая морщинистая старушка и стала гадать всем желающим. Я стояла в сторонке, а она вдруг повернулась ко мне и сказала:

        – А у тебя умер муж, и всё твоё забрал с собой.

      Пока я приходила в себя от неожиданности, она незаметно исчезла.

      Вся последующая моя жизнь показала, что она сказала правду.
     А ночные звонки продолжались ещё много лет. Только звучали они уже не во сне, а наяву. Но я также вскакивала с постели, босиком бежала к двери и также распахивала её настежь. Но за дверью была только жуткая чернота, и никого… Звонки повторялись так часто, что у меня  начала закрадываться мысль, что я тронулась умом, и никаких звонков нет. Но однажды на этот звонок проснулась и дочка и испугалась. Я уговаривала её, что это ей только приснилось, но она мне не верила. На следующую ночь она снова проснулась от звонка вместе со мной. И я снова плела ей, что это пьяный дядя-сосед пришёл домой или ей всё приснилось…

Постепенно эти необъяснимые ночные звонки прекратились и возобновились через много лет, когда я жила уже одна и в другой квартире. Я и теперь не знаю, что это было, но галлюцинациями точно не было. Из черноты распахнутой двери меня обволакивала чья-то такая тоска, затягивала в себя и тут же отталкивала, словно оберегая от чего-то.

       Иногда я жалею, что я не боговерующая. Было бы легче ждать  встречи с ним в мире ином.