Походные рассказы
Один раз, мы были наказаны за это и наш товарищ погиб, при переправе горной реки. Звали его Яшей и вечная ему память.. Думаете, мы сделали из этого выводы? Отнюдь. Более того, на следующий год, мы, в память о нем, прошли тем же опасным маршрутом, с той же переправой, которая опять прошла не слишком гладко. Зачем? Черт его знает. Романтики были и максималисты. Как у Высоцкого: «пройдут тобой не пройденный маршрут»… Мы воспринимали , тогда, эти слова буквально – как руководство к действию. Но, хватит о грустном…
В этих коротких зарисовках, я специально не буду заострять внимание читателя ни на технических подробностях походов, ни на конкретных географических местах, где происходили события. Моя цель, здесь – другая. Хочу, чтобы текст получился легким, а истории – веселыми. Ведь, о молодости писать собираюсь...
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ – БОТАНИЧЕСКИЙ.
Напросился к нам в один дальний, весьма сложный поход, некий парень. Назовем его – Серегой. Не то, что бы мы его совсем не знали. Он, как и мы, был членом Московского Ленинского Туристического Клуба, но, постоянно, ходил с другой группой. Его заинтересовал наш маршрут , а у нас, как раз, заболел один из «бойцов». Раскладка была уже сделана, билеты оплачены и нам катастрофически не хватало «лишних ног и плеч». В общем, все складывалось.
Был Серега – ботаником. Не «ботаником» - в смысле слабаком, с физической подготовкой то, у него как раз все было нормально, а настоящим ботаником. Он, даже, учился на пятом курск соответствующего престижного ВУЗ-а. Он и не скрывал, что хочет использовать наше путешествие, для изучения местной флоры. Мы большого значения, тогда, этому не придали. А зря...
Когда вышли на маршрут, Серега постоянно отставал. Он часто сходил с тропы, срывал какие-то травинки-былинки и бережно засовывал их в папку на резинке - для гербария. Папку эту, он постоянно нес в одной руке, а в другой у него был, естественно, альпеншток. На привалах Серега тоже не сидел без дела, а активно изучал окрестности. В результате, к вечеру он отставал еще больше, уже от усталости, так как привал для того и придуман, чтобы отдохнуть, а не гербарий собирать…
Сначала мы терпели. Потом, через пару дней, предупредили. Еще через пару, в воспитательных целях - побили. Слегка. Но, моральный климат в группе этим, разумеется, был подпорчен. Правда, после экзекуции, Серега присмирел и своими изысканиями стал заниматься только перед ночевкой и то, если время позволяло. Или, может быть, он уже набрал необходимый материал? Рано радовались…
Когда маршрут уже перевалил за свой экватор, мы прибыли в один весьма высокогорный аул. Приход группы в поселок, для местных, всегда был неординарным событием. Нас, обычно, размещали на центральной «площади» и щедро угощали. Давали даже, как знак особого уважения, дрова для костра – большая редкость в тех скалистых местах. Дровами, правда, эти вязанки тонких прутьев, назвать можно было лишь с большой натяжкой, но для скоротечного, символического «пионерского» костра дружбы – вполне хватало.
Потом, местные рассаживались «амфитеатром» вокруг нашего лагеря, обязательно пропуская в первые ряды своих старейшин и мы оказывались в центре импровизированной сцены. Занимаясь же мы, при этом, своими обычными делами: разбирали рюкзаки, ставили палатки, готовили на примусах, разжигали костер. «Аборигены» нам не мешали, просто сидели, смотрели и, в пол голоса, что-то комментировали на своем языке. По-русски, из них, мало кто говорил хорошо. По-первости, меня смущало подобное внимание к нашим скромным персонам, потом – привык…
Когда мы заканчивали с лагерем, начиналось общение, которое включало в себя совместное поедание принесенных съестных даров, чаепитие и, кульминации всего действа – обмена. Именно обмена, а не торга. Клянусь, что не в этом конкретном походе, но как-то, я нашел в подаренных нам вязанках хвороста, среди обрывков бумаги и тряпок для розжига, вполне действующие на тот момент, бумажные рубли и трешки. Для той же цели. И не потому, что горцы были сказочно богаты. Просто, в тех суровых местах, не в пример городам, наличие денег не было обязательным условием для выживания. А огонь - был.
Специально для обмена, мы несли с собой кучу всякой легкой и негабаритной мелочевки: значки, открытки, пряжки для ремней. Особым спросом у местных пользовались газовые зажигалки и баллончики к ним. Иметь такую зажигалку, у них считалось шиком. В обмен можно было получить всевозможные местные поделки, в основном – чеканные, а если повезет, то и прекрасный клинок.
Не стоит, однако, думать, что этот обменный «рынок», хоть чем то напоминал одурачивание конкистадорами южноамериканских «дикарей». Все здесь имело свою цену и смысл, а само действо было шумным, веселым, максимально взаимно-уважительным, хотя, иногда и излишне эмоциональным. Но последнее, как говаривал персонаж фильма «Кавказская пленница» - могло произойти, только «в другом, нэ нашэм, районе»…
В тот раз, по началу, все шло по обычному сценарию. Так получилось, что за дровами, в дом одного уважаемого местного аксакала, я пошел вместе с Серегой. Мы забрали вязанки и уже шли обратно к лагерю по узкой улочке аула, как вдруг, ботаник застыл, как вкопанный, бросил на землю прутья и ломанулся к дувалу. Затем он встал у этого забора на колени, что-то сорвал (заметил же!) и, обернувшись ко мне, прошипел:
- Ты знаешь, что… кто это?? Ты, даже не представляешь!… Он поднялся на ноги и показал, зажатый меж двух вытянутых пальцев, невзрачный бледно-желтый цветок.
– Это же (трудно воспроизводимое название на Латыни)!! - уже кричал он.
Глаза его, при этом, вылезли из орбит, а вид был, явно, неадекватным…
- Ну, хорошо, хорошо, поздравляю… Пойдем уже.
Я старался говорить максимально спокойно. Глаза Сереги, постепенно, вроде, стали возвращаться на свои законные, природой предусмотренные места, но тут, нам катастрофически не повезло…
Из-за поворота улочки, нам навстречу вышла местная красавица, лет 15 от роду, возраста, для здешних мест, вполне зрелого. Увидев ее, ботаник опять выпучил глаза, подбежал к «селянке» с протянутым цветком в руке и возбужденно вопросил:
- Как… как он у вас называется, на местном наречии??
Не было ясно, поняла ли его девица, или нет, но она вдруг зарделась вся, потупилась, ловко выхватила из рук Сереги цветок, прижала его к груди и быстро-быстро так убежала. Ботаник рванулся было - сначала за ней, потом - обратно к дувалу, за новым экземпляром чудесного растения... А вечером , к нам пришли «кунаки», сваты – по нашему.
Выяснилось, что именно этот проклятый цветок, в здешних краях, принято дарить девушке, если имеешь непреодолимое желание связать себя с ней брачными узами. Сваты выглядели, вполне, серьезно. Было понятно, что шутки закончились и незнание местных традиции и Серегина глупость, обеспечили нам новые приключения.
– Что мне делать, что делать? – причитал он, после ухода «кунаков», обещавших, впрочем, утром вернуться и окончательно дооформить свадебную «сделку».
- Что делать? Женись… - мрачно шутил я. – А что, девчонка – симпатичная вроде, да и пол отары овец, глядишь, в приданное дадут. Одно плохо. В Москву с ней нельзя никак, посадят за растление несовершеннолетних. Так что, Серега, оставайся, а мы – пойдем, пожалуй. Что маме передать то? Ведь, свадьба скоро...
Ботаник, окончательно, сник.
Ушли мы тихо, ночью. Все вместе, разумеется. Это было рискованно, ибо, любое передвижение в горах в темное время суток, да еще в мало знакомой местности – опасно. Но, все обошлось. Главное, что за нами никто не погнался. Может быть, Серега не так уж и приглянулся местной красавице? Ботаник, он, ведь и есть - «ботаник»…
Дома, в Москве, Сергей накрыл нам «поляну», за возвращение и попросил никому из Клуба, об этой истории не рассказывать. Мы согласились. Обещание, разумеется, не выполнили и больше , ходить с нашей группой, он не напрашивался…
ЭПИЗОД ВТОРОЙ – КИНОЛОГИЧЕСКИЙ.
История эта произошла в первом моем серьезном походе. Первый блин комом, как говорится. Хорошо, что такое не слишком удачное начало, не отбило у меня желание продолжать искать приключения. В походах, да и вообще.
Нам, тогда, катастрофически не повезло с погодой. Уже на втором «эшелоне» нас накрыл беспросветный дождь, временами переходящий в мокрый снег, со шквалистым ветром. Было ясно, что идти дальше и выше было нельзя и мы целую неделю вынуждены были стоять лагерем на одном месте. Насквозь мокрые, замерзшие и злые.
Помню, что день на третий нашего «великого стояния», мне, впрочем как и всем остальным, выползать из палатки на свет не Божий, категорически надоело. Я развлекался тем, что лежа в спальнике и выкуривая очередную влажную сигарету, щелчком отправлял окурок абсолютно в произвольном направлении. Риска загореться не было никакого и через секунду, после «выстрела», раздавалось ожидаемое, почти змеиное шипение. «Пщиииии»... Бычек гас в любом месте, куда бы не попадал. Все было насквозь мокрое. Совсем.
Разумеется, что при первой же возможности, когда непогода немного ослабла, мы двинули вниз. Поход был безоговорочно сорван.
Мы спустились в предгорье грамотно - с подветренной стороны и стали лагерем. Погода здесь была, к счастью, совсем другая. Было много теплее, дождь, если и шел, то не постоянно и не так беспросветно. Хребет, могучими своими плечами, держал циклон с другой от нас стороны.
Нам ничего другого не оставалось, как начать «чистить перышки»: сушиться, отъедаться, ну и, чего уж греха таить... Был нами задействован и неприкосновенный запас спирта, предназначенный на маршруте, исключительно для медицинских и отопительных функции. Теперь, беречь его, смысла не было.
Немного ниже нас по пологому склону, паслась средних размеров отара овец, охраняли и помогали пасти которую три огромных «волкодава». А еще чуть ниже - стояла юрта. Не помню точно, может быть это временное жилище, в той местности, называлась как-то по -другому, но ее суть от этого не меняется.
Судя по детским и женским голосам, звуки которых, время от времени, доносил до нас попутный ветер, жила и работала там целая семья.
Сам глава семейства - чабан, разумеется, заметил нас сразу, как только мы появились. Но не подошел, а лишь издали поднял, в знак приветствия, свою длинную пастушью палку.
Это было нормально, для кодекса вежливости горцев. Он показал, что, с одной стороны - видит нас и, если что, готов оказать необходимую помощь, а с другой – не навязывает нам свое общество. Ведь у людей, потрепанных непогодой, наверняка были неотложные дела.
Мы тоже, издали, поприветствовали его, дав понять, что у нас все нормально и в знак благодарности.
А дня через два, к нам прибежал чумазый пацаненок, лет пяти. Он не подошел слишком близко, а остановившись метрах в десяти от нашего лагеря, принялся кричать:
- Русский, доктор! Русский, доктор!
Возгласы свои он сопровождал призывными жестами рук, потом развернулся и убежал прочь. Нам казалось очевидным, что кому-то в семействе деликатного чабана срочно потребовалась медицинская помощь. Схватив аптечку, я и еще двое моих товарищей, ломанулись в сторону пастушьего стойбища.
Побежали мы, разумеется, по кратчайшему пути, то есть – через пасущуюся отару. Распихивая руками и ногами глупых животных, мы оказались уже почти на середине этого живого озера и тут - появились они…
Как из ниоткуда, как из пустоты, с трех разных сторон, над блеющими овцами поднялись головы , а потом и спины, огромных собак…
Здесь, я сделаю небольшое отступление. Точную породу этих собак, я назвать не берусь (алабаи ?, или помесь какая?), поэтому буду называть их, как называл - «волкодавами». О них ходили жуткие слухи. Якобы, хозяева их вообще не кормят, а когда зверюг начинает одолевать голод, они задирают одну, наиболее слабую овцу из отары и без помощи человека насыщаются. При этом, они остаются безоговорочно преданны своему хозяину. Так ли это – подтвердить не берусь. Зато много позже, я имел возможность видеть, как у местных происходит отбор щенков, для будущей пастушьей службы.
Древний, высохший как мумия старик, стоит в высоко закатанных штанах, почти по колено в воде, в небольшой заводи холоднющей горной речки. В такой, обычный человек и минуты не выдержит.
Перед ним, на камнях - две большие плетеные корзины. В одной из них – свежий «помет» щенков. Он, не торопясь, достает их по очереди из этой корзины, поднимает, встряхивает, что то шепчет и даже нюхает. А потом, либо кладет во вторую корзину прошедшего отбор счастливца, либо, безжалостно выкидывает в реку непонравившегося лузера. По каким уж там признакам делает он свой выбор, мне не ведомо, но говорят, что такие вот «потомственные кинологи» - никогда не ошибаются.
… Мы замерли, посреди растревоженной отары, а псы - сначала медленно, а потом все с более и более заметным ускорением, без лая двинулись в нашем направлении, постепенно сжимая наше жизненное пространство.
Много, потом, я разных страхов в жизни натерпелся, но тот, обжигающий, беспомощный ужас – запомнил навсегда. «Волкодавы», непременно, разодрали бы нас на мелкие кусочки. Бежать было бесполезно, да и овцы мешали, в руках, кроме аптечки, у нас ничего не было. Запах, потребленного вчера спирта, ситуацию, видимо, только усугублял…
Когда псы приблизились к нам, остолбеневшим, метров на пять, мы увидели своего спасителя - чабана, бежавшего вверх по склону и грозно размахивающего своей палкой. При этом, он громко, гортанно, что то кричал. Собаки, услышав голос хозяина, а потом и увидев его, сначала притормозили, потом остановились, а потом и легли, прижав короткие хвосты уши. Они сразу стали походить на нашкодивших, огромных щенков.
Спаситель наш, уже приближался. По пути, он с размаху огрел ближнего к нему пса по спине своей палкой…
А случилось, вот что. На третий день, пастух, которого звали которого звали Имран, решил, что пора бы нам познакомиться. Он занялся приготовлением своего действительно бесподобного, как потом выяснилось, шашлыка, а за нами послал своего младшего сына, в задачу которого входило, не просто позвать нас, но и сопроводить сквозь отару. Собаки тоже воспринимали его, как хозяина и слушались. Но, пацаненок, по каким то одному ему ведомым причинам, засмущался и наказ отца не выполнил (мы просили не наказывать его потом за это). Когда Имран увидел сына дома без гостей, он, к счастью, все понял и поспешил не выручку.
- А как же «русский-доктор»? – поинтересовались мы.
Выяснилось, что в свои пять лет, мальчик русских видел только один раз. Когда, год назад, на вертолете забирали в больницу его дедушку. С тех пор, все русские, были для него врачами…
Хорошими людьми оказались наши новые друзья. А, как же иначе?
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ – ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ.
Теперь я буду краток. Тем более, что история эта произошла не в горах. А, о чем долго можно рассказывать, если «не в горах»??
В тот год, в силу многих обстоятельств, взгромоздиться на очередной «пупырь» у нас не получалось и мы решили, с оказией, двинуть в … тайгу. Целью нашего похода было некое «серебряное» таежное же озеро с целебной, как говорили, водой. До него из точки "А", надо было пройти всего то километров пятьдесят . Готовились мы к этому путешествию - в спешке. Нам, дуракам, казалось, что нашего богатого уже на тот момент горного опыта, с лихвой, хватит на преодоление любых сложностей.
Мы оказались глубоко не правы.
Как выяснилось уже на маршруте, наше горное снаряжение категорически не подходило к таежным условиям, а непривычная для нас ориентировка на местности, доставляла множество неудобств . Нет, разумеется, мы не шли по тайге в «кошках», старались не переть тупо по азимуту, но проблем – хватало. Однако, главной из них, оказалась одна…
За день до отъезда, я заскочил в Клуб, где оформил походные документы и получил карты.
– А от гнуса, взяли чего? – спросил зам. Председателя Клуба - Николай Петрович.
– От гнуса?.Конечно. Сетки москитные, жидкость «Тайга», для тайги же… - попробовал шутить я.
Петрович посмотрел на меня с грустной усмешкой:
- «Тайгу», говоришь… Он встал из-за стола и ненадолго вышел из кабинета. Когда он вернулся, в руках у него был большой флакон, похожий на современный дезодорант.
- Вот - Петрович, с явным сожалением, протянул мне баллон. – Французский. «Контрабанда», можно сказать. Они его в своих колониях используют, но, говорят и от отечественной мошки отлично помогает. Петрович выдержал паузу и сказал со вздохом:
- Если, останется что – верните. Хотя, вряд ли, что останется.
– Спасибо, Петрович! Век не забудем! – крикнул я, уже убегая…
Гнус, по настоящему, достал нас вечером того дня, когда мы все-таки нашли проклятое озеро. С задержкой на двое суток нашли. Потому как - ориентировались плохо.
Перед сном, я достал чудодейственный баллон из рюкзака и впервые внимательно на него посмотрел. Все аннотации на нем, естественно, были написаны на французском. Язык этот, из нас, никто не знал. Да и чего знать то, мы что, шимпанзе, что ли, чтоб не понимать, как распылителем пользоваться…
Короче, обрызгались мы им все, с ног до головы, в несколько слоев. Запах, помню, был приятный.
- Как «Шанель», блин - пошутил кто-то из товарищей.
И легли мы спать. Заснули быстро – уставшие были. Проснулись – еще быстрее, от жуткого, нестерпимого, раздирающего зуда.
Когда мы выползли из палаток, выяснилось, что искусаны все были - насмерть. В тех местах, куда гнус смог добраться, кожа была ярко красная, вздутая, содранная непреодолимым и бесконечным, как блюз, почесыванием. Не сговариваясь, все ринулись к озеру.
Вода в нем и впрямь, оказалась целебной. Дня через два, прошедших в постоянных «омовениях и молитвах», наши болячки начали сходить. В общем, обошлось все. В очередной раз.
Я не выбросил и не растоптал на месте «чудодейственное» импортное средство, хоть и велик был соблазн.
Вернувшись в Москву, прежде чем удавить Петровича, у меня хватило ума вооружиться Франко – Русским словарем и перевел, таки, инструкцию на ненавистном флаконе.
Инструкция, как выяснилось, гласила: «СЛЕДУЕТ СМОЧИТЬ КУСОК МАТЕРИИ (morceau de tissu) НЕБОЛЬШИМ (!) КОЛИЧЕСТВОМ СРЕДСТВА И ПОВЕСИТЬ В 4-5 МЕТРАХ ОТ ВАШЕГО ЛАГЕРЯ. НАСЕКОМЫЕ ПОЛЕТЯТ НА ЕГО ЗАПАХ».
О, ужас!! Интересно, как у Петровича с французским? Знал ли он об этом??
Нет, конечно. Живучие мы, русские, все-таки ребята...
Вот, кто-то спросит. Так зачем я и мои друзья терпели эти мытарства, испытывали себя и свою Судьбу?
Ну, во-первых, для того, что бы после месяца подобных приключений, вернуться домой, наесться «от пуза», залезть в теплую ванну и понять, что слова «блага цивилизации» - не пустой звук.
Было, правда, еще и второе обстоятельство. Главное.
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ – ЛИРИЧЕСКИЙ
Несколько лет с нашей группой, в качестве второго руководителя, ходил Леха Шишорин. Он был старше нас. Тихий такой, улыбчивый, к тому же - страстный фотограф.
У меня, до сих пор, сохранилось немало его фотографий и слайдов. Иногда, я пересматриваю их и понимаю, что, может быть, с сугубо профессиональной точки зрения, ну там, всякие экспозиции–выдержки, в его снимках и хватает изъянов, но с точки зрения человеческой, душевной – это безусловные шедевры.
В тот поход с нами пошли две девушки. Одна из них – Ирина, мне очень нравилась. Ей же, разумеется, нравился не я, а Леха Шишорин…
Как то вечером, после весьма тяжелого перехода, Алексей, как всегда, отлучился в «поисках кадра». Но, скоро вернулся и тихо так, в своей манере, всем предложил:
- У кого силы остались, пойдемте, посмотрим. Клянусь - не пожалеете. А то, скоро солнце сядет и все – чудо исчезнет.
Идти мне не хотелось, устал сильно. Но, влюбленная Ирка, естественно, чудо увидеть захотела, а следом за ней, куда деваться - я, да еще два пацана наших поползли. Я – из-за Ирки, пацаны – за компанию…
Мы, минут пятнадцать, поднимались по довольно крутому склону и оказались на краю небольшого плато, в центре которого было озеро.
Стоял полный штиль, солнце уже село за окружающую гряду и освещало ее немного снизу. Появившиеся звезды, были и сверху - над головой и внизу, под ногами – точной копией своей в водной глади. От этого казалось,что окруженное темными, подсвеченными горными силуэтами озеро, как-бы парит в пространстве и времени.
Онемев от этого потрясающего зрелища, мы, почему-то молча, не сговариваясь, крепко взяли друг-друга за руки. Все четверо. То ли, для того - что-бы не упасть, то ли, для того - что бы не взлететь.
И сейчас, я вижу все это, как будто со стороны: четыре человека – четверо заблудших, нерадивых детей этой удивительной, терпеливой Планеты, стоят, крепко взявшись за руки. Зацепившись за край Бытия, на краю Вечности…
Свидетельство о публикации №218010300380