1. Номер номер четыреста двадцать семь

Копыта процокали по асфальту. Немного глуше, чем по каменной брусчатке, но определенно звонче, чем по деревянному тротуару, а копыта этого ослика знали звуки и того, и другого - было с чем сравнивать.
Звуки замерли у главного входа, затем, подумав, из стакатто перетекли в легато - сидящая на ослике женщина вздохнула и стала аккуратно сползать с того, что можно было бы назвать седлом, но... Пару раз вцокнув в стон платья, расправляющегося после долгого сминания дорогой, равновесие освободившейся от поклажи спины, копытца успокоились, передав управление звуками челюстям ослика, заполнявшим паузу хрупанием овса из мешочка, ставшего доступным морде животного.

Внезапно внимательный взгляд на табличку, висящую у дверей главного входа, открыл доступ всеобщей гармонии - хрупание оказалось перекрытым рассветным пением множества птиц, шорохом ветерка по листве, мяуканием голодной кошки, далеким лаем неизвестных собак, и, совершенно успокоившись за транспортное средство, женщина стала подниматься по ступеням огромного крыльца. Их было всего три, и это давало какую-то необъяснимую радость... Наверное, именно поэтому женщина удивленно охала, каждый раз затаскивая баул на очередную ступеньку. Оставив его прямо у входа, женщина растворилась в тишине огромного пустого холла.

- Э-эй! - тихим шепотом позвала она швейцара или портье, ибо места обоих пустовали, - Э-эй, кто-нибудь!

В холле пахло грейпфрутами и ирисами, это заставило женщину внимательно посмотреть на свои руки и заметить грязь под ногтями. Попытавшись выковырять ее, она убедилась, что для этого нужен хоть какой-нибудь инструмент, поэтому, легонько пнув баул, чтобы не шевелился, она пошла обходить холл. Слева направо, против движения часовой стрелки.

Окна напоминали ладони, сложенные в молебном жесте: укрытые по краям шелковыми занавесками, они, словно утопающие в манжетах призраки плоти и крови, светились разноцветными фалангами витражей, обручальными кольцами золоченых ручек, бриллиантами замочков, и, казалось, жили какой-то своей собственной "оконной" жизнью.
- Цветочков бы вам, - прошептала женщина окнам, - Сами-то вы красивые, а цветочков у вас нет, это - неправильно как-то...
Окна промолчали в ответ, лишь обдав женщину запахом герани из щелочек, в которые попытался втиснуться ветер, вырастая из утреннего бриза до вполне совершеннолетнего дневного, порывистого.

Дойдя до стены, женщина обнаружила дверь. Вообще-то дверь и не пряталась с самого начала, и даже была совсем недалеко от главного входа, но женщина ее обнаружила только сейчас, дотронувшись рукой до дверной ручки. Прислонившись лбом к дереву, женщина постаралась рассмотреть затейливую вязь годичных колец покрытых лаком и вплотную подогнанных друг к другу досок, дверь ответила взаимностью, и на какое-то время в холле остался только один шевелящийся - баул у главного входа. Пару раз мяукнув, баул стал царапаться изнутри, пытаясь родить котенка, но ничего не получалось, потому что он был достаточно крепким для того, чтобы предотвратить преждевременные роды, и...

- Девушка, вы заселяться? - раздалось из противоположного конца холла. Там тоже была лакированная дверь с переплетом годичных колец. Распахнувшись, она дала силы женщине оторваться от созерцания загадочных паттернов и кивнуть головой в ответ звукам, обозначавшим окончание вечности пути.

Совершенно забыв про грязные ногти, женщина проплыла к стойке, где ее уже ждал чернокожий, кудрявый седыми волосами и безусой бородкой портье.

- Мне нужен номер! - Голос женщины напоминал мурлыкание сытого котенка, - На неделю.
- Одноместный? Бизнес? Эконом? Хай?
- Медиум, зооблок, flame pall и...
- Я вас понял. Четвертый этаж, номер двадцать семь, оплата по выселению, оформление по заселении, и...
- Я вас поняла, - женщина вопросительно улыбнулась, кивнув на баул. Портье нажал какую-то кнопку, и из двери, которая до сих пор помнила отпечаток лба женщины, возник еще один чернокожий, кудрявый седыми волосами и безусой бородкой.
- Швейцар, - произнес портье.
Женщина кивнула головой, обозначая понимание дальнейшей судьбы баула, и пошла в сторону лифта, чьи дверцы гостеприимно распахнулись при ее приближении, и заботливо замкнулись перед самым носом швейцара с баулом.

В лифте пахло розами.