Глава xlvii
Глава XLVII «О том, каким необыкновенным способом был очарован Дон Кихот, равно как и о других достопамятных событиях».
Дон Кихот крайне удивлён, что будет перемещаться в клетке на волах и говорит, что «может статься, что коли я – рыцарь нового времени, первый рыцарь в мире, воскресивший давно забытое поприще рыцарства, ищущего приключений, то появились и новые виды чародейства, и новые способы похищения очарованных».
Оба, Дон Кихот и его оруженосец Санчо, сходятся в том, что сейчас вокруг них «народ отнюдь не благочестивый». Правда, Санчо немного в этом сомневается, говоря, что слышал будто «черти воняют серой и всякой дрянью», а вот от одного из них, это от дона Фернандо, «за полмили несет амброй».
Дон Кихот тут же приводит убедительный аргумент, говоря: «Надобно тебе знать, что черти – великие искусники: они распространяют зловоние, но сами ничем не пахнут, ибо они – духи, а если и пахнут, то это не хороший запах, а мерзкий и отвратительный». И поскольку дон Фернандо и Карденьо опасаются, что Санчо, наконец, догадается обо всём и поймёт в чём собственного дело, они «порешили ускорить отъезд и, отозвав хозяина в сторону, велели седлать Росинанта и Санчова осла».
Дон Кихот прощается с хозяйкой постоялого двора, который он всё это время и до сих принимает за замок. Прощается он и с дочерью хозяйки и служанкой.
Вот противоречие человеческой натуры: одного посадить в клетку, а самим при этом пребывать в добрых и нежных чувствах друг к другу: «Пока Дон Кихот беседовал с обитательницами замка, священник и цирюльник простились с доном Фернандо и его спутниками, с капитаном и его братом, а также со всеми довольными своей судьбой дамами, особливо с Лусиндой и Доротеей. Все обнялись и уговорились, что будут друг друга уведомлять о себе, дон Фернандо же сообщил священнику, куда надлежит писать ему о том, что станется с Дон Кихотом, и уверил его, что ему это весьма любопытно знать… Все снова обнялись и снова надавали друг другу обещаний».
Всё вокруг прекрасно и дивно устраивается, все персонажи, окружавшие Дон Кихота последние несколько дней, счастливы. В словах автора в сцене прощания читается и видится тоска, что путешествие и приключения подходят к концу, и скоро главный герой, хоть и с помощью такого жестокого способа, но он вернётся в свою родную деревню. Что он там будет делать. Как он там будет жить. А между тем за время своего путешествия он много сделал, много сказал, правда, всё под маской рыцарства и безумства, но ведь слушали его молча, с ним соглашались, его уважали и почитали...
«В клетке же, вытянув ноги и прислонившись к решетке, со связанными руками сидел Дон Кихот, столь покорный и тихий, точно это был не живой человек, но каменная статуя». Да, никому уже не интересно, что дальше будет с Дон Кихотом, никто о нём не беспокоиться, кроме верного оруженосца Санчо Панса.
Спустя некоторое время с процессией поравнялись путники, ехавшие на мулах, среди которых был толедский каноник, весьма удивлённый тем, что «человека везут таким образом».
«В это время священник и цирюльник, видя, что путники вступили в разговор с Дон Кихотом Ламанчским, подъехали поближе, с намерением в случае чего, дать такие объяснения, чтобы хитрость их осталась неразгаданной».
Меж тем Дон Кихот объясняет канонику причину, по которой он вынужден так передвигаться, говоря им: «меня околдовали и посадили в клетку, а виной тому зависть и коварство злых волшебников, ибо добродетель сильнее ненавидят грешники, нежели любят праведники. Я – странствующий рыцарь, … из тех, кому суждено назло и наперекор самой зависти, … начертать свое имя в храме бессмертия, дабы оно послужило примером и образцом далеким потомкам и дабы странствующие рыцари будущего знали, какие пути ведут к наивысшему почету на ратном поприще».
Подъехавший священник подтверждает канонику, что Дон Кихот Ламанчский заколдован. В свою очередь, каноник, когда «услышал, каким слогом говорят и пленник и находящиеся на свободе, то чуть не перекрестился от изумления». Но тут, наконец, Санчо догадался, что под масками скрываются священник и цирюльник, и обращаясь к священнику он говорит: «Словом сказать, где царствует зависть, там нет места для добродетели, а со скаредностью не уживается щедрость. …, я говорю единственно для того, чтобы вы, ваше высокопреподобие, раскаялись в дурном обхождении с моим господином, а то глядите, как бы на том свете бог не спросил с вас за то, что вы его заточили, и не осудил вас за то, что мой господин Дон Кихот не совершил за время плена ни одного доброго дела и никому не помог».
Услыхав такие речи из уст Санчо, в разговор вступает цирюльник, говоря, что «я начинаю думать, не посадить ли и тебя в клетку к нему за компанию и не побыть ли тебе вместе с ним на положении заколдованного, потому что тебе передались его замашки и его рыцарщина».
Священник же предлагает «канонику проехать с ним вперед, - он-де поведает ему тайну сидящего в клетке и расскажет еще кое-что забавное».
Выслушав рассказ священника о безумии Дон Кихота, он выдаёт целый монолог, смысл которого сводится к тому, что он «уверен, что так называемые рыцарские романы приносят государству вред», и что ему, конечно, «могут возразить, что сочинители рыцарских романов так и пишут их, как вещи вымышленные, а потому они, мол, не обязаны соблюдать все тонкости и гнаться за правдоподобием, - я же на это скажу, что вымысел тем лучше, чем он правдоподобнее, и тем отраднее, чем больше в нем возможного и вероятного. Произведения, основанные на вымысле, должны быть доступны понимаю читателей, их надлежит писать так, чтобы, упрощая невероятности, сглаживая преувеличения и приковывая внимание, они изумляли, захватывали, восхищали и развлекали таким образом, чтобы изумление и восторг шли рука об руку».
Священник тут же рассказал канонику, что у Дон Кихота было огромное количество рыцарских романов, и что он «подвергал их осмотру и какие из них предал сожжению, а какие помиловал. Каноник немало смеялся, а затем высказал ту мысль, что рыцарские романы при всех отмеченных им недостатках обладают одним положительным свойством: самый их предмет позволяет зрелому уму проявить себя, ибо они открывают перед ним широкий и вольный простор, где перо может бежать свободно, описывая кораблекрушения, бури, схватки, битвы; изображая доблестного полководца». И с этими словами мне тоже захотелось отметить тот факт, что в романе у Сервантеса нет ни кораблекрушений, ни бурь, ни схваток, ни битв, иными словами, нет ничего, что должно было бы в рыцарском романе. Напротив, два человека, рыцарь и его оруженосец, путешествуют по округе и становятся свидетелями разных поступков, совершаемых людьми. Рыцарь бросается всех защищать, оруженосец постоянно пытается отговорить своего господина от необдуманных с его точки зрения поступков. И за проявление доброты рыцаря всегда ожидает либо избиение, либо унижение, но при этом он не устаёт произносить слова и речи, обращаясь к людям, к читателям, быть добрее, быть внимательнее и заботливее…
Свидетельство о публикации №218010401040