Неведьма

что с нашей героиней..
после того как весной умер мастер, она устроилась в библиотеку.. дьявол с буквой В на трости и в имени ее обманул, она осталась жить.. но только теперь совершенно одна.. ведьмой она больше не была.. дьявольская сила  выданная ей на волонтерство и администрирование адского бала была возвращена назад, и силы природы сатаны более не проявлялись.. жена творца-писателя вернулась в свою квартиру.. в растрепанную и истерзанную - выпотрошенную фееричным улетом двух колдуний и теперь там оставалась все та же тишь запустенья.. но растопырены все шкафы и створки комодов.. видно, улетая наташа - домработница по недоразумению - в кураже и угаре алчных примерок скинула многое на пол а подбирать не стала.. только не было на свете другой домработницы которая могла все это прибрать... вернувшись первый раз домой.. увидев тоску в разбросанных тряпках и распертых расхлябанных дверцах, марго не стала долго задерживаться в бывшем жилище и, накинув опять шаль, вышла на улицу - выпорхнула на свет - на улицу ада - как назвала она ее. потому что без него, как понимает читатель, все казалось преисподней..

идя по проспекту, пытаясь переосмыслить происшедшее, которое обычно казалось ей ярким и литым, и даже настолько реальным как реально солнце, она гнобила свою душу беспощадными инквизиторскими укорами. он кидала в сердце гильотину с неистовостью обескровленного алчностью мести областного судьи, потом же встряхивала головой, поднимала глаза и говорила листве и улице:
- Марго, ты же здравая женщина!.. ты галлюционировала эти дни.. это часть помешательства.. бывают же у людей временные долгие бурные схождения с ума..
она поднимала зрачки опять на идущих и добавляла:
- да, и смерть его выдумка и бардак в квартире - тоже галлюцинация...
губы ее вновь сжимались яростью. крупинка слезной линзы выступала на зрачок. изорванная женщина поднимала героически эту линзу на дневное светило московского лживого неба.

"если она опять вернется в квартиру".. страх мертвой тоски  и апатия - фатальная тигрица мести - навалятся на нее и будут душить  планомерно пока не добьются результата.
"кто оборвал дома телефонные провода и радио, и куда пропала щетка..
я ничего не смогу изменить..."

ее лицо опять мягчилось - мысль смирения усаживалась на нее птицей. она понимала что все было правдой.. до последней иголочки в еловом бору над которым она летела, и до последнего волоса на бездумной голове Фриды.. все одно больное преступление... она шла вперед как опаленная огнем кошка, у которой разорили логово и утащили котят. а осень кралась и продолжала биться как истеричная женщина посреди москвы..
сумбурный сон ее реальности вставал перед ней клыком демона в азазелло и говорил:
- ну что, милая, урежем вальс Штраусса посреди бала новой жизни?

вот только Мастера действительно не было.

Мастер.. больной щелчок в голову пронзил висок... мазок из банки Геллы помог бы.. первое куда она пошла (когда сознание - как она считает - вернулось к ней) - к нему в каморку.. и конечно не застав дома его, а в окошке видя деятельный силуэт Алоизия, на стремянке навешивающего на стены новые обои и раскидывающего пальцем указания молодому подмастерье,   расстроилась и подумала что дома в шкафчике стола под ключом был удачно когда-то пистолет, который сейчас был необходим.. что было это давно и по рекомендации ОГПУ пришлось отдать..
бессильно расстроившись чужому самоуправству в святой комнатушке, где не было уже ни дивана где он писал, и где они узнали свет, ни камина в том трогательном закопченном виде, из которого она вырывала из пасти огня умершие шедевры, мокрая лицом пошла домой..

да. и тогда   она побрела домой.. а куда ей податься?.. можно было только на кладбище.. но она совершенно не любила кладбищей и вообще не знала всю эту процедуру администрации, что там, да как у кого заказывать.. как нанимать мужиков яму копать, у кого спрашивать про выделямое место.. квартирный вопрос после смерти лишь усугубляется.

она побрела домой.. и там уже преодолевая уныние алчно начала прибрать разбитую квартиру. нашла щетку которая вдруг оказалась лежать у порога бездыханной и поставила на место в кладовку,  скрутила оборванные провода телефона и радио.. наладив коммуникации принялась к другому слою наведения порядка. шкафному

она ведь жила не одна... муж ее который должен вернуться через неделю с командировки, даже ни о чем не узнает, что произошло в москве и за ее пределами. как человек цельный и искренне занятой делами созидательными (конструктивно-инженерными) он и не должен интересоваться такими вопросами! и что центром событий - была его жена - тоже знать не должен..
она зажила прежней жизнью...

за одним отличием, разве что.. она устроилась в библиотеку.. и в одно мгновенье через месяц растворилась между классических книг и библиографий.. спустя месяц ведьминского пуританства и подвижничества в черных нарукавниках она выдавала и забирала с полок в руки хмурых интеллигентских москвичей фолианты  а.дюма, горького, в. ульянова. и меняла их на картонные карточки, в которые вписывала красивым почерком даты и названия этих смешных классиков.
она улыбалась посетителям и приветливо всовывала в их разные руки одинаковые книги.. потом эти руки приходили вновь и вручали ей обратно снова перелопаченные изделия из спрессованных страниц. у нее вызывало это улыбку. впрочем иногда она улыбалась и с чистым сердцем и изъеденной чужими клыками своей душой.

народу приходило мало.. обычно в обеденный перерыв, выпивая кефир и кромсая ртом булочку, она сидела на стуле смотрела на полки с Толстым и Зощенко, Шарлем Пер-ро и Бальзаком, и высматривала место, где могла достойно стоять и возглавлять этот ряд книжка ее мертвого супруга.. про тьму пришедшую со средиземного моря, ну вы помните.
представляла как истерзанный фолиант с бахромой выжженных полей   стоит гордо и аристократично несколько выше других книг.

в 5 часов она запирала свою контору (у нее был медный ключик на шнурке, который она всегда с бережностью носила на запястье) и очищение через классическую литературу заканчивалось. она шла домой по осеннему городу, играя этим ключом. идти было недалеко. храм литературы расположился по соседству с тверской, а жила она на арбате.. - в соседнем дворике через дорогу она успевала посмотреть красоты раскинувшихся дворовых деревьев.

жизнь ее обрела смысл  хоть и смиренный с привкусом церковной просфорки, постный как жизнь киево-печорского монаха. но как раз такой чтоб она могла жить и существовать и чем-то заполнять дыру, сифонящую затхлым запахом смерти, в которую постоянно тянуло улететь, когда в том направлении мастер ушел.

это была другая жизнь  не связанная со счастьем совместного оккупирования подвала и возможностью смеяться от ежедневного повода видеть его живые веселые глаза. это был дамоклов меч одиночества. по мощности новая жизнь походила на тлеющий фителек - вместо горячего пламени дамасских печей брезжил блик зимнего солнца, бьющего через голые ветки ноябрьского леса, а вместо разрывающего пламени адского горнила и дьявольских углей свет иконной лампадки освещал слабым ненадежным светом красный уголок души бывшей колдунии.

но и это была жизнь, которую познают многие.. жизнь после любви