Освобождение поэта

Бор за оледеневшим окном, закрытый белой ватой ледяных шапок, вспыхивал под цугом молний. Подняв  подушку на решетку кровати точно спинку кресла, накрыв ноги и бедра одеялом, Иван Николаевич лежал и  смотрел в окно. Взгляд его не выражал ни радости ни печали. И далее, он был пуст. Едва заметная  безысходная улыбка подергивала застарелые от отсутствия радостных эмоций и затвердевшие от уныния  лечебной жизни уголки губ. Лежа в голубой пижаме, он тихо выплюнул фразу:
- А когда-то боялся.. как и он..
Очевидно, в этой реплике член писательского общества упомянул своего таинственного друга, который  умер за стенкой 6 месяцев назад.
В этот поэтический момент в палату зашел человек в белом.
- Добрый день, доктор, вы пришли на осмотр?.. - вежливо, но не брезгуя мелко-зернистой тени иронии,  спросил вошедшего пододеяльный и подгрозовой Иван. А тот на удивление странно - не по обыкновению  для больного - замер, пристально вглядевшись в Ивана. Затем с листком в руке решительно прошагал к  столу, сел и ручкой по бумаге застрочил на нем.
- Вас будем выписывать, дорогой господин литератор.
Слабый огонечек вспыхнул в Иване-пациенте и тут же потух.
- Выписывать?.. Разве я не неизлечимо больной?..
- Вы -- человек здоровый и никогда не были больным.. Для профилактики прошли курс восстановления в  лучшей психиатрической клинике Москвы.. И еще, - доктор повернулся к Ивану, - у меня к вам самые  лучшие рекомендации...
Врач черканул широко и быстро что-то внизу листка, подал поэту, ручку всунул в карман халата со словами:  "Вот вам выписка.." - и посмотрел на лоб и запястья с цепким оком ученого и врача-интеллигента.
- Признаюсь, мы вас несколько передержали.. (тут доктор как-то тяжко вздохнул и поглядел на Ивана  мученическими глазами) некоторые властные над нами органы рекомендовали вас придержать для более  глубокого курса лечения. Но теперь ситуация радикально изменилась. Теперь мы выпускаем вас на  литературный хлеб. И теперь вы будьте любезны, Иван Николаевич, найдите сил вернуться.
Зрачки и глаза Ивана расширялись не то в жесте иронии не то от удивления. Не то от неотвратимой волны  уютной перемены бившей так неожиданно как гром, который кстати завершился.
- Надеюсь, ваша жизнь будет значительно лучше и приятней. Вы заживете в удовольствие и созидание.
Опять та же улыбка скользнула по едкому пациенту:
- Я заживу как жил раньше - бессмысленно и нецелесообразно.. Вы выпускаете в свет бессмысленного  человека. Да еще и опасного - способного запросто разрушить невинный ресторан или забегаловку под  Московским одеялом ночи.. Бывшие поэты - самые опасные для общества люди!
Доктор смотрел в Ивана, не отвечая; тогда Иван продолжил, внутренне вздрогнув:
- Тем не менее спасибо, доктор, у вас чудесное заведение и приятные методы, и вы великий врач.. - вежливо   подытожил он...
Профессор продолжал смотреть в Ивана, или куда-то за его голову, потом сказал:
- Я выпускаю человека адекватного, а главного спокойного, в отличие от того, какой он пришел к нам.. -  теперь он со взвешенной психикой.. От такого можно теперь ожидать глубокой вдумчивой литературы.  "Бывший" - это у вас временное побочное явление. Скоро вы продолжите писать, причем писать хорошо.  Так, что вам самому лично будет нравиться.

Тут за дверью послышался шум и шелест ног и тапок об пол и диалог о забытых вещах. Ивану это дало  повод выбросить вслух заячье-трусливое тремоло:
- А кто там.. пробегает?.. - спросил он.
Доктор кинул взгляд на дверь:
- Это пациенты. Сегодня день больших выписок. Случаются зимой дни, когда и психические лечебницы  открывают настежь двери. И нервные птицы летят на на холод на свободу. Время возвращаться в реальную  жизнь, Иван Николаевич.
Тут за дверью еще послышался звон разбитых склянок и мат. Доктор наклонился к больному, протянув в  белом рукаве мускулистую руку. Иван робко пожал.
- Тьма пришедшая со Средиземного моря настигает порой некоторые учреждения. До свидания, Иван  Николаевич, небольной. Время врачевать души.
Потупив глаза в мрачный пол, он развернулся. Но взявшись за ручку, снова обернулся. Еще раз оглядел  больного со странным ласковым взглядом. Точно потерял на нем что-то и, не найдя это, толкнув квадрат  двери, вышел вон.
Стеклянный звон и тапки вскоре утихли, и придушила уютная, ватная, но огромная тишина.