В ледяной ловушке

Каждый год русские моряки ходили к южному полюсу, где работали семь стационарных и несколько сезонных научных станций. Учёные вели наблюдение за космосом, за погодой, за поведением человеческого организма в экстремальных условиях.

21 ноября 1984 года дизель электроход «Михаил Сомов» вышел из Ленинграда с грузом для полярников и сменой для зимовки с опозданием на месяц. Наверное, это черта русского человека – опаздывать, а после нагонять упущенное время. Капитан Сухоруков впервые вёл дизель электроход в крайние южные широты.

Перед Новым годом, в середине антарктического лета, а лето здесь длится не более двух месяцев, «Михаил Сомов» подошёл к морю Космонавтов и, пробив многокилометровое поле припаянных льдов, пришвартовался прямо к ледовому барьеру у станции «Молодёжная».

Чуть позже к станции подошёл ещё один экспедиционный корабль «Павел Корчагин». Начались перешвартовки. В результате чего капитан Сухоруков дважды посадил «Сомова» на камень. Впоследствии оказалось, что он был просто пьян. Его отстранили от занимаемой должности.

На ремонт корпуса водолазы потратили целую неделю. Была трещина в цистерне с питьевой водой. Питьевая вода смешалась с морской, и команде  пришлось пить подсоленный чай, и ещё долго обсуждать подробности злополучной швартовки. Обидно было за потерянное время, которого и так не хватало.   Кроме того, ближе к зиме погода менялась каждый час. В основном это были циклоны, длящиеся по неделям. Из-за больших ветров на перешвартовку уходило много времени.

Арктическое лето подошло к концу.
В начале февраля 1985 года, когда «Михаил Сомов» выгружался у станции «Мирный», на капитанский мостик поднялся новый капитан, Валентин Родченко. Впереди был самый опасный район плавания на станцию «Русская». Валентин Родченко был не новичок и лишних вопросов не задавал. «Это не наше дело, почему нас заставили туда идти».

Другого выхода не было. На «Русской» закончилось продовольствие и топливо, и экипажу «Сомова» нужно было пробиться к станции даже с риском для собственной жизни.

Предстояло возвращение в Австралию за топливом, и только лишь в марте, когда здесь наступила зима, судно вошло в море Росса.
- Мне кажется, что идём прямо в пасть к дьяволу, - сказал начальник экспедиции, Дмитрий Максутов, - это место имеет плохую репутацию среди моряков. Здесь полюс ветров. Ураганы дуют триста дней в году.

Но, когда «Сомов» подошёл, как ни странно, была тихая и прекрасная погода. Чистейшая вода. Вот и пошли для разгрузки вертолётами на короткое плечо. Началась разгрузка. Торопились. Люди не верили, что затишье протянется долго. Так и случилось. Закончить разгрузку моряки не успели. Поднялась снежная буря. Ураган длился около трёх суток, но и этого хватило, чтобы море Росса заковало «Сомова» в свои кандалы не оставив ни одной трещины по которой можно было бы вырваться на чистую воду.

Ледовая ловушка захлопнулась. Начался парад айсбергов. Они проходили мимо как огромные слоны по автомобильной дороге. «Сомов», по отношению к ним был не больше комара. В любую минуту айсберг мог раздавить судно, не оставив следа, но, какая-то сила оберегала их каждый раз, когда столкновение было неизбежным.

На большой земле в институте Арктики и Антарктики каждый день обсуждали ситуацию в море Росса. И кто знает, какое решение было бы принято, если бы не произошли политические перемены. Умер генсек Черненко, на смену ему пришёл Горбачёв. Новый лидер с новыми представлениями о путях развития страны.

Большая земля не торопилась отвечать на бедственные телеграммы, и даже своими вопросами выводила экипаж из равновесия. А требовалась всего лишь команда – отправить на помощь ледокол.
- Не паниковать! – говорила Москва.

При очередной подвижке льда корпус «Сомова» затрещал не на шутку. Старая трещина разошлась ещё больше. Для ремонта использовали строительные материалы, которые не успели выгрузить. Экипаж выигрывал у моря схватку за схваткой. Долго так продолжаться не могло. Всё на нервах. Люди помнили о челюскинцах, которые высадились на льдину и ждали помощи, но у них были тёплые палатки, тёплая одежда… «Сомова» к зимовке не готовили.

Дмитрий Максутов отправлял в Москву телеграмму за телеграммой, что выбраться из ловушки до наступления лета невозможно, что судно дрейфует вместе с айсбергами, что люди без медицинской помощи не выдержат. Он предлагал вариант за вариантом.
До ближайшего судна «Павел Корчагин» было триста километров, а там чистая вода. Это расстояние может преодолеть судовой вертолёт.

Наконец-то Москва откликнулась. Разрешили эвакуировать с помощью вертолёта больных и зимовщиков, а также часть экипажа. На судне оставить минимум добровольцев для зимовки, у которых была задача сохранить судно. Это было огромное испытание. На судне осталось 53 человека.

В конце апреля капитан получил радиограмму о запрете личной и служебной переписке с большой землёй. Кто-то сказал: Грамотно Родина решила. Нет нас – нет и проблем.
И всё-таки экипаж держался мужественно. Один час светлого времени использовали для воздушной разведки но, увы, все трещины вели в никуда.

Однажды бортрадист высказал своё мнение, что есть небольшие трещины и можно попробовать… После каждого полёта он убеждал моряков в том, что нужно пробовать…
Рассказы бортрадиста воздействовали на старпома, и тот упрекнул капитана в бездействии.
- Хорошо, - согласился капитан, - иди на мостик, запускай двигатели, бейся лбом, сколько у тебя хватит сил.

Старпом использовал данное разрешение и пробился на несколько метров. При подсчёте оказалось, что при такой скорости потребуется тысяча лет, чтобы дойти до чистой воды.

Несмотря на запрет связи, капитан Родченко попытался просить помощи у военных. Они могли рассмотреть со спутников возможные трещины и разводья, но в помощи было отказано. Больше он Москву ни о чём не просил.

Наступила полярная ночь. Постоянная опасность и мысли, что на помощь никто не придёт, повергали людей в отчаянье. На возвращение домой мало кто рассчитывал. Сами собой прекратились разговоры о семьях, о жёнах. Слишком болезненно давались такие разговоры. Наступила полная апатия.

И вдруг…
В рулевую рубку забежал радист и доложил капитану, что в эфире, на английском языке идет разговор о брошенном судне.

Шёл четвёртый месяц дрейфа. В Москве началось какое-то шевеление. Газеты пестрели заголовками о попавших в ледовый плен моряков. Начались обсуждения о возможных вариантах спасения.

Самым разумным было – отправить атомный ледокол, но, по международным правилам – Антарктида была признана безъядерной зоной. Можно отправлять только обычный дизельный ледокол, но кто рискнёт зайти на маломощном судне к дьяволу в гости. Желающих найти было трудно, и всё-таки они нашлись. 12 июня 1985 года ледокол «Владивосток» взял курс на южный полюс.

- Мы переживали за наших спасателей, - вспоминает моторист Алексей Кузнецов, - на карте отмечали его местонахождение флажками.

Путь от большой земли мог занять больше двух месяцев. К тому же такой тип судов как «Владивосток» с яйцеобразным корпусом не приспособлен к таким переходам. Его швыряло как скорлупу от ореха. Двадцатиметровые волны то подбрасывали его к небу, то прятали в безводном пространстве.
- Были моменты, когда я хотел умереть, - с улыбкой вспоминает Виктор Гусев, корреспондент ТАСС, а Артур Чилингаров в ответ просто расхохотался: Если б он один… это и есть неистовые пятидесятые, психика начинает двигаться в разные стороны.

Наконец-то прошли ревущие сороковые, неистовые пятидесятые. Вошли в ледовую зону Антарктиды.
- Михаил Сомов, Михаил Сомов, я ледокол Владивосток, прошу на связь.
- Добрый вечер, - ответил Валентин Родченко, - слышу вас хорошо. Приём.
- Как дела у вас?
- Да пока плохо, - честно ответил капитан.
- Температура у вас?
- Минус 41-42.
- Ждите, мы на подходе.
- Ждём, куда ж нам деваться.

Шли, меняя курс, используя трещины и разводья. Обходили скопления многолетних льдов. Очень скоро без вертолётной разведки двигаться было невозможно. Хотя по инструкции в полярную ночь полёты запрещены, пилоты проводили в воздухе по 6-8 часов каждые сутки. Вертолёт уходил вперёд, зависал и этим указывал ледоколу направление движения. Казалось, что Геннадий Антохин  и сам знал - как и куда нужно двигаться. На его вахте ледокол проходил максимальное расстояние.
- Вон трещинка. Видишь? – спрашивал он рулевого, - держись её. А вон пятнышко видишь? Отлично.

Так и двигались. Чем дальше уходили на юг, тем сложнее ледовая обстановка. Подолгу штурмовали каждую перемычку. Начальник спасательной экспедиции, Артур Чилингаров понимал, что они не святые и тоже могут попасть в западню. Очень многие специалисты сомневались, что ледокол «Владивосток» вообще дойдёт до «Сомова».

До «Михаила Сомова» оставалось 170 километров. Туда и обратно – 340. Предельная дальность для вертолёта 400 км. Чилингаров принимает решение: «В случае необходимости перевезти экипаж «Сомова» на ледокол. Если через пять дней не пробьёмся, топлива на обратную дорогу не хватит. Неужели придётся возвращаться за топливом в Новую Зеландию, и опять начинать всё сначала»?

Прошла радиосвязь. Вертолёт полетел к «Сомову».
- Нас встретили заросшие и чуть диковатые люди, - вспоминает Виктор Гусев, - я раздал им письма. Галдёж прекратился. Все читали.

Что происходило дальше, объяснению не поддаётся, больше похоже на сказку. Налетел ураган. Освободил из плена ледокол, и сразу же стих. В ледовом массиве появились трещины. Ледокол «Владивосток» пошёл к «Сомову».
- Ну как, видите наш прожектор?
- Да, видим.
- Мы вышли на основную дорогу, идём к вам. Теперь без вас никуда.

Прожектор выхватил из тьмы носовую часть «Сомова».
- Вот он! – крикнул капитан, Геннадий Антохин.
Ледокол подошёл вплотную. Похоже, что удача пришла и к «Сомову». Как только «Владивосток» выдернул его из западни, лёд за кормой «Сомова» вновь сомкнулся. Ловушка захлопнулась, но в ней уже никого не было.
- Повезло.
- Нет, ребята. Везение достаётся только тому, кто упорным трудом добивается своей цели, - уже на митинге, в честь выхода «Сомова» из ледового плена, сказал Артур Чилингаров.

1985-2018год