Все будет хорошо

          ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО
          (Кире Сергеевне)


     Я встал и пошел…
     Собственно, не пошел, а двинулся, ибо «пошел» предполагает обнаружение времени, скажем, между точкой «а» и точкой «б», где «а», например, дом, а «б» магазин. Я же никуда не пошел, а встал с кровати и двинулся к компьютеру, хотя и в этом обнаружилось какое-то время…, - за моей спиной оставались прошлогодняя постель со смятой прошлогодней простыней, распахнутая и обреченная на неминуемое остывание, одежда, уже остывшая с ночи и как чужая сваленная кучей на стул, ботинки не на месте, с носком поверх одного, другой оказался на полу ближе к компьютеру, я на него наступил и он оставил отпечаток-ощущение живой мягкости в правой ступне, слева одно окно и другое, за обоими вакуум первого дня, как дня неудавшегося творения, который (вакуум) только и бывает утром 1-го января и который ощущал сейчас даже Пушкин, в изнеможении сомкнувший веки на своем утомленно-гипсовом лице - над моей голубой тумбочкой, да и сама тумбочка, кажется, ощущала, сопротивлялись лишь деревянные часы - отмахивали с прошлого года маятником и оттикивали время из угла со стены.
     Первый день года… - ощущение полной амнезии, будто общая память о бытие прекратилась, перестала совсем, - нет ее ни в домах, ни в деревьях, ни в птицах, из которых не увидел еще ни одной, ни в самом воздухе ее нет, ни в несчастном прохожем, без цели влекущим себя в немую перспективу улицы, ни в чахлой городской ёлке на площади, ни в сиротской гирлянде, мерцающей из чужого слепого окна...
     Вот тебе и цифра новая, точнее - следующая в нынешнем и уже проходящем десятке, в уголке холста…
     Почему-то вспомнилось как маленьким, когда едва миновал мой первый десяток и начался второй, 1-го января я ел маринованные помидоры…! Я тогда заболел под самый Новый год и, кажется (точно не помню), пропустил школьную Ёлку. К вечеру 31-го жар, видимо, стал спадать, потому как мне ужасно и вдруг захотелось маринованных помидоров из банки, которую мамины руки протянули из погреба, а подхватившие старшебратовы поставили в раковину умывальника. И я, не любитель солений, съел их тогда три штуки сразу. И потом, первого числа, все ел их и ел, вперемежку с конфетами, и их было больше чем два мандарина в кульке, и, по-моему, я наелся ими тогда на всю оставшуюся жизнь, до сих пор помню не то чтобы вкус, но утоляющую солоноватую прохладу. И в другой раз я не любитель пил помидорный рассол из такой же, но чужой банки, почти два десятка спустя. Почти два десятка спустя я проснулся 1-го января в Лианозово, в чужой общаге, в пустой, прокуренной и пропахшей масляными красками чужой комнате, на чужой и несвежей постели, - на чужой стене чужой недописанный натюрморт под голландцев и чужой портрет-копия, вид которых вызвал во мне мгновенный приступ отчаяния (я отдал бы полжизни, как говорили персонажи чужих книжек, чтоб в ту минуту оказаться за тридевять - дальше чем за Уралом... и обнять...), на подоконнике единственного окна консервная банка, из которой и вокруг - окурки, и подоконник возле банки в черных подпалинах, а рядом с жестяной - банка трехлитровая стеклянная, на просвет - наполовину с рассолом, я подошел, взял ее в руки и глотнул…, и глотнул еще…, и стал пить, и пил, щурясь на панельные девятиэтажки, отражавшие «руанский» свет первоянварского солнца, до тех пор, пока в губы не стали упираться листочки и прочая осевшая взвесь. И тот рассол я тоже помню до сих пор, и было мне тогда 25…
(01.01.18)

     Пью шампанское. Уже 3-е января, но по ощущению, будто все то же 1-е, и это несмотря на то, что сижу за столом в дорогом для меня доме в Суздале, у Киры Сергеевны. Из-за лекарств шампанское Кире Сергеевне нельзя, поэтому тихо чокаемся с ее подругой Люсей, как называет ее Кира Сергеевна (для меня - Людмилой Федоровной), которую я вижу впервые и которая явилась к нам в половине восьмого вечера, кое-как добравшись на перекладных из столицы. Кира Сергеевна все спрашивает у Люси - как же она так «ненормальная» умудрилась сесть не на прямую до Владимира электричку, а на которую до Петушков! Люся живо рассказывает про свой необыкновенный «вояж», про то, как она так «ненормальная» села и как оказалась в Петушках, и они обе смеются. Через минуту от души смеюсь и я, - Люся сказала, что уже в Суздале доехала до памятника Ленину, от него «пошла по Карлу Марксу», который «оказался Фридрихом Энгельсом»!!! Я смеюсь и думаю - господи, как же особенно здесь, в Суздале, несуразны и режут слух доставшиеся нам от недавнего прошлого «имена» улиц. Помнится, в Калязине, по крайней мере в его центре, на каждой табличке с названием улицы, типа «Клары» и «Розы», были ниже указаны и названия прежние, стародавние. Еще вспомнилась случайно услышанная сегодня фраза, когда я ходил прогуляться, - какой-то дяхан-турист, отделившись от своей группы, мурлыкал в трубку: «Отгадай, где я сейчас?!, - и через паузу, - тут одни церкви…, я на древних валах в Суздале!», меж тем как никаких древних валов поблизости не было, был просто обрывистый берег речки Каменки. И я еще раз подумал «господи!», я подумал - господи, сколько же людей, да и сам я тоже, произносили и произносят в трубку что-то подобное, оторвавшись от себя повседневных и на миг натянувших личину «путешественника»! Кира Сергеевна и Люся вместе рассказывают мне с каких таких самых-самых пор они подруги. И я узнаю, что когда-то они учились в МАРХИ и еще много чего другого из их молодости. Они рассказывают и иногда с азартом начинают спорить, вспоминая тот или иной эпизод. Спорят, смеются, мило обзываются, а по моей спине, как крупинки пшена на половицах, тупые иголочки, - сквозь старательную работу времени (они ровесницы моей мамы) я вижу двух озорных девчонок, и я даже говорю им об этом, я поднимаю бокал и произношу: «За вашу, «девчонки», неповторимую молодость!», а про себя в третий раз думаю «господи!», - господи, зачем все проходит…!!! Но мою мысль прерывает Люся, которая, дзынькнувшись со мной, вдруг называет меня «хорошим мальчиком» (так и сказала «какой хороший мальчик») и спрашивает - женат я или нет, и тут же поясняет, что ее окружают сплошь молодые женщины и, что все они молодые такие хорошие, но все «непристроенные»... Тупые иголочки сменяются сладкими мурашками - я думаю о гареме, вслух же снова смеюсь и снова от души. Смеются и «девчонки».
(03.01.18)

     Ночью часто просыпался. Просыпался и поглядывал на слабо подсвеченную колокольню, которая во все окно (занавеску отдернул, когда ложился, - люблю, чтоб в этом доме и ночью колокольня в окне…). В одно из просыпаний вдруг примерещилась бутылка шампанского, которая, должно быть, стоит початой еще с прошлого года в дальнем углу моей мастерской. Ей-ей стоит! Я прям увидел и тот холодный угол и саму бутылку, покрытую сверху горлышка за неимением пробки полиэтиленовым мешочком и для фиксации обмотанным сверху тонкой красноватой резинкой, какой нынешние олигархи в самом начале своего лихого восхождения к вершинам своих финансовых пирамид обматывали купюрные кирпичи своих лихих дОбычей. Однажды в 90-х, приехав в Новосибирск, я лицезрел неимоверную кучу денег и даже помогал ее «сматывать» такими же резинками в одинаковые странно-бумажные, но именно кирпичи, и это тоже было в январе. Мой одноклассник, не ставший в настоящем олигархом, тогда проворачивал нехилые дела, и как-то, когда он зазвал меня к себе с ночевкой и, когда я пришел к нему домой, он попросил сначала помочь сделать одно дело - съездить с ним в аэропорт, а уже потом вернуться и как следует жахнуть! Но прежде чем поехать в аэропорт, я «сначала» помог ему сделать другое дело, - я помогал обматывать резинками его толстые бабосы и укладывать уже бабосные кирпичи в картонную коробку. Я помогал и думал, что этих денег мне хватило бы разом и на квартиру и на машину, и еще осталось бы на пальцы веером - лет на пять! Потом уже плотно набитую «кирпичами» коробку я помогал обматывать скотчем, да так, чтоб всю целиком - сбоку, сверху, вдоль и поперек, чтоб сплошной монолит, чтоб из-под скотча не просвечивала даже коробка, и вот уже тот скотчевый гига-кирпич мы сунули в большую спортивную сумку и отвезли в аэропорт, там у служебной «калитки» передали сумку какому-то летуну. А потом мы вернулись и жахнули!!!, - напились, как только и могут напиться молодые и не чувствующие реальности своего будущего пацаны.   

     Шампанское действительно оказалось в моем холодном углу, и я только что, вернувшись к себе, его допил!
    
     Из Суздаля же утром возвращался по своей любимой дороге. Я не поехал на Владимир, чтоб от него прямиком по московской трассе к себе, а сделал порядочный крюк - повернул на Юрьв-Польский, оттуда проселками на Ставрово а уже после домой. В голых, до сих пор без снега, полях собирался и дул слева мокрый боковой ветер, от которого даже струйки из омывателя изгибались вправо и оставшиеся брызги тоже ползли по лобовому стеклу вправо. Вокруг томилось уставшее, измытое дождями пространство, чернота пашен без снега казалась метафизичной, будто это она поглотили весь цвет пейзажа, обесцветив его до горести… И все равно я ехал по одному из самых красивых и самых просторных средне-русских пейзажей - Владимирскому Ополью. Я еще не доехал до Обращихи, но, кажется, уже два раза подумал - «все будет хорошо»…..
(04.01.18)

 


     январь 2018