Cальто мортале. Часть 3. Tempora mutantur

   Андрей поднялся на 4 этаж, сожалея о том, что негде было купить цветы . На клумбе  перед общагой росли шикарные хризантемы, но не рвать же их, в самом деле.
– Хорошее было бы начало службы - на «губе», – усмехнувшись, подумал он, – ладно, обойдёмся съедобностями.

    – Открыто, – крикнул Сан Саныч, как только он нажал на кнопку звонка, – проходи в зал, я сейчас.
Андрей вошёл в просторную комнату.
– А вот и мы с «фирмачком», – произнёс хозяин, появляясь  с большим блюдом в руках, на котором восседала «курица-по-санычевски» в обрамлении картофелин с загорело-поджаристой корочкой.
– Давай, Андрюха, располагайся, чувствуй себя, как дома...

 – ...не забывай, что в гостях, – продолжил Андрей, улыбнувшись.
– Забудь, что в гостях, и наслаждайся тишиной – бармалейчики (так он всегда называл своих сыновей – близнецов) с матерью в Одессе.  Прилетят только 30-го. А друг-то твой где?
– Да, он сказал, чтоб извинился перед Вами, с соседом куда-то намылился.
– Ну, и ладно. Первая – «за твои первые звёздочки», – произнёс тост хозяин, налив в маленькие хрустальные рюмки водку из запотевшей бутылки.

    Они выпили, закусили, Саныч налил ещё по одной – «за твою первую должность и нашу встречу ». Давай, налегай на горячее, а то оно обидится на нас и остынет.
– А теперь, не чокаясь – сказал он, наливая по третьей, – помянем твою маму. Светлая тебе память, дорогая Татьяна Андреевна.
Они помолчали немного.

    – Ну, Андрюха, рассказывай.
– С чего начать?
– Для начала, каким «Макаром» ты здесь оказался? Помнится, твой дядя «грозился сосватать тебя за бугор».
– Да, было дело, но, видно, не судьба.

    Андрей вздохнул и начал свой рассказ:
– Отправили нас в сентябре «в поля», а  через десять дней звонит дежурный из училища и сообщает, что пришли на моё имя подряд две телеграммы:  ночью одна, что мать в тяжёлом состоянии, а рано утром вторая, что она скончалась.

    Отцы-командиры быстро подсуетились, документы мне в момент изготовили. В общем, вечером я уже был в Одессе у тёти Сони. Мама, как заболела весной, так там и  жила.


  Похоронили мы её, помянули, а когда «9 дней» отметили, перед обратной дорогой  тетя мне говорит:
– Плохую ты, Андрюша, себе профессию выбрал, и начальники у тебя бездушные – только по четвёртой телеграмме отпустили, хоть на похороны успел.

    Я обомлел.
– Как по четвёртой? Мне сказали, что две было, только вторая – уже такая...
– Нет, деточка, твоя тётка ещё не выжила из ума, вот смотри.
И она отдала мне все 4 уведомления о том, что телеграммы вручены.

– Представляете, что я пережил.
Он замолчал.
– Хоть я и не верующий, Андрей, но не дай Бог.
– В общем, ехал я, Сан Саныч, как в тумане. Очнулся, только когда на КПП зашёл. А ну-ка, думаю, узнаю, кто их принимал. И выяснил всё!

    Он стукнул кулаком по столу, и глаза у него полыхнули недобрым огнём.
– Зашёл в казарму, и к этому «недужному козлу», который дежурил тогда: он « в поля» с нами не выезжал – со сломанным пальчиком из отпуска вернулся.
Подошёл к нему, достал уведомления и  спокойно спрашиваю:
– Где две  первые телеграммы?

    А он так ехидненько улыбнулся.
– Что, невеста бросила? Вешаться собрался?
Я его взял за грудки и очччень спокойно ответил:
– Мать похоронил, а если бы выехал по первой, застал бы её живой. Так где телеграммы?

    У него глаза стали квадратные, губы затряслись.
– Тттам, – говорит и показывает на тумбочку.
Я его отпустил. Он метнулся. Быстро достал запечатанные конверты.
– Ттты прости, я не знал, я их не читал, честное слово.

   Я распечатал, молча прочитал и положил  в карман,только потом увидел, что вокруг нас собралось пол-казармы, и тишина стоит МЁРТВАЯ. Я как-то даже без размаха кааак врезал ему между блымал – он дёрнулся и упал, но вскочил быстро и давай орать:
– Я же тебе сказал, что не читал. А она бы всё равно умерла…

    Тут я  как бросился на него и давай молотить – и руками, и ногами. Никто мне не мешал. Убил бы, наверное, если б дежурный офицер не прибежал и не оттащил меня.

    Его положили в госпиталь – я ему нос сломал и пару ребер. Мне царапины там же обработали, день подержали для проформы, а потом хотели на «губу» посадить, но начальник училища вызвал к себе «на ковёр». Иду и думаю: всё – отучился: пришла беда – отворяй ворота.

    Он меня сначала пожурил слегка, по-отечески, мол, хоть и поступил твой сокурсник не порядочно, но ты так больше не делай: не стоит он того, чтобы из-за него в тюрьму, а потом сказал:
– А теперь отправляйся, сынок, в казарму, отдыхай, готовься к занятиям. И прими мои самые искренние соболезнования: мать – самый дорогой для нас человек.

   Вышел я из его кабинета, прошёл несколько шагов и, чувствую, ноги не держат: сел в коридоре на пол, слёзы душат. На похоронах стоял, как пришибленный, но глаза были сухие, аж резало их, а тут чуть не разревелся, как пацанёнок.

    Подскакивает ко мне взводный, он меня привёл и отошёл покурить.
– Неужели отчислили? Ты не переживай, я сейчас сам к нему пойду…
 Я встал, успокоил его. В общем, жизнь понемногу устаканилась. Гадёныша того перевели в другую роту, мы с ним как-то больше и не пересекались.

    А после выпускного, перед распределением я узнал, что он, оказывается, родной племянник нашего замполита; да, ещё меня одна деваха подставила, а я ни сном, ни духом ни о ней, ни о её ребёнке, а замполит всё это так хитро «сплёл» – и поехал я, «куда Родина приказала».

    –  Андрей, сюда даже лучше попасть, пока  молодой-холостой. Ты же знаешь, не Север, так «забудь вернуться обратно» – так и так не миновать.
– Дядя Вася то же самое сказал; а пока он «в строю», всё будет «на мази». Главное, мордой в грязь не ударить. Да, я не особо и расстроился: служба – она везде служба.

    – Вот и правильно! А женишься, так не на три, а на пятерик можно рассчитывать.
– Ну, этта я погожу пока.
– Гуляй парниша, пока молодой, а то захомутают, как меня – прощай,свобода!

– О, если бы я такую встретил, как тётя Наташа, женился, не раздумывая.
– Правда, грех жаловаться. Ну, давай, «за дам»!
– «За Наталью Дмитриевну, ну, и за всех остальных дам»!
Они рассмеялись. Напряжение спАло,  разговор о том-о сём потёк непринуждённо и спокойно.

Tempora mutantur...* – «времена меняются...» /лат./