Книга Корешей. Книга ЖУК. Глава 31

Я пытаюсь найти самое счастливое время с женой. Она беременела два раза и всякий раз без малейшего интереса к моему мнению по этому поводу. Наверное, если бы не она, я так и остался бездетным на всю жизнь. Она будто не знала, что я нелегал и меня могут вышвырнуть в любой момент. Ну, а я никогда не отправлял ее на аборты.

Таким силовым способом имело место быть продолжения моего рода, потому что я ли все делал я по собственной логике — род и вовсе продолжать не стоило бы.
То же самое с моей писаниной. Если бы она читала хоть что-то и хвалила иногда, я давно бы бросил эту графоманию, как что-то состоявшееся.

Как только я свыкся с мыслью, что нас скоро будет трое, сразу же уволил жену из детсадика, ее первой и до сих пор единственной американской работы. Это был детсад для нищих пуэрториканских и негритянских детенышей, в поганеньком районе. 

Жену пригнали в США сразу после школы и она совсем не знала английского. Оказавшись в негросадике, она плакала первое время ночами от того что не пониманимает ни слова из речи коллег и детей. Потом заговорила, хотя писать и читать не могла еще довольно долгое время. Помню, как презрительно издевался над ее негритянским акцентом. Я! Ученик спецшколы и студент иняза, главнокомандующий королевским классическим английским. То что я учил долгие годы, она освоила за шесть месяцев, хоть и с негритянским прононсом и эбонитовой грамматикой. И некоторые термины простецкой негритянской улицы до сих пор знает лучше моего величества.

Чтобы компенсировать уменьшение бюджета, я соглалсился убирать магазин в такой глуши и отрыве от цивилизации, что даже вновь прибывшие мигранты от него открещивались. Еще бы — полтора часа в один конец.Зато платят только за то, что там вообще появился раз в сутки.

Жена оставалась одна в афониной мансарде и ей было страшно. Она попросила щенка и мы поехали в приют. Повезло — щенков только сдали, и один из них стразу выбрал нас. Но жена все равно боялась и я стал брать ее с собой. Она такая неуклюжая была  в комбезе для беременных. Шоркалась по магазину, ждала когда я закончу. Щенок спал в корзинке, а днем, едва выспавшись, мы тащили его в собачью школу. В эти несколько месяцев до рождения первого ребенка, по три часа в одной машине каждый день были самыми счастливыми в нашей жизни.

Кстати, хозяева магазина мне так и не заплатили.
***
От скуки Люк экспериментировал с бородой и прической. Сейчас он мимикрировал под Человека-Росомаху, а в прошлом месяце косил под Буффало-Билла. Меня он тоже заставил отпустить дзерджинскую бородку — чтоб разговоров не было.

В американских мужских тюрьмах регулярно бреются только гомосеки. Даже термин для них есть: «бейбифейс». Гладколицый как бейби. Когда я услышал об этом, сразу спросил Люка —  выходит легендарный налетчик Бейбифейс Джордж был пидоргом? Смотрящий не нашелся, что ответить.
Ночь через четыре, сержанта Неффа сменял мастер-сержант Пит — старый надзор-инструктор, которому не хватало пенсии и он подрабатывал в свои семьдесят. Пит был сосед Люка по улице.

У Пита и Люка джентльменское соглашение — после обхода капрала, Пит ложится спать, а Люк всю ночь смотрит телевизор. Утром, без пяти четыре Люк будил Пита на пересменку.

Теперь телевизор с Люком смотрю и я. Шэгги, обожравшись блюда под названием «Джейл брейк», быстро впадает в анабиоз, а Секси Пент под своими разноцветными колесами технически вообще никогда не бодрствует.

Телек надо свернуть набок, чтобы не бликовал в камеры старшего смены. Ночью показывает только один канал - «Bounce» - тюряга-то у нас  негритянская.
Канал Баунс - тихий ужас по принципу автоматического ФМ-радио. Раз в месяц они заливают на сервак четыре фильма и кучу рекламы, зацикливают и крутят сутками. Канал эксклюзивно для негров и все фильмы обязательно с негром в главной роли, а в рекламе все черные, даже сам дед Мороз — и тот негр.

Одним из четырех фильмов в тот месяц была «Женщина-Кошка» с Хэлли Берри. Из Кливленда вышло две иконы поп культуры — Хэлли Берри и баскетболист Ле Брон Джеймс. Если вы хотите огорчить кливлендца — то вы дурно отзоветесь об одном из них. Только, пор фавор, не делайте это в баре или в негритянской тюрьме.

Хэлли Берри, облепленная тонким трико с хвостом, воспринималась в Кендиленд как артезианский порн. Мы поедали джейл брейк богатого еврея Шегги и наслаждались ягодицами Берри.
Вам попадали люди, которые с полпинка понимают ваши шутки или сами шутят так, что начинаете ржать вы? Люк громко рыгал и нежно мурлыкал на французкий манер с ударением в конце: «Кэт уоомоон, кэт умооон», а я парировал изображая гаитянина в панике от сильнейшего землятресения — гаитяне ведь тоже говорят по-французки: «Катвуман! Катвуман!!»

Хотя повторялась наша шутка столько же сколько раз крутили фильм с Хэлли, но ржали мы будто упоротые. Многое в бараке просыпались — но это похуй, главное  не разбудить мастер-сержанта Пита.
Иногда мы не могли дождаться смены Пита и аккуратно включали ящик в смену Неффа — он часами не слазил с телефона внутренней связи. Нефф палил нас и приказывал Люку «пэк йор щит». Люка он ненавидел, но знал что обидит Пита, если вышвырнет смотрящего из Кенди без серьезных оснований. Так что Люк паковался, а потом распаковывался, хотя каждый раз у меня замирало в груди — слишком много кругом узколобых биороботов и слишком мало нормальных людей. Боюсь, за пределами тюрьмы соотношение приблизительно такое же.

Еще одной игре, что обучил меня Люк была «Охота на утконоса». Слово «утконос» звучит по-английски гораздо смешнее: «платопусс» - «плоскопист», ежели по-нашему.

Новичок, даже самый крутой, когда только входит в камеру или барак всегда выглядит как плоскопист. В этот момент истины к нему подкатываю я — коротышка-очкарик с акцентом, и спрашиваю не нужен ли челу «протекшн». Ну типа мало ли чо - завтра, кто-то утром в постели - поймет, что болен неизлечимо. Кто-то, выйдя из дома, попадет под машину. Кто-то подскользнется в душе. Застраховаться не желаете?

Новички таращаться оторопело, а я в ответ киваю им на Люка, который, как обычно обмотал чужой простыней верхний ярус шконки и подтягивается до полного раздува мышечной массы.  «А это наш менеджер».
Платопусс некоторое время буксует — пытаясь решить издеваются ли над ним или это серьезно, и тут его надо глушить вопросом: «Тебе героин пронести удалось?»

Когда Люк в первый раз рассказывал мне схему совместного скетча, я в жизни не мог представить сколько народу захочет вступить в клуб плоскопистов. Правда, хищные млекопитающие протаскивали в основном не героин, а налоксон — узкие подъязычные полоски которые менты теперь пихают в рот передознувшимся наркам.

Кто бы мог подумать что вещество-антидот, антагонист опиоидных рецепторов, может раскумаривать похлеще самого первоисточника. Некоторым даже нравится больше чем натур-продукт. А проносить в окружную тюрьму тонкие пленочки, специально сделанные чтобы быстро раствориться и оживить отъехавших — не составляет особого труда.

Прошло пятьдесят дней со дня моего ареста и погружения в «коррекшнл систем». Меня скорректировали. Из соскочившего два года назад тихони-графомана, с пузырями на локтях пальто, тихо пишущего роман в старбаксе, я превратился в обдолбанного паразита, шакала Табаки, который обжирался объедками со стола тигра и курил его халявный табак. Еще я научился угонять машины, вызубрил 17 рецептов приготовления крэка, познал как поджигать дома без улик, а также подрывать заброшенные почтовые ящики с чужими закладками.

Чему я не научился так это понять — стерва у меня жена или просто тупица. Сам я позвонить домой не мог и Люк грузанул половину барака — из тех кто по-богаче. Мы набирали номер жены раз шестьдесят. Я сам ее научил не брать трубку с незнакомых номеров — обычно звонили обиженные мной кредитные банки, операторы сотовой связи и бизнесмены с Пармы. Но сейчас-то я был в тюрьме и мне нужна была помощь. Вспомнил как торчал около кровати каждый раз когда она рожала и плюнул на весь бабий род. Еще месяц такой жизни и я стану женоненавистником типа ирландца Марти.

Впитал с  горя налоксончику и пошаркал в душ — мечтать о Хэлли Берри.