Книга Корешей. Книга ЖУК. Глава 34

Жена получила жалование и мы решили исследовать казино. В Кливленде игра долго была под запретом и казино открыли лишь совсем недавно. Мы не особо азартные люди. Предпочитаю игры, где на двести процентов уверен в собственном выигрыше. В американских казино хороши только буфеты. Заплатил стандартную плату и лимит только размер желудка. Еда качественная, крабы камчатские — казино свое на игроках-лохах отобьет. Туда надобно ходить исключительно пожрать. У меня было сто долларов и мы закинули в банк чек с жалованием жены — завтра пройдет, значит сотку можно спокойно спустить в буфете. Зер гут.

Парковка в казино вдруг была платная. Сколько я ездил по стране, в стольких казинишках обедать изволил — нигде не драли денег за парковку.Кливленд. Это, наверное, и не Америка вовсе. Ладно. Запарковал наше разухабистое ландо.

В казино охранник спрашивает документы. И такого со мной нигде не бывало. Может и польстило бы, что по мнению большого, затянутого в черное туловища с головой-кнопкой я не выгляжу даже на двадцать один, но в буфет меня с женой не пустили, получилась лажа. Без документов я тут живу уже много лет и провалы возникали пока только вот в таких, совершенно неожиданных местах. Сейчас  выгляжу перед женой несерьезным мальчишкой.

Мы оставили машину на хорошей парковке казино, в даунтане кружить в поисках другой платной парковки дело напряжное, ресторанов кругом уйма. Пошли пехом. В двух кварталах на встречу выплыл бразильский буфет «Браза».

Буфет Браза — ешь от пуза, десяток официантов снует вокруг с экзотическими блюдами, шампурами и, простите за жесткий натурализм, барбекю. У тебя светофор на столе. Включил зеленый — они бегут и сыпят жратвой тебе в тарелку, переключился на красный  - обходят стороной, пока поглощаешь улов.
В мире человеков, социальный статус сразу отражается на меню.

Насытились, пропустили по бокалу винца — с чаевыми сотка и ушла. Я и забыл какой это скучный способ провождения денег и времени — поход с женой в ресторан.

Вернулись к машине и тут я понял, что платить за парковку нечем. Почиркал на всякий пустой карточкой — деньги-то только через двенадцать часов там возникнут, задумался. Таранить шлагбаум довольно просто — царпну слегка капот, понятно дело, но разрешу ситуацию как настоящий Александр Македонский. А вдруг  все зазвенит сигнализацией лагерной, да повыскакивают отовсюду зловредные воронки с иноплатеянами?
- Пошли пешком? - у жены, похоже, не совсем испортилось настроение, в отличии от меня.
- А машина? Завтра забрать?
- А что ей будет на парковке — завтра деньги пройдут и заберешь. Пошли! Погода шепчет.
Мы бросили машину, ставшую неповоротливым грузом и двинули домой пешком.

Раскрашенные неоном улицы даунтана постепенно сменились спокойными ночными улицами с сонными домами. Улицы совсем пусты. Любой американский город это деревня с несколькими небоскребами в центре. Телефоны наши как-то сами собой сдохли и мы болтали друг с другом почти полтора часа. Будто на первом свидании.Неудачный вечер превратился в событие, которое я запомню на всю жизнь.

Воспоминание было таким душевным, что я немедля написал жене письмо на трех страницах. Написал бы больше — не было бумаги. Эвакуатор дал только три листа, для большинства в камере письмо длинной в один лист было уже достижением в литературе.

Извинился перед женой за все, что смог вспомнить, извинился вместо того чтобы упрекать. Утром отправил первой же почтой — чтобы не вспомнить какой гадости и не передумать.
Отправил и забыл.
***
Кью Тип чувствует мою ненависть. Кью Тип ищет повод. Он задает вопросы-подковыры. Громко шепчется с прихвостнями насчет моего акцента и разномастных кроксов. Провицирует приграничный конфликт.

Решено, я начищу Кью Типу его рэперское рыло. Возможно, кроксами. Возможно я запущу руки в хаос его жестких немытых косичек на башке и выведя с орбиты столкну с коленом. Нужно дождаться, когда кончится последний кофе и я стану едким как напалм. Пусть тогда пошутит, черный кондом.

Атака происходит ранее, чем я планировал. Тип что-то щебечет насчет моих очков, так чтобы я слышал, и я вдруг срываюсь в атаку. Бегу на него как Вильям Волос в фильме «Храброе Сердце». Кажется, ору «Ура!». Я буду бить его пока он не умрет, пока не разобью в кровь кулаки. Первый удар в камерной драке жесток, но одновременно интимен. Ты вынашиваешь его как ребенка - месяцами.

Когда до Кью Типа остается пара футов и я выстреливаю правой в широкую негритянскую переносицу, перед Типом возникает живой щит — Гилберт-эвакуатор. Гилберт — банки Кью Типа. Он спрыгнул с верхнего яруса. Мой кулак тонет в натруженной ручище. Эвакуатор сжимает мои пальцы и волочет прочь от возбужденного атакой выходца из Лагоса. Я вижу коричневые белки негритянских глаз.

"Не надо, слышь, не надо. Я сам его прищучу. Сам. Не продержусь тут шесть месяцев все равно. А тебе нельзя. Нельзя! Не сегодня завтра в суд поволокут, терпи, брат.

Дня через четыре пришло письмо от жены. Первое в жизни письмо от жены. Как раз в день когда Кэндиленд атаковали головорезы с острова Пуэрто-рико, или как они сами себя называют «бориква». Спасти Хозе им не удалось, всю хату вышвырнули на клаустрофобный проголучный дворик без сидений, жратвы и воды. 

Письмо было со мной. Я перечитывл его снова и снова и знал, что у меня все хорошо. Теперь действительно стоило побороться в суде. Жена написала мне письмо и положила сорок баксов на магазин — целое состояние, я научился тянуть десятку четыре недели.

Из всех моих литературных экспириенсов письмо из тюрьмы дало самый мощный результат уровня Нобелевской премии по литературе.
Только представьте — вы одинокий человек  днями напролет «предающийся великому тайнству творчества». Вы пишете мегароман и вам никто не мешает. Мегапроман получает первую премию. Вы возращаетесь домой с презентации, а вас там ждет пепельница полная окурков и пыльная пишмашинка. Да еще много денег на отоварку в магазинах. Или вот так — пишете письмо домой, тут же получаете ответ и твердо знаете куда идти из тюрьмы. И кто вас там ждет тоже знаете. А еще и сорок баксов на отоварку!

На вынужденной прогулке все хмурые и злые как собаки. Кроме меня. Я летаю от одного к другому и подбадриваю, говорю теплые, обнадеживающие слова, будто у меня в кармане лежит кокаин. Только любовь или кокаин способны мгновенно превращать нас в существ высшего порядка. Только способность подбадривать и делится жратвой с себеподобными и отличает нас от животных.

Я сделал открытие в пользу жены. Во-первых, если бы она спрашивала разрешения у меня до сих пор не было бы детей.  Как можно размножаться без документов и стабильного дохода? Это мужская логика. Какой смысл коптить небо, жрать деликатесы со светофором на столе для регулирования официантами и писать романы для гурманов, то есть тех кто выбирает книгу по тиску на обложке «лауреат многочисленных комплексов»? - какой в этом смысл если все это в одно горло, в одно брюхо и после тебя не останется ничего кроме книжной пыли, которую иной раз вдохнут? Это логика моей жены.

Все созданное рукой человека, даже самое совершенное — как автомобиль марки «Тесла» - насколько же оно еще далеко от созданного Высшим — например от той же скаковой лошади.
Так и дети мои и моей жены — насколько же они совершенней всех моих полуграмотных романов, от чтения которых можно только испортить глаза. Дети растут и все больше похожи на меня. Может это даже и нехорошо, что похожи на меня, жука вороватого. А может и жуки важны в общей экосистеме, о которой я имею самое отдаленное представление. Дети это книги котрые сами себе напишут и периздадут и через них я приобщусь к вечности, а вовсе не через этот роман.

И все. Стоило мне сделать бесхитросное открытие примириться в сердце с женой и своей ролью во вселенной, как сложился потаенный пазл и шестеренки великих часов пришли в движение.
Сначала нам разрешили вернуться в родной уютный барак. Там менты конечно же похозяйничали без нас — почти все было первернуто вверх дном. А мою шконку и библиотеку Рика Мораниса шторм обошел стороной. Я лег на шконарь, прижал к сердцу письмо жены с рисунком сына и стал наблюдать как все остальные стонут и страдают по мелочам. По привычке я автоматически регистрирвал их слова и позы — может все таки напишу о них. Или не напишу. Какая разница?

Пришел Приговорная фея и начал читать по складам трудную фамилию. Мою. Завтра суд. Как хорошо что записался на станок для бритья давеча.
Суд это мой билет на волю. Это не казино, это по-настоящему. Пусть против меня крупье сам Майкл Джексон. Мне повезет. Я сорву банк и соскочу. Надо только выспаться.