Число единственное, род средний

Расставаясь у входа в метро с Шухом, Кваша отдала ему пакет с припасенными для него сюрпризиками. Какие-то из них были довольно килограммистыми (книги), и потому, пока не распрощались, Кваша носила пакет сама - чтобы не утруждать Шуховы руки, о которых он говорил, что носить тяжелое не могут. Плечо может (с него иногда свисала увесистая сумка), а руки - нет. Ну, нет, так нет. Кваша и так вечно лезла на передовую, чтобы, в чем только можно, оградить Шуха от трудов.

Разошлись поздновато. Квашка быстро пробежала по переходам, эскалаторам, станциям: последняя электричка в замкадье  вот-вот уйдет!
В руке сжимала проездной, за прозрачную обложку которого был втиснут обратный билет.

Но использовать его не пришлось. Все электрички в нужную Кване строну уже ушли!
Она сунулась в сумочку за кошельком. Еще можно успеть на чужой электричке доехать до промежуточной станции, и оттуда взять такси. Не слишком приятная перспектива, но, часам к двум-трем ночи, можно оказаться дома.

Хоп! А кошелька нет.

Не может быть! Квашка хорошо помнила, что он был, и потеряться никак не мог.
Ах! Он остался в пакете с сюрпризиками у Шуха!

В ту же секунду раздался звонок сотового. Шух. Сказал, что обнаружил в пакете кошелек, и готов вернуть. Если она подъедет к ...   Он назвал станцию, весьма далекую от ее ветки, зато удобную для него.
Квашка умилилась. Шух вниманием не баловал. А тут забеспокоился, готов был жертвануть получасом своей величавой жизни, и, ради какой-то там малозначительной Квашки, притормозить возвращение домой!
- Ой, спасибо, не надо, у меня все в порядке, все хорошо, спасибо за звонок! Рада еще раз услышать голос!

Шух все-таки  отключился не сразу. Утомленно, через силу, поинтересовался, как же Квашка доберется домой?

Квашка не сплоховала, и, звонко смеясь, выдала, что у нее  деньги не токмо что  в том несчастном кошельке - там тьфу! – а у нее их с собой  вообще куча, девать некуда!
Такси от Москвы, да хотя бы  и в самую Тьмутаракань -  не проблема! Спокойнюсенькой, в общем, ноченьки, она так радуется трогательной его заботушке, ура.

Разъединившись с суженым-ряженым, Квашка оглядела мертвую, беспросветную вокзальную площадь, на которой, кроме нее, никого не было.
Светился вход в зал ожидания. Пустили. Хотя, по новым правилам, для прохода нужно было предъявить билет на поезд дальнего следования. Но, неожиданно, хватило и Квашкиного, на электричку. Сжалились менты, сами уставшие, все-таки час ночи на дворе.

Кваша поднялась на второй этаж. Там вкусно пахло пирожками. Вспомнила, что не ела с утра. Кавалер, конечно, угощал. Но Квашка, из почтения к его дензнакам, отказалась от еды, согласилась только на чай. Вообще-то, этот зеленый чай уже лился у нее из ушей. Поскольку, как столовка с кавалером, так этот чай. Квашкины отказы от еды кавалера не бембали. Он ел, а, если ей неохота, дак вить вольному воля!..

Итак, в зале ожидания пахло упоительно, но заплатить обнищавшей Кване было нечем.
В туалет - тоже платный - тетечка пустила за так: видно, проняла ее эта, далеко уже не юная барышня, смутной историей об ушедшей из-под носа электричке.

Совершив все, что можно совершить в отсутствие кошелька, Квашка оглядела полупустой зал ожидания и подошла к раскрытому настежь огромному окну. Здание вокзала строили в начале прошлого века, и площадь окон соответствовала его немалым габаритам. Снизу они не выглядели такими уж большими, зато изнутри - Квашка поразилась! - окна начинались от ее колен на уровне мраморного, неубиваемо прекрасного, широкого подоконника, и заканчивались почти под потолком, а до того потолка  семь верст киселя хлебать!
И ширина! Ширина окон тоже была дореволюционной, щедро отмеренной.
Вся вокзальная площадь раскрывалась перед ними, лежала свободно, будто красавица, которая по своей воле сдается на милость победителя. Далеко-далеко за красавицей проступали огни Москвы. Восхитительный, жаркий даже ночью, летний воздух! Он заменил растяпе ужин: она долго стояла у окна, будто парила над городом, дышала, любовалась, радовалась. Не случись - никогда бы такой красоты не увидела!

Потом Кваня, поелику удобно, расположилась на свободной скамейке, полуприлегла, пристроив под голову сумочку-крошку. Устроилась  на  этой  маленькой сумочке, как на подушке, и засмеялась. Чисто  студентка! - вертелось в ее дурьей башке. Роскошное студенческое приключение в пост-пост-пост, и даже еще раз пост - студенческом возрасте!

Звонков от Шуха больше не поступало. Спал, небось, в своей бесценной гостиничной кроватке, в номере, который стоил столько, сколько Квашка зарабатывала за год. Нет, наверное, больше, гораздо больше...

Лежала, перекладывала с плеча под ухо сумочку, искусственная кожица которой довольно скоро начала парить щеку  и натирать шею. Ворочалась, ворочалась, думала про Шуха. Какой он странный, и как, зачем, почему получилось, что она к нему приросла. Отчего он поступает так-то и так-то, а эдак-то и эдак-то -  никогда? Что все это может значить?

В пять утра Кваша села в первую электричку, и через час была дома.

Шух, на следующий, потом  еще на следующий, и еще через сколько-то дней, не позвонил, не написал, и не спросил, как она добралась домой. Вся эта мутотень не личила его величию.

...Еще через пару лет, когда Шух  ушушился  в жизни наиудобнейшим образом, а Кваша устала утираться его заботливостью, и они раззнакомились...  ехала она снова на поздней  электричке из Москвы. Сошлись, как в пьесе, "время и место", и она, повинуясь движению сюжета, поневоле окунулась в прошлое.
Ни обиды, ни сожалений, только одно твердое, неоспоримое слово бесконечной белкой вертелось у нее в голове: "бесполое".
Единственное на свете существо, которое долго определяло, дышать ей свободно или задыхаться, походу, не имело оснований для такой безраздельной  власти, поскольку было... бесполым. Как иначе объяснить его роль в сюжете? Средний род. Да, средний род, оно, како-е? бесполо-е...

Слово накладывалось на ту упоительную ночь, но никак с ней не сливалось.  До смерти упоительную ночь. А оно - бесполое.