То, чего не могло быть. - глава 1

ГЛАВА 1               

           С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ

Стою у окна и тупо смотрю, как проходит мимо жизнь… Мне 62 и уже несколько лет я лишена полноценной активной жизни. Слишком много событий, в которых мы просто не властны, ошибок и утрат, и вот он – результат. Кости ни к черту, сердце барахлит, ритмы сбиваются. Редко стала выходить просто погулять – не остаётся сил после очередного мелкого подвига по дому. А зимой, так вообще труба – боюсь очередной раз сломать себе то ли ногу, то ли шею. Вот уж никогда не думала, что превращусь в старую развалюху так рано.  Но, уж что есть, то есть. Так уж выпали мои фишки…
 
  Еще в четырнадцать лет судьба преподнесла мне большую подлянку. Именно тогда начались серьезные проблемы со здоровьем у моей мамы, и это здорово поменяло привычный образ жизни. За двенадцать последующих лет ей суждено было пережить семь инфарктов.
 
 Мама умерла от восьмого, когда ей было 53, а мне 23 года. Это сейчас – срочная реанимация и через неделю человека заставляют потихоньку двигаться и восстанавливаться. Разработаны методики реабилитации и глядишь – он уже на ногах и стремиться жить дальше. А тогда все было иначе, больным два месяца приходилось лежать только на спине, затем разрешали повороты на бок, чуть позже - садиться.   После двух недель таких упражнений учили человека заново ходить.
 И, хотя всё это время мама лежала в больнице, уход за ней отнимал почти всё свободное от учёбы время. Санитаркам не было дела до больных, когда к ним приходили близкие, так что все прелести ухода за лежачей больной, а самое главное – поддержание в ней желания жить и не чувствовать себя обузой, отнимали очень много физических и душевных сил. Каждый очередной инфаркт повторял весь сценарий заново.
 
  Кухня и магазины тоже были на мне.  Хорошо, что отец иногда подменял меня на кухне, а в основном это был мой крест. Старшей сестры с нами не было -  она сначала училась в Свердловске, а после окончания отрабатывала положенные три года по направлению. А средняя – мы с ней погодки (я -  поскрёбыш) была очкарик, читарь и неумёха. Вечно нос в книжку и что-нибудь грызет – сластёна ужасная!  Наверное, поэтому у нее так много помещается в мозгах, ведь глюкоза – двигатель мысли.  Подруги не зря говорят, что её интеллекта больше пяти минут невозможно вынести -  начинаешь ощущать себя плебеем. С кулинарией у неё отношения не сложились – они друг друга не выносили, это было чревато последствиями, но есть она не отказывалась. Так что готовить кроме нас с отцом было некому, ну а без еды обходиться удавалось, пожалуй, только йогам да солнцеедам. А остальным грешным хотелось кушать.

  Боже мой! Что за наказание эта кухня – настоящая каторга! Как многого она меня лишила в плане свободы. Готовить меня учила мама – она была в этой области ас. Судьба жены военного, вечные переезды (где нас только не носило) и смешение в военных городках друзей и соседей разных национальностей, всё наложило на рецептуру нашей кухни свою жирную печать. Отец - заядлый рыбак и охотник (по необходимости -  убивать он не любил), прекрасно справлялся с рыбой, дичью и вообще с мясом.  Но варить супы? … Скажем мягко - это было не его хобби - в них можно было поставить ложку и ей не грозило утонуть. Так что плохо готовить, на этом фоне, мне было как-то не к лицу.
 
Вкусная еда таит в себе много опасностей. Так и тянет положить себе ещё ложечку, и ещё… За отсутствием правильной информации она – коварная злодейка – творит своё черное дело. У отца – фронт, у мамы блокада (она Ленинградка) выработали привычку ничего не оставлять на тарелках. Мама аккуратно подчищала тарелку кусочком хлеба, а мы, её изумительные подливки, беззастенчиво слизывали с тарелок языком. Где вы теперь мои чистые сосуды?  В наличие только атеросклероз и лишний вес, с которым последние 30 лет я веду безрезультатную борьбу.
    Ин-фор-ма-ци-я! Где ты была? Я люблю читать и поглощала за своей, читающей тонны литературы, сестрой почти всё, что попадало в наш дом. Отпечатанные на заводских «Эрах» интереснейшие и недоступные обычным путем в то время книги, а уж то, что было доступно, и подавно. Но мы налегали, в основном, на художественную литературу всех мастей и оттенков.
 
Обычное время было занято бытом и учебой, и я читала за едой, в туалете, в транспорте, и по ночам. А если отец в приказном порядке выключал свет, то и под одеялом с фонариком. Но, по молодости лет, даже не приходило в голову выискивать в специальной литературе, хоть что- то о здоровом образе жизни – он и так в обычном понимании был здоровым. Но, Боже мой! Чего бы я только ни отдала, что бы иметь сегодняшние свои знания именно тогда!
 Как много можно было бы изменить. Я никогда не стала бы изнурять себя бесконечными тренировками на выносливость, всерьёз занимаясь баскетболом, бегая через весь город. Зачем нужен мне был этот лошадиный спорт, где носишься, высунув язык, и надрываешь сердце? А всё азарт, будь он неладен!
 
 У меня была масса других талантов. Я с детства была очень гибкой, отец занимался со мной акробатикой. Какое- то время, в семь – восемь лет, я занималась балетом, пока катаясь на коньках на пруду, не провалилась под лёд по пояс. Тяжелая ангина, затем болезнь суставов прервали мои пируэты. Но меня хорошо лечили и к 13 – 14 годам эта напасть временно отступила. Но возвращаться к былому было уже поздно. Я увлекалась рисованием, английским, стригла всех, кто хотел быть пострижен, делала всё с удовольствием, даже увлечение чеканкой меня не миновало. У меня было легкое перо, и мои сочинения оставались в школе для потомков, как образец летящей мысли. Память была цепкой и фотографической, все пути были открыты – только дерзай. Любое занятие давалось мне легко, учеба увлекала.
 
Но была у меня одна беда – я плыла по течению - куда несет, туда несет. Анализировать в этой гонке мне было некогда, да и не было привычки. Дома папа - строевой офицер, командир -  принимал решения за нас.
 Было время непростых отношений с Китаем (события на острове Даманский). Отец боялся, что, как офицера запаса, служившего в тех местах, его могут призвать, а оставить неработающую жену, с крохотной пенсией по инвалидности, и двух нахлебниц, он просто не мог. Он объявил нам с сестрой, что десятилетки нам не видать, как своих ушей, и после восьмого мы должны поступить в техникум, так как все наши гуманитарные таланты не смогут нас прокормить.
  Нам предписывалось получить надёжное техническое образование и надёжный же кусок хлеба. Возражения не принимались и вот – сначала сестра, а затем и я учимся в техникуме и, с присущим нам старанием и ответственностью, постигаем «Теоретические основы электротехники», «Технологию металлов» и «Сопромат».
    Это первое серьёзное испытание заставило наступить на горло собственной песне, и на всю жизнь оставило сожаление о том, что всё могло быть иначе -  всё по-другому...
   
  Когда идёшь по дорогам, которые не ты выбираешь, поневоле подчиняешься всем дорожным знакам, раз уж пошла, то иди себе и принимай, что встречается на пути. Так вот и шла. Где то, как в тумане, влечёт тебя игра молодых гормонов и ты совершаешь ошибки и набиваешь шишки, но взамен набираешь то, что зовётся бесценным жизненным опытом. Говорят, что своя ноша не тянет, но могу заверить – тянет! И ещё как!
  Идёшь дальше по инерции, стараясь не думать и не оглядываться, только пытаешься сбросить с себя все налипшее по дороге. Подставиться под спасительные порывы свежего ветра, что как шелуху сдирает с тебя это лишнее, словно с утренней воды сдувает ветер клочья тумана, открывая чистые линии совершенного творения природы.  Осознание себя в этой жизни и своего места в ней, своего пути и невозможности свернуть на желанную дорогу, вносит разлад в твоё сознание и как кислота разъедает тебя изнутри.
  Только дороги наши пишутся, где-то там -  в небесной канцелярии. Твой путь определён, и совершенствование достается совсем не просто. Но куда девать те сожаления, которые как снежный ком, катясь с горы, лепят на себя все новые и новые горькие разочарования.

 Одна книга помогала мне посмотреть на свою жизнь со стороны -  переосмыслить всё, что происходило со мной. Это «Воскресенье» Л. Толстого. Я читала её неоднократно за свою жизнь, но каждый раз, как будто заново, открывая все новые грани, которые производили на меня неизгладимое впечатление. Я – «Скорпион» и этим многое сказано.  Периоды самоедства периодически накатывали на меня, буквально выворачивая наизнанку, оставляя вопросы без ответа – почему, и что делать?
 
Временами я впадала в истерику, не желая принимать больше такой ход вещей, но чаще, вся буря эмоций терзала меня изнутри. Процесс занимал не один день. Как правило, два - три дня меня просто колбасило. То я впадала в депрессию, то сильное душевное волнение заставляло меня желать немедленных перемен. А невозможность, хоть что-то изменить, просто добивала.
 
 Постепенно мне удавалось взять себя в руки, смириться и продолжать принимать обстоятельства, которые подкидывала жизнь, но горький осадок оставался и копился как яд, отравляющий дальнейшее существование.  Этим срывам предшествовали разные события. Сначала болезни мамы, страх за её жизнь, затем болезни отца и моей чудесной дочурки, периодическое пьянство мужа и мое всё нарастающее нездоровье. Но ранее всего, конечно же, смерть мамы.
 Это была первая невосполнимая потеря в нашей семье, которая так больно прошлась по всем нам, как безжалостный стотонный каток, буквально раздавила нас. Лет семь я не могла смириться с этим. Меня постоянно мучили все картины того ужасного события, а ночные кошмары, где я выкапывала её и оживляла и пыталась увести домой всё время бередили трудно заживающую рану.
 С годами боль стала притупляться, но до сих пор сидит во мне протест, хотя разум способен объяснить и оправдать всё. И в жизни моей семьи случалось горе не менее чёрное, но в то время, её смерть причинила особую, невыносимую боль.
 Сейчас же вылезли наружу все детские грехи, случаи, когда я сильно огорчала и ранила свою мать, а особенно один случай, когда одной необдуманной фразой, поддавшись минутному настроению, я… предала её.

                ……………………….