Сказ о девушке и бочке

Страна на краю великой России Псковщина, в ней деревенька, в этой деревеньке девушка растёт. Деревня сытая - закрома от хлеба ломятся, скотинушка, с пастбища идя, еле вымя волокут. Девушка в силу вошла, парни перед ней драку заводят: «Только посмотри, какие мы, выбери, не томи». Выбрать то можно, но воля родителя, что щеколда на калитке: на кого родитель укажет, с тем и иди, девушка, под венец. Но коли сватам отворот поворот: ищи сани, батька; ищи, мамка, помело; ищи, бабка, веретено; дед - валенки ищи, сидеть вам на печи. Осерчала девушка - все подружки замужем, а она - первая красавица, одна. Батька ищет принца, но где этот принц, коли в стране всех принцев извели. На дворе стужа, снегу навалило - не проехать, не пройти. Скотина накормлена, корова выдоена, осталось дело батьке с мамкой отдыхать, к деду братья на выучку, бабушке внучка-сестрёнка, а девушке к подружкам гадать. Хорошо: ночь на дворе, небо усыпано звёздами, луна светит светло, как днём -  деревня спит. Вышла девушка на крыльцо и думает, с чего начать. У мамки помело скрасть, у бабки веретено, или дедушкины валенки на крышу хлева закинуть, пускай поищут. Батька у ворот оставил сани, вот с них и начну, решила девушка. Вот уже прогон кончился, древний курган перед ней. Но сдюжила девушка сани на горе, но как же только батя её без саней, деревенские его ославят. Так дело не пойдёт, сколько саней в деревне? Сколько дворов - столько и саней. Потрудилась девушка, все дворы обошла, но на последних санях оскользнулась, так белым личиком в снег тронулась. А когда, встав, отряхнулась, зубки, что ярче жемчуга речного, лежали на снегу, да окровавленный обруч торчал из снега. «Какой нелюдь это сделал, для кого этот лаз в горе, кому я теперь нужна без зубов». В голос рыдала девушка, но некому её успокоить, одна она на горе. Слёз боле нет, как и зубов, сани на горе, надо идти домой. Дома тепло и сытно, девушка вошла в дом и, не снимая шубки, уселась на лавку, скоро утро. Только стало светать, кто-то стучал в ворота, да так, как будто сваты пришли. От такого шума все, кто в доме был, выбежали во двор. Ворота не выдержали такого напора «сватов», распахнулись. «Сваты» вошли во двор, за «сватами» стоял «жених», с ним дружки. Были они одеты в кожу, оружие, был у каждого наган. «Жених» обратился к «сватам»: «Берите всё, что можете взять». Батька с братьями, как были в исподнем, стояли босиком в снегу. Хмуро было ему, делать нечего, сила солому ломит. Деревенские работали на него, а теперь их воля - жить ему и его сынам, кому достанется его дочь? Жёнку с малыми детьми не тронут, ведь не звери, каждый на теле крест носит. Вон крёстный дочки, лептюх, кроме как на скрипке играть на свадьбах да на похоронах не чего не делает, в деревне поговаривают, вроде как с нечистым водится. «Хорош кум», - думал батька, наблюдая, как его брат во Христе его добром распоряжается. «Жених» сватам назначил начальника лептюха, и строго настрого велел деревенским его слушаться, а чтобы все сваты поняли, что с лептюхом шутки будут плохи, вручил ему наган. Батьку с сынами велел своим дружкам отвесть подальше, туда, где есть овраг. Подойдя к девушке, жених спросил её: «Восемнадцать лет исполнилось»? Получив ответ, приказал дружкам подогнать телегу и велел овесть её в город Холм. Там есть, острог, пущай там живет. Прошёл год, начальник острога отпустил девушку, сказав ей на прощание: «Нечего тебе здеся делать, ведь вся вина твоя в том, что ты невеста для принца». Девушка вышла за врата острога. Куда идти? Где мамка? Где малые братья? Где сестра? Тут отварились врата, оттель из острога вышел начальник, подойдя к девушке, спросил её: «Некуда идти»? «Да», - ответила девушка. Начальник сказал ей: «Я про родню твою всё знаю, твоя мать с детям в Питере. Жива, здорова, и братья и сестра, тоже здравы, а про батьку со старшими братьями не спрашивай, сама видела, куды их везли». Сказав это, закрыл за собой воротину. Быть ему в остроге до морковной заговены, хоть и не осужденный. Такова его доля: кому сума, а кому острог, а в остроге на каждой воротине замок. Вот девушка в Питере, постояла на перроне, послушала городской воздух, и пошла куда глаза глядят. А её глазки дорожку ей казали, где её кровь была. Мать родная встретила, обогрела, накормила, спать уложила. Девушке хорошо: сродники рядом, парни в круг её ходят гусаками, но принца среди парней нет. Как-то девушка вышла на крыльцо, у её жилья улица пуста. Парней нет, некого острым словом задеть. Тут, как из-под земли, появился парень. Одет он так, как-будто он не в городе, а у себя в деревне. Порты в полосу заправлены в сапоги, рубаха из ситца вся в цветах навыпуск, подпоясана тканым поясом. На голове у парня картуз, из под картуза торчала копна темно-русых волос. Глаза у парня зеленеющие как вода в болоте, затянет с головой, на плече у него доска. Парень положил доску под ноги, переступил через неё и оказался в аккурат перед девушкой. Не дав опомнится девушке, резко рывком перегнул её через бочку, которая была рядом с девушкой, а перегнув, поцеловал её в алы губы. У девушки от этого перехватило дыхание. Парень отпустил девушку, поднял доску, положил себе на плечо, и был таков. Девушка не понимала, что с нею произошло, смотря в спину уходящего парня, в сердцах крикнула ему в след; «Принц, а шея-то у тебя, как у быка хвост»! Парень ушел, а девушка осталась, бабушка ей в младенчестве сказывала: «Внученька не становись у бочки, беды не оберёшься.» Глубоко вздохнешь, долго не проживёшь, с этой мыслей девушка вошла в дом. Мать отдыхает, братья и сестра в игрище, им ещё не до дум, кого подмять, кому подмигнуть. Утро - оно вечера мудренее. Всё, что вечером было, к утру девушка забыла. Рано поутру кто- то стучал в дверь. Матушка, оставив свои дела, отворила дверь, за порогом стоял мужчина, на нём была форма черного цвета, на голове фуражка с белым галуном в руке, букет полевых цветов, какие растут за околицей. Матушка, впустив гостя, отошла в сторонку, гость не встал у порога, видно не проситель встал под матицу - знать купец. Девушка встала из-за стола, оставив завтрак, сестра и братья загородили девушку, чай не чужая сестра. Купец, сняв с головы фуражку, крестясь на икону, сказав «здравствуйте», без приглашения подошёл к столу. Подойдя к столу, осмотрел убогое жилище, сел на лавку. Вспомнил купец отцовский дом, на долгий пир сродники собирались со всей округи, всем места хватало. А теперь его жилище такое же, как это. Девушка подошла к гостю, а подойдя, признала в нём парня-озорника, который давеча так ловко над нею шутил. Гость встал с лавки и протянул ей цветы.  Девушка приняла дар. Приняв дар, встала рядом с парнем. Матери радость, груз с плеч долой. Сняв с божницы Георгия, единственную икону, которую она сумела увезть с собой, пряча её на теле под одёжкой из мешковины, так как деревенские оставили её на снегу и её детушек в одних исподних. Подойдя к молодым сказала: «Цалуйте». Гость, уже жених, встав на одно колено, прикоснулся губами к иконе. Дочь, встав на колени, целовала икону, как будто целует жениха, мать остановила её словами: «Будет тебе, вставай. Совет вам, да любовь». Для девушки началась семейная жизнь, у её мужа така же доля что и у неё. Нет у него родного батюшки, лихая година разрушила его дом, лишила его пристанища. Родна матушка, осталась одна, братья и сестры сбёгли от беды, куды глаза глядят. Характер - наследство от древнего рода - все, что досталось её мужу. Тяжёл характер у мужа, но и она не слаба - батька её из варягов. Что ни день, то у молодожёнов брань, только ночь и мирила. Но сколько не бранись, а тешется надо, вот она и обабилась, дочку родила. А бабе дорога от печи до порога. Время шло своим чередом: муж служит. Жена мужа дочку пестует, снова на сносях. Чует её сердце материнское, она мальца носит под сердцем, быть ей молодицей. Куда иголочка туда и ниточка, где муж служит там жене быть. Только жена обустроится: двое у неё на руках, муж постоянно на службе. Граница рядом, за границей страна Китай. Китаец - народ особый, надо быть постоянно на чеку. Мужу приказ вертаться, финн очень близко у города Питера обосновался, не равен час война, врага не остановишь. Надо финну предложить отойти подале, а то размахнётся русак, заденет финна по скуле, финн зубы потеряет. Но финн не пугливый, упёрся; «Ни куды со своей земли не уйду и точка». Пришлось русаку поднатужится, и финн отступил, но себе сказал: «Вернусь, умоешься, сосед, кровушкой, коли женка твоя с детьми на пути или старый, всем несдобровать». Поселил муж свою жену в пасторском доме. Вкруг дома дремучий бор, ступени схода плескались в озере, яхта у пирса, спортивный катер. Чего ещё жене победителя надо, а нет, не надо ей это, не её это. Ей надо покой, и чтобы вкруг её люди были, а не сосны, да холодное озеро. Стала девушка мужа просить: «Перевези в город, страшно, за детей боязно». В городе Выборг места где жить нет. Стал муж искать. На окраине нашёл муж дом - не беда что пострадал дом от обстрела, глаза боятся, руки делают. Дом восстановлен, живи жена, рядом люди, ничего не бойся. Жене радостно, опять мужу будет радость: под сердцем мальца носит. Опять девушка омолодилась, сына мужу принесла. Только девушка обустроилась, заходила ходуном земля, обстрел, финн своё берёт, не чужое, верша суд, не щадя старого и малого, вперёд идет. Девушка, собрав пожитки в узелок, все, что надо для детей, переступила порог. За порогом стоял финн, в руках у него было оружие. «Все, конец, - пронеслось у девушки в голове, - вот она смерть». Финн видя, как девушка с тремя детьми при виде его смутилась, обратился к ней со словами: «Матка, не бойся, я тебя не трону. Я каждую ночь дежурю у крыльца, берегу тебя». Что девушке до объяснений финна, рада, что он не убил её тут, на приступе у крыльца. Жива она и детки её, теперь у неё трое. Финн подогнал телегу, помог девушке погрузить пожитки, сам сел на облучок, взял в руки визжи и погнал кобылу плетью к станции, где собирались беженцы, которые чудом спаслись от финского ножа. Когда девушка очнулась, увидела себя среди рыдающих баб с детьми без мужей, брошенных на судьбу. Она обрела себя, когда поняла, что финн ей помогает. Финн пожитки закинул в вагон, детей передал беженцам, находившимся в вагоне. Сам, запрыгнув в вагон, подал ей руку и рывком втащил в вагон. Девушка, оказавшись в вагоне, поняла, что спасена, и дети её с нею, и пожитки целы. Финн спрыгнул с вагона, схватив свой автомат, и побежал воевать, девушка крикнула ему в след: «Пошто не убил»? Финн остановился, повернулся к ней лицом и крикнул ей в ответ: «Матка обереги меня, как я тебя оберёг! Прощай, не поминай лихом!» Поезд тронулся, увозя девушку всё дальше и дальше от мужа. Встретятся ли они? Выживет ли сама она и её детки? Ей было не ведомо. Вот девушка в Питере, на пороге убогого жилища встречала её мать, молча, не задавая вопросов, она уступила её дорогу. А ведь было когда - то совсем не так; всего неделя прошла совместной жизни с парнем, который так ловко перегнул её через бочку. Он камень, она коса, ему надо, чтобы всегда было брито, а для неё только стрижено. С вечера до утра бились, к утру сыграли вничью, утром девушка, кинув своё приданое, в узел, хлопнув дверкой, отправилась к матери. Мать, стоя на приступе, загородила собой дверь, идти боле некуда, надо возвращаться. Муж, стоя на приступе не скрывая улыбки, распахнул ей дверь, впустив в жилище, сказал брито, она в оборот стрижено, и так каждый день брито, и каждый день стрижено. Теперь она соломенная вдова, где теперь её парень? Вернётся ли он с войны? Или не вернётся? Не ведомо. Девушка захлопнула за собою дверь, а война накинула замок на ворота города, не пройти, не проехать. В Питере кончился продуктовый припас, жители города клали зубы на полку за ненадобностью. Немногие имели волю встать и идти, идти, чтобы найти. Девушка сидела за столом, одного ребенка она уже потеряла, её голова подпиралась ладонями её рук, уж больно она тяжела. Дочь рядом смотрит на неё, сыночек, от голода воет как волчонок. Она, встав из-за стола, стряхнула тяжесть с плеч. Голова была легка. Оставив детей, переступив порог, вошла в ночь. Вот она на товарной станции, к вагонам не подойти, стреляют без предупреждения, но и отойти не в силах. Девушка стояла в снегу ещё в силе, а сдвинутся не может, как будто кто-то её держит за валенки. Не такая тяга её борола, неужели с этой силой ей не совладать. Откуда пришла сила, воля её ни когда не покидала. Стала девушка разгребать снег, под снегом появились опилки. Разгребла опилки, появилась донце. «Бочка», - пронеслось в голове у девушки. Тронула она кулачком донце, провалилось донце. Пахнуло из бочки теплом, зачерпнула девушка содержимое ладошкой из бочки, взяла это содержимое на язык, оказалась бычья кровь. И каждый раз, как только темнело, девушка выходила искать. Её не страшил комендантский, её страшил голод. Дочь кроме шоколада не ела ничего, а сын ел всё только не горячее. Что девушка не сварит, он рядом, неси увар во двор, ставь в снег. Только остынет, корми сына скорей. Вот она опять в ночи, враг сорит бомбами, мужик в кожаной одежке, не прячась, посылает весточки врагу. Она, увидев его, признала в нём «жениха», который её в острог определил, батьку с братцами в овраг сволок, мамку с малолетними братьями и сестрой ещё подростком по миру с сумой отправил. Откуда в этой девушке сила взялась, измученная тяглом желания самой выжить и остатки сохранить, одного сына уже утратила, она вдарила сигнальщика в спину двумя рукам, и мужик от неожиданности пал ниц. Навалилась на него девушка всем телом, не давая ему встать. Скинет, убьёт. Как справится с сытым сильным мужиком? Но ночь не всегда потёмки, когда идёт бой светло как днём. Девушке на подмогу спешил солдат, не жалея своего кулака, торнул он помоганца кулаком в хребтину, мужик в кожанке как-то обмяк и не шевелился. Девушка поднялась, отряхнувшись, спросила солдата: «Убил»? «Не-а», - ответил солдат и улыбнулся. Перед девушкой стоял Русский воин, чем–то родным веяло от этого парня, девушка его спросила: «Малец, ты не из Псковских»? «Да», - ответил солдат: «Я скобарь». Сказав, поправляя на своей рыжей голове шапку-ушанку, дело было зимой. «Кровь», подумала по себя девушка. Так называли себя люди, родившиеся от скобаря. Солдат взвалил на себя обмякшее тело сигнальщика и понёс его в комендатуру, девушка шла следом. В комендатуре сигнальщика привели в чувство, комендант, старый воин из бывших, сделав распоряжения по задержанному, приказал дежурному офицеру принести штуку сукна, конфискованную у спекулянта и отдать девушке. «Это поможет ей выжить», - сказал он офицеру. Штука сукна это хлебные карточки, хлебные карточки это шоколад значит, дочка выживет. Войне пришёл конец, девушка встретила мужа, тот не судил её за потерю сына. Не прошло и года, как недостача восполнена, сына родила она, пришлось завесть козу, чтобы кормить поскрёбыша. Козу назвали Дашкою, соседи звали ребенка Дашки козы сын.