Рисуем дождь

(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания".)

От него веяло прохладой. Искусно устроенный дом имел четырёхугольную форму с неправильными сторонами. На юг выходило одно окно, на запад два, а на восток все десять – так устроены окна в доме. Север представлял собой глухую стену без окон. Дверь находилась на южной стороне, балконов и пристроек не было.
  - Кто построил этот дом? - спрашивали жители.
Архитектор жил неподалёку, но на виду не был.
Жители недоумевали: «Кто такой?» Ответ был незамедлительным:
  - Хозяин этого дома – закоренелый погорелец. Дома, в которые он вселялся – горели. Его перестали приглашать «погостить на недельку», и родственники отчуждались от него. Собрав небольшие сбережения, не проинформировав семью о своём намерении – стал строить новый дом. Чертёж ему предоставил человек по имени Искандер: его звали по-другому, но представился он так.
  - Что ж, чертёж хорош, необычное строение – мне подходит.
Заплатил деньги и через год дом стоял, готовый к заселению.
  - Прекрасно!
Такое восхищение высказал его владелец.
Дом внутри представлялся немного тесноватым из-за неправильных, непривычных углов, а в остальном – ничего особенного, до первой ночи. Увиденный сон насторожил хозяина: в доме творилось что-то неладное, всё было наперекор здравому смыслу. Даже плита, на которой красовался символ семьи, искажалась, если на неё смотрели пристально. Всё в доме стало напоминать прошлое, искажаясь от присутствия людей. Но первый сон всё объяснял.
В доме, где спал хозяин, находилось четыре спальных места – на случай приезда гостей. Во сне места были заняты людьми, неизвестными хозяину. Они переговаривались, перестукивались, перешёптывались между собой через стены – создавался гвалт. Скоро всё стихло. Один голос произнёс:
  - Ты ещё здесь? – вопрос был адресован хозяину дома.
  - Здесь.
  - Уходи.
  - Не могу, я здесь останусь жить.
  - Нескоро уйдёшь, - в голосе слышна была угроза.
  - Останусь.
Голоса снова стали переговариваться между собой, но без стука. Речи были непонятные: или язык другой, или сознание не воспринимало смысл. Голос ещё раз громче произнёс:
  - Уходи!
  - Не могу, я останусь здесь, это мой дом.
Тишина, и сон закончился.
Что здесь творилось? Как объяснить? Неужели предложенная Искандером архитектура могла наложить отпечаток на события?
День ушёл на заботы: новый дом нуждался в доработке, и сон забылся на время. Ночь не принесла спокойствия – сон продолжился:
Двери были распахнуты настежь, качались, будто от ветра, но не скрипели: «Новые», - подумал хозяин.
  - Эти двери не новые, посмотри сам.
Хозяин привстал на кровати и увидел тёмную полосу на двери. «Это от пламени, - подумал хозяин, - я помню её: пожар занялся в соседней комнате. Я тогда успел убежать, но сгорел мой сотрудник. Я не спас его тогда. Потушили нескоро, дом выгорел почти полностью. Причину устанавливать не стали: «Поджога не было», - сказали и всё.
Следующая дверь подсказала другую историю пожара: с огнём боролись трое – все получили ожоги, один впоследствии скончался. Он же не получил ни травм, ни ожогов: полез в колодец и провалился. Как случилось – сам не мог объяснить. Промёрз, по горло в воде, но выжил – не умер.
Вот опять – дверь. Эта напомнила о страшном пожаре, в котором погибли дети – его дети. Он не вспоминал об этом дне: не мог, не хотел возвращаться в утро гибели его мальчиков. Жена сошла сума от горя – умерла спустя неделю после гибели детей. Плакала, причитала всё: «Мои, мои…» Слёзы душили хозяина, так дорога была ему молодая жена. Не женился больше. Один сын остался: у сестры ночевал, и утром не успели отправить к отцу с матерью. А тут пожар, и опять спасся: балкой придавило, щиколотку сломал – хром до сих пор. Из-за сломанной ноги не смог детей из огня вытащить.
Двери одна за другой рассказывали истории трагедий. Одна осталась – её хозяин вспомнить не мог: «Не моя?»
  - Не знаешь ещё, - был ответ.
Сон закончился. Подушка была мокра от слёз.
День за днём проходили, сны не мучили больше.
Однажды, поздно вечером, готовясь ко сну, услышал стук в окно.
  - Кто?
  - Пусти. Я замёрз.
  - Входи.
Хозяин быстро оделся, спустился в прихожую и отпер дверь. За ней виделся силуэт: человек, укутанный с головой в накидку.
  - Проходи, коли замёрз. Чаю?
  - Могу помогать по хозяйству, - был ответ.
  - Работники мне не нужны, - почти с раздражением ответил хозяин дома.
  - Раз так, уйду.
  - Греться не хочешь больше?
  - Не могу остаться, ищу работу, пойду.
  - Оставайся. Куда в темень? Кто впустит?
  - Ты впустил.
  - Я? Я одинок, - как будто оправдываясь, заключил хозяин.
  - Ну, так пойду.
Уговоры закончились, хозяин закрыл дверь и лёг в постель. Послышался шелест: кто-то трогал бумаги на столе.
  - Кто тут?
  - Я.
  - Ты?
Дверь скрипнула, кто-то протиснулся в неё. «Я не сплю. Кому быть ещё? Дверь заперта. Нет, забыл, наверное». Вскочил, оделся, в прихожей встретил человека – того самого.
  - Опять ты?
  - Я остаться захотел, а у вас дверь осталась открытой.
  - Не мог я оставить незапертой дверь, но входи. Что встал? Бумаги листал что? Не обворовывать пришёл?
  - Нет, - гость оскорблено зашмыгал носом.
  - Ладно, принесу поесть. Голоден?
  - Нет, не ем… ночью, - голос задрожал, будто заплакать захотел.
  - Не ешь, если не хочешь. Вот постель, ложись, утром поговорим.
  - Утром уйду, - собираясь продолжать разговор, сказал незнакомец.
  - Хочешь говорить, - догадался хозяин, - говори.
  - Так вот, знакомая вам дама просила сказать: «Не горюй так».
  - Больше ничего? – осердясь выкрикнул хозяин.
Его историю все знали и жену молодую помнили, потерю детей.
  - Она сказала, - невозмутимо продолжал гость, - признаваться в бедах надо не тебе, а твоему братцу: ему всё досталось бы, - тут он умолк.
  - Брата нет давно, умер.
Тут он вспомнил череду событий. Смерть брата послужила причиной пожара: к похоронам стали собираться люди, остановились в гостинице – им повезло. В доме остались только они с коллегой,
  - Ты кто? – настороженно спросил хозяин. – На работу приму, если хочешь. Кто ты? – без страха и угрозы повторил он свой вопрос.
  - Я оттуда, - взмах руки мог означать только одно.
  - По ночам ходишь? Только у меня работы ночной нет.
  - Знаю. А помогать буду.
  - Как знаешь. Чем плату берёшь?
  - Скажу, узнаешь.

II часть

Днём светило солнце. Работник не показывался. «Не удивительно, - думал хозяин, - ночной гость незамеченным быть хотел».
Стук в дверь. Просунулась голова ночного гостя.
  - А, ты? Входи, раз пришёл. Думал, ночью придёшь.
  - Могу и утром, и день, по мне так, хорош, - усмехнулся гость.
  - Ну, ну. Делать-то что можешь?
  - Могу починить плиту (плоский камень с памятной записью), вон исказилась.
  - Эту не чинят, сама искажает.
  - Смотри, - гость нахмурясь взял плиту в руку, - теперь ровно смотрит.
Плита действительно легла ровно.
  - И этот, - он указал на стул, - норовит криво стать, а теперь, - гость придвинул стул к себе, сел, - не будет больше. И шёпот исчез, ты его слышал.
Недоумение не прошло, но хозяин начинал догадываться – гость непростой.
  - Мой дом криво построен, я захотел. Как исправить?
  - Не дом кривит все вещи, а суть. Это ты потом узнаешь. Сейчас иглу дай, вот эту, - он показал на стол, игла торчала из толстой папки.
Сшивались четыре листа, и работа была близка к завершению. Хозяин взял, вытащил нить и подал гостю.
  - Теперь смотри: всё здесь лежащее принадлежит столу – он главный. Лежит сумка – стол знает. Лежит лист – его лист. Кроме иглы, вот этой, она хозяйка другому, - и указал на угол.
Чемодан в углу ничем не выделялся, не кривился как все предметы.
  - Положу туда, там место игле, - открыв чемодан, он вложил иглу в игольницу, она находилась там. Дужка уже торчала снаружи, игла будто нашла свой дом. Чемодан был приоткрыт. – Нет. Здесь нет мотка ниток, мы вернём его на место.
  - Это игла попросила, - заметил, до этого момента серьёзный, хозяин.
  - Я вижу все места и хозяев, - перейдя в другое помещение, он уставился на дверь, - вижу, кривит дверь – плача много на ней, скорбь. Перейдём в другую дверь, плотней прикрою, отсюда скорби идут. Не твой дом, правда? Гонят? Уходи, говорят? Знак здесь. Не уйдут. Я охранять буду от них, усмирю.
Продолжился обход: помещение за помещением – до кладовой добрались. Здесь хозяин не выдержал.
  - Посмотри на меня, вот я. Чего ждёшь от меня? Я иссох от боли, от людей отвернулся, боюсь за других больше, чем за себя. Ты ищешь меня? Бери. Жизнью дорожить перестал, как умерла жена.
  - Знаю жену твою, она здесь, но видно её не будет, пока не сможешь увести стон – он отовсюду. Слышишь? Нет?
  - Во сне слышу: стук, голоса.
  - Не стон ты слышал, а стон здесь, - он прислонил ухо к груди хозяина, - он слышен мне – плач, стон. Избавь себя, иди, не бойся, всё там будет, - он усмехнулся. – Не можешь? Думаешь, там успокоиться можешь? Плач не утихнет: жену увидишь, детей взрослых. Почему? Есть притча.
Усоп один монах. Старый был, седой весь, боялся только огня: свет не жёг, огня не разводил, как вечер – в темноте сидит, молитву читает. Так приходит монах к Богу:
  - Отче, - говорит, - отслужил молитвой весь свой век, прими.
  - Не приму, - говорит Господь, - не всё мне отдал, что должен, иди – задуй свой страх.
Вернулся монах. Видит, сидят, молитву читают по усопшему товарищи его. А не видят, что очнулся – не замечают.
  - Братия! – воскликнул монах, - вернулся, не все долги отдал, говорит, не примут.
Братья в ужасе повскакивали и бежать: не видели, чтоб усопший говорил. А он встал, с молитвой умылся, спрашивает:
  - Огоньку бы!
Те, толкаясь, вылезли наружу, одного в келье оставили, дверь припёрли лавкой. «Бес в него вселился, - думают, - сроду огня не брал, издевается над нами».
  - Нет, братия, не бесов я, свой, а огня бояться запретили там – вот вернулся. Примут ли, коль огонь возьму?
Братья поверили, огня принесли – свечу поставили, окропили водой с молитвою.
  - Теперь рассказывай, что видел.
Рассказал старец встречу с Богом, те молиться стали.
  - Верно ли говоришь? – спрашивает молодой. – Пошёл монахом от отца: женить хотел, я ни в какую. Теперь жениться надо? Как скажешь?
  - Побеждай страх здесь. Упокой там будет, - он дотронулся до свечи, пламя колыхнулось, - жжётся, - засмеялся.
Со свечёй читал, монахов наставлял, к утру слёг и не встал.
  - Принял его Бог, - так братия решили.
Молодой монах ушёл в мир, женился. Жена нарожала детей, отец, старым уже, почил в радости. Вот и вся притча.
Гость приосанился, будто Дух вселился:
  - Я скажу – твой сон от пламени: пожар, стон, плач – всё о нём. Ты не дремлешь – он рядом, он всегда с тобой. Свечи не зажигаешь – боишься, есть укор – займётся пожар, а помочь не сможешь. Будут плакать родные, исторгнется дух из близкого тебе человека, и страх покорит, и боли станет больше.
  - Вражда есть? Дух, что омрачает жизнь – он существует?
  - Нет. Страх. Болезнь – страх, боль – страх, причуды родных и те страхи.
  - Мои родные сказали: «От тебя огонь, с тобой в нашем доме – беда. Ты убил своих детей, и жена погибла – ты виной». Я укрылся, не стал докучать – меня бояться стали, но я боялся больше. Искандер, о нём ходили разные слухи, но я знал – поможет. Он сломал привычное: сказал, что стены помогут, окна, двери – в помощь. Я поверил. Проект дома стал для меня спасением – всё в нём похоже на меня. Стены, двери, даже выход из дома к колодцу – всё мои боли, плач. Я умираю каждый день. Всё – последнее, всё – мой плач, мои страхи.
  - Ты дружен с ними?
  - Нет. Язык не знаю, не понимаю, о чём говорят между собой.
  - Ты прав, себе оставляют страх – он мучает, скорбь от него.
Вечер прошёл спокойно.
Мы не разговаривали почти. Мой гость приготовил ужин. Ел – я не видел, не кривился, был прям, строг, послушен.
Утро было обычным, кроме шума в ушах: будто кто-то настраивал радиоприёмник. Потом всё стихло. Какой-то голос внутри меня сказал: «Гость твой уходит». Я прислушался ещё, но голоса не было. Я умылся, поел, гость так и не появлялся. Вдруг исчезла какая-то стена, будто исчезла невидимая граница, но мне ничего не было видно: я знал – границы нет.
Мой гость вошёл, будто и не уходил; сидел, откинувшись на стуле рядом со столом. Мой вид его не смутил, я был в предвкушении прозрения, но он ответил мне словами моих вопросов.
  - Всё ли так? Всё. Я не плен миру? Не плен. Я умер? Нет. Искушения Вора? Где он? Ты не искушён. Плач ушёл, день стал днём, утро – утром, благоухает закат, и осень ещё не встретил себе. Ухожу. Прощай.
«Нет, не спал, я думал о ней, всё о ней. Теперь пора проснуться».
Накрапывал дождь. В окно постучали. Я вышел, во дворе стояли дрожки. Дама в синем сошла, удерживаясь за протянутую руку слуги. Вот она. Нет. Мой страх имел продолжение.
  - Я проездом. Дожди ещё не прошли, мне надо спешить. Вы понимаете меня?
Я услышал её слова, но губы не открывались: она молчала, а слова уже были в моей голове.
  - Нет, сударыня, дожди идут по понедельникам.
  - Твой понедельник скоро?
  - Он наступает, сударыня.
Сон или явь? Такие тяжёлые сны! Я устал, болен, только одно должен знать – мой страх неискореним.
Тяжёлые капли дождя ударили по стеклу. Дождь, перестал бы. Огонь стих, умиротворён. Сын едет. Единственный. Не бросил отца. Мой сын. Я избавлен, замучен и болен. Он – поймёт ли?