Сказки фея Ерофея 14

Глава 14. Тапки и ветер

Это был всего один маленький шаг для подростка, и наверняка не гигантский скачок для всего человечества. Потому что Антон, как только оказался за дверью, тут же рухнул на диван. Свой, родной, домашний диван. Тот, что в гостиной. Упал, даже не успев снять тапочки – те сами соскользнули с ног на пол с тихим шлепком. Автоматическим движением рука сама натянула плед до самого подбородка. Стало тепло и уютно. Уютно и тепло…
Антон провалился в сон, как в нору Белого Кролика. И падал, падал, падал: через ночь, звезды и разговор с собакой; через холл с десятью дверями и улыбающейся кошкой; через кромешную тьму, желтый огонек керосинки и зловещий писк загадочного врага; через мерцающий монитор и пройденную (или не пройденную?) игру «The Doors»; через слепящие стробоскопы, славу школьной сцены и объятья Катерины (и не только); через философские беседы с загадочным зверьком с говорящим именем Позднолег о Спинозе и Ницше; через все выпитое, прочитанное и прожитое.
Антон падал в сон, которого ждал с 17 октября, со дня святого Ерофея, с того времени, когда ему было пятнадцать, когда говорящие маламуты и улыбающиеся кошки казались чем-то более-менее естественным. Повзрослел ли он за это время? Стал ли он другим, изменился ли? А если изменился, то в чем именно?
Через сказку и быль, через горные вершины и бездонные пропасти, через звезду на небе, через мечту на земле – летел Антон долгие часы сна и с оглушительным шлепком домашних мягких тапочек об пол, с треском накопившейся усталости и с фейерверком накопленных впечатлений рухнул Антон на мягкий диван и под теплый плед, вломился прямо в шестую дверь. И дверь эта оказалась дверью в сон.
Нет-нет, пусть не расстраивается мой верный спутник, который – уверен! – внимательно следит за всеми перипетиями, что проживает наш герой! Пусть даже и не думает мой верный читатель, что автор вот так, запросто, по-кэрролловски, по-гофмановски или по-метерлинковски, разрешит все парадоксы двоемирия. Усыпит, а затем разбудит Алису, бежавшую за Белым Кроликом; усыпит, а затем разбудит Мари, сражавшуюся с Мышиным королем; усыпит, а затем разбудит Тильтиль и Митиль, путешествовавших в погоне за Синей птицей…
Неужели Вы, мой верный спутник-читатель, подумали, что автор усыпит-таки, а потом разбудит Антона и напоследок объявит все, происходившее с ним, банальным сном? О! не разочаровывайте меня! И я постараюсь не разочаровать Вас. Мы же друзья, а друзья так друг с другом не поступают.
Во-первых, первых, я дорожу Вашим драгоценным вниманием к сему скромному повествованию и к моей скромной персоне, мой многоуважаемый друг-читатель.
Во-вторых, этот самый пресловутый «напоследок» еще не наступил. И наступит, уверяю Вас, не скоро: вспомните заклинание фея Ерофея перед крыльцом дома на Кисельной восемь.
В-третьих, неужели Вы до сей поры не научились различать в домашних питомцах не только кошек и собак, но и могучих, верных, надежных genius loci, духов-покровителей Ваших жилищ, бань, садов, огородов и всех других мест, согретых Вашим теплом.
И, наконец, в-четвертых… Давайте дадим парню отдохнуть. Просто отдохнуть. Кто ж знал, что за шестой дверью выпадет ему именно такой счастливый случай. Обещаю Вам (а когда ж я Вам врал?), что теперь до конца повествования Антону не заснуть, сколько бы еще глав-лет-километров ему не пришлось прошагать в нашей Сказке. Прошагать рука об руку с Вами, мой верный друг.
Хотя не все так просто… И даже за этой, шестой по счету дверью, нужно не забывать, что некто, жестокий и беспощадный, крадется за нашим героем по пятам, и только и ждет, когда наш доблестный рыцарь приляжет отдохнуть. Не важно, под раскидистым дубом, не снимая стальных доспехов, или на мягком диване, под плюшевым пледом, скинув домашние тапочки.
А посему, мой милый сердцу спутник-читатель, оставим на время нашу беседу и вернемся к нашему герою. Вдруг ему нужна наша помощь? Ведь он просто спит, а во сне каждый из нас беззащитен.
Но нет. Антон уже не спит, хотя и не встает со своего уютного дивана, не выбирается из-под своего любимого пледа. Разве что за новой книгой, за пультом для телевизора, за небольшим укулеле, чтобы наиграть свои любимые песни, да за некоторыми другими вещами, так необходимыми человеку, который уже больше недели проводит в бездельной неге. Ведь у него нет своего Захара, как у известного всему миру Обломова. Вернее, есть мама Нина, она принесет и чай, и бутерброды, но не доверишь же маме выбор книги или поиск нужного фильма на голубом экране. Можно, конечно же, доверить такой тонкий выбор папе, но попробуй крикни отцу: «Па, принеси мне книгу!»
Да, Антон намаялся за свою долгую жизнь. Пусть ему нет еще и семнадцати, но сколько всего перевидел-перепонял-перечувствовал он за эти насыщенные годы!
Однако эти зимние каникулы последние в его школьной жизни. Меньше чем через полгода уже выпускной, а профессия еще не выбрана, институт для поступления еще не определен, да и куда поступать, если нет желаний, нет воли, нет цели?
Куда подевался былой задор? Остыла тяга к славе, по-прежнему многочисленные звонки девушек не радовали и даже компьютер со всеми его соблазнами целую неделю стоял выключенным. А ведь охотник все ближе, его шипение и писк все громче, грань между всепоглощающей темнотой и Антоновым диваном все тоньше. Хоть бы Позднолег толкнул в бок.
Спас отец.
- Антон, хватит валяться. Иди, пес скоро узнавать тебя перестанет. Выйдешь погладить, а он тебя сожрет, - сказал как-то отец часа в три.
С отцом попробуй поспорь, и к четырем часам Антон уже вел на поводке радостного маламута в поля – проветриться. И где-то нам, меж двумя присыпанными снегом полями, Ерофей сказал:
- Хозяин, ты совсем с орбиты слетел?
Антон вздрогнул от неожиданности: он и забыл, что Ерофей бывает не только псом, но и феем. Былые события как-то подернулись вуалью сказочного флера. Поэтому, отринув аристократизм в речи, Антон только и сумел вымолвить:
- Чего?
- Сожрут тебя скоро, вот чего, - обрадовал доброй вестью фей Ерофей. – Не я, конечно. Для нас, маламутов, хозяин – это святое. Укусить могу, но так, любя и уважая. Но желающие, поверь, есть, и они уже близко. И даже не сожрут – так было бы гуманнее. Поглотят. Без остатка.
- И чем чревато для меня сие поглощение? – эффект неожиданности прошел, к Антону вернулся его весьма широкий (во всяком случае, для подростка его возраста) лексикон.
- Останешься за дверью номер шесть навсегда, - сообщил пес.
- Эта дверь называется «Сон»? – уточнил Антон, который уже начал разбираться в базовых законах мира Дверей.
- Эта дверь называется «Лень», - передразнил-исправил Ерофей. – И она закрывает перед тобой все другие двери. Тупик. Безысходность.
Антон поежился – то ли от январского ветра, то ли от мучительных мук выбора. Что плохого в лени? Может, ну ее, ту Венеру?
- Да что я с тобой разлаеваю тут? – если бы Ерофей мог, он бы махнул с досады лапой. – Лень так лень. Остаешься здесь? Прощай тогда.
И пес весело затрусил метить ближайший столбик, которыми в полях размечают будущие домовые участки. Участок, на котором был установлен разметочный столбик, был, собственно, не совсем будущим домовым. Часть участка уже занимала одноэтажная кирпичная постройка, без окон, без отделки. Постройка со временем обещала превратиться в скромный двухэтажный домик. Ерофей уже задрал лапу, утверждая свое право на некоторую долю в этом строении.
- Погоди! - опомнился Антон. – Дай хоть подумать!
Парень бросился вслед за псом и замер метрах в десяти у недостроя. В обнаженном кирпичном проеме будущей двери стоял Позднолег. С желтым керосиновым фонариком, который каким-то чудом не гас под порывами зимних воздушных потоков. Стояли и молчали. Ерофей, не обращая на немую сцену драгоценного собачьего внимания, выгонял куропаток из скупых сугробчиков.
- Идешь? – поежился Позднолег.
- Иду, - не задумываясь ответил Антон.
Юноша уже видел в пустом кирпичном проеме обычную межкомнатную дверь. Дверь номер семь.