Облако волос

 
                1.

       Это был обычный сентябрьский вечер. Осеннее солнце лениво ложилось спать  за невысокие дома. Маленькие и узкие дворики Арбата наполняла густеющая прохлада шумного московского вечера. Полупрозрачный вечерний воздух медленно окутывал кафе, пиццерии, театры, книжные и сувенирные лавки. Холодные тени домов Арбата выползали из проулков и лениво расползаясь по мостовой, наполняли улицу, соединялись, погружали прохожих в прохладу сентябрьского вечера. Опавшая листва, до этого мирно и неохотно, перекатывающаяся от одного кафе до другого, от магазинчика до ресторана, вдруг оживилась, и торопливо разбежалась по соседним переулкам и улочкам. Москвичи и гости столицы, сидевшие в многочисленных кафе и ресторанах, покидали насиженные и уютные места. Арбат, меланхолично нежащийся в последних лучах осеннего солнца, вдруг оживился, встрепенулся и суетливо побежал, ловя последние лучи заходящего солнца. Кто-то поспешил вернуться домой на окраину Москвы, а кто-то, наоборот, только что приехал к закату солнца, чтобы сполна насладиться неповторимой атмосферой красок вечернего Арбата.  Знаменитые фонари оживали плавно и ненавязчиво.  Их слабый свет ещё не мог соперничать с отблесками уходящего солнца. Но проходило несколько минут и Арбат погружался в их чарующий свет. Они пленяли его до самого утра, до первых лучей солнца, до первых прохожих. И чем дальше осень вступала в свои права, тем раньше они дарили свой неповторимый свет гуляющим прохожим и запоздавшим влюбленным. 

     Что привело Артура на Арбат в этот субботний вечер, он уже не помнил. Видимо решил вспомнить и провести время на улице детства, где часто бывал с родителями и друзьями. Ещё в детские годы, когда они жили в центре Москвы, он часто отдыхал здесь, помнил нескончаемую суету перестроечного Арбата - очереди в редкие кафе и в театральные кассы, уличных музыкантов, смешных клоунов и немногочисленных иностранцев. Когда стал постарше, он вместе со школьными друзьями часто сидел в открывшихся кафе, а потом…  Учёба в университете, работа.   Казалось, что эта улочка осталось где-то далеко в детстве и уже никогда невозможно будет вернуться на ту улицу, в то прошлое.

     Артур неторопливым шагом шёл по улице, вспоминая своё детство и замечая бесконечные изменения. Вот тут, давным-давно, в его детстве, были деревянные скамейки меж высоких бетонных клумб и он с родителями сидя на них, часто лакомился московским эскимо. Увы! Их давно уже нет. А вот здесь, где расположилось летнее кафе, стояла бочка кваса на больших колёсах, с толстой продавщицей в белом халате и набором квасных кружек. Папа покупал себе и ему большие кружки, а маме небольшую «детскую». Тогда маленькому Артуру льстило то, что он, как взрослый, пьёт из большой «взрослой» кружки.  Она была очень тяжёлой, но он с удивительным детским упрямством всегда просил «взрослую» кружку, держал её крепко-крепко обеими руками, боялся уронить и как самый настоящий взрослый мужчина выпивал всю кружку до дна… А вот тут, молчаливо-грустный клоун-мим, с белым лицом и нарисованной на щеке слезой, в белых перчатках и шляпе, подарил маленькому Артуру надувной перламутрово-красный шарик.  Артур проходил с ним весь день, по кафе, по магазинам и даже унёс его домой. Что стало с этим клоунским шариком потом, он уже не помнил, но жесты и мимика того клоуна врезались в его детскую память навсегда. А вот тут…

     Его воспоминания прервали гитарные аккорды и мелодия песни доносившаяся, откуда то неподалёку. Пока он пытался понять откуда доносится песня, её последние аккорды утонули в редких овациях.  Взглянув вдоль улицы, он заметил небольшое скопление прохожих и стоящую у основания фонаря гитару. Подойдя поближе, он увидел светловолосую девушку. Она только что закончила петь, и не спеша, налив из термоса заваренного чаю и, немного смутившись за паузу, небольшими глотками попивала из крышки термоса. Артуру сразу понравился взгляд этой девушки - чарующий и манящий, чуть детский, немного наивный и, в тоже время, немного грустный. Сделав несколько глотков чаю, девушка вновь взяла гитару, дотронулась до струн и запела очередную песню:

                «…Белым огоньком мерцают очи,
                Дрогнули ладони и слова,
                Люди неспроста избрали ночи,
                Ночи для любви и воровства...»

     Красивый голос незнакомки и слова песни приятно поразили нашего героя.  Ему показалось, что она сама написала музыку и текст песни – так задушевно она её пела!  Артуру вдруг представился сюжет песни. Пара влюблённых, взявшись за руки, летит по ночному звёздному небу. Перелетая от одного созвездия до другого, огибая луну, подлетает к большой ярко-красной звезде. Он даже взглянул на небо. Увидел облака, неприятно удивился отсутствию звёзд, и опять, устремив свой взгляд на девушку, погрузился в сюжет песни. Ему казалось, что мелодия и голос этой девушки, окутали его теплом, подхватили и унесли в какую-то музыкально-сказочно-звёздную страну, о существовании которой он до этого момента и не подозревал. Звон бросаемых монет в футляр от гитары, лежащий у её ног, вернул его в реальность.

    - Конечно, надо дать ей денег! – выйдя из сказочного оцепенения, и ещё не осознавая всего случившегося, подумал он и начал шарить по карманам, сгрёб всю мелочь и, выйдя из круга слушателей, бережно, без лишнего бахвальства, бросил ей несколько монет в футляр.

       - Спасибо! – сказала она.

     Тут же зазвучали аккорды следующего шлягера, и по Арбату медленно поплыла песня: «…Кто тебя выдумал, звёздная страна?»

     Артура опять «подхватил» её чарующий голос, он закрыл глаза, и опять умчался в музыкально-сказачно-звёздную страну. Эту песню он хорошо знал. Это была любимая песня его мамы. Он и не заметил, как сначала только губами, а потом и тихим голосом, начал подпевать незнакомке. Подпевая ей, ему опять представилась, как двое влюбленных, держась за руки, медленно-медленно, в такт песни, идут по Млечному пути, уходя всё дальше и дальше, превращаясь в две маленькие точки на фоне бескрайнего звёздного неба…

     Овации и звон бросаемых монет, опять вернули его на Арбат.  Он попытался нащупать мелочь в карманах, но ничего не найдя, достал из портмоне купюру. Как и все, хотел положить её в футляр, но девушка ловким движением  перехватила, уже почти опущенную купюру, быстро спрятала в карман куртки, сказала «Спасибо!» и послала ему воздушный поцелуй, сопроводив его ещё и очаровательной ослепительно-белозубой улыбкой.

     Это приятно поразило его. Отойдя чуть назад, он оказался в первом кругу её поклонников. Вслушиваясь в слова следующей песни, он только сейчас  смог внимательно рассмотреть незнакомку. Небольшого роста, в серой куртке, джинсах и высоких сапогах, она была мила и очаровательна. Причёска была проста и в тоже время аккуратна – прямая чёлка, волосы с боков прихваченные заколками и длинный  хвостик рыжеватых волос, спадающий на плечо. Тонкие кисти рук и худая шея, говорили о стройности её фигуры.

     Потом были «…Я напою коня...», «Спрячь за высоким забором девчонку…», «Ландфрен-Ландфра», «Я тебя буду очень ждать, долго-долго и верно-верно…», песня про сверчка и многие другие. Многие песни Артур слышал в первый раз, некоторые смутно припоминал, а некоторые подпевал ей.

       Сколько времени простоял Артур, сколько песен прослушал, и сколько купюр положил в футляр, он не помнил, из очередного и не проходящего оцепенения и восхищения от мелодий, песен и от самой девушки, его вывел хлопок защёлкивающегося футляра и слова:

      - Всего хорошего! Уже поздно – я буду завтра!

     Артур даже не поверил, что девушка обратилась лично к нему, но поймав её задорный и немного смешливый  взгляд,  осмотревшись по сторонам, понял, что стоит один -  благодарные, и не очень, слушатели уже разошлись. Он хотел ей что-то сказать и продолжить разговор, но она быстро повернувшись, исчезла среди одиноких прохожих, медленно бредущих в отблесках фонарей. Он попытался догнать девушку, даже сделал несколько быстрых шагов, но остановился и решил, что придёт завтра и вновь насладится её чарующим голосом и старыми песнями, которые в её исполнении, приобретают какой-то новый жизненный смысл и необычайно красивый музыкальный оттенок…

                2.

     В тот же вечер, ещё спускаясь по лестнице на станцию метро «Арбатская», Артур поймал себя на мысли, что, за неполные три часа, она стала ему очень знакомой. Казалось, что он уже был ранее с ней знаком,  или, по крайней мере, когда-то разговаривал с ней. Проезжая очередную станцию метро, и разглядывая двух симпатичных девушек, сидящих перед ним, он подумал том, что ранее где-то видел её. Ему так казалось.  Он постарался вспомнить, где и когда. Вспоминал всех и вся, родственников, знакомых, родственников родственников и знакомых знакомых. Коллег по работе и тех, кого мог где-либо встретить. Вспомнил девочек из своего двора, из класса и всей школы, однокурсниц из группы и всего института и даже маленьких девочек детского сада. Перебрал в памяти все случаи и все встречи с похожими девочками и девушками в детском лагере, у бабушке в деревне, на даче в Подмосковье, на отдыхе, в ресторанах, в клубах.  Придя домой, несмотря на поздний час, пересмотрел все свои старые детские и юношеские фотографии. Ничего не было, ни в памяти, ни в фотографиях, что хоть каким бы то образом напомнило о ней...    
   
      Уснул он поздно. Образ девушки постепенно смешивался со старыми фотографиями его детства, с нахлынувшими воспоминаниями прошлого и новыми эмоциями прошедшего дня. Засыпая, среди фотографий и альбомов, он услышал её пение, увидел звёзды, и силуэты двух влюбленных медленно бредущих куда-то на фоне ярко-белой луны…

      Проспал не долго – всего несколько часов. Вскочив с постели, как будто и не было сна, он опять начал думать о ней и вспоминать, где же он мог видеть эту очаровательную незнакомку. Как только позволил ранний час, перед работой, в восемь часов утра, он позвонил родителям, сестре и своим близким друзьям, разбудил и напугал своим ранним звонком многих из них, расспрашивал и переспрашивал, не было ли у них знакомой девушки с гитарой, да и не с гитарой тоже. Никто не мог ничего вспомнить. Придя на работу, он доставал всех сотрудников офиса бесконечными расспросами о музыкантах, о корпоративах и музыкантах на них, о том, был ли кто из его коллег на Арбате и не знает ли кто о девушке с гитарой. Но никто ничего не мог вспомнить, а на Арбате если и были недавно, то не обратили на неё никакого внимания…

     Рабочий день тянулся невыносимо долго. Ещё никогда Артур не ждал его окончания с таким желанием и нетерпением. Казалось, что этот день превратился в вечность – секунды становились минутами, минуты - часами. Образ незнакомки с гитарой не покидала Артура весь день. Её песни напевались сами собой. Её голос невозможно было забыть. Её интонации, за несколько часов мимолётного знакомства, стали такими привычными, жесты и движения родными и близкими. Ему навязчиво казалось, что он видел её раньше. Попытки вспомнить, где и когда, так и не увенчались успехом. Его неумолимо тянуло к ней, и эту тягу он объяснял тем, что когда-то раньше он уже видел эту девушку. И если он вспомнит где, или кто она, то этот таинственный магнетизм пропадёт сам собой.

     Как только рабочий день закончился,  Артур почти бегом выбежал из офиса и через несколько минут был уже на станции «Арбатская». Быстро поднявшись и выйдя из вестибюля станции, он направился на Арбат. Дойдя до середины улицы, ещё не видя самой девушки, он услышал её пение. Пройдя несколько шагов, он вновь увидел слушателей и, наконец, увидел её саму. Она была одета, так же как и вчера, казалось, что ничего не изменилось и это пение не прекращалось никогда. Артур протиснулся ближе к ней, чуть сбоку, чтобы она не сразу заметила его. Он решил на этот раз повнимательней присмотреться к ней, разглядеть её, спокойно послушать песни, насладится её красивым голосом и не думать ни о чём другом.

     Она заметила его не сразу, но только стоило ему протянуть купюру, она узнала его, мило улыбнулась и немного смутившись, продолжила петь. Пела она по памяти и без нот. Пела те песни, которые знала. Артур, налюбовавшись её красивыми глазами, губами с небольшой щербинкой, перевёл взгляд на её руки. Руки были худыми, на запястье был металлический браслет. На длинных пальцах, какие-то кольца. Дальше его взгляд скользнул на гитару. Она была не новая, чуть поцарапана, с потёртостями на грифе. Там же был привязан алый бантик.

     Телефонный звонок прервал его мысли. Зажав в руке телефон, что бы тот громко не звонил, Артур отошел на несколько метров поговорить. Поговорив, он решил издалека понаблюдать за ней, сделать несколько фотографий на телефон, хорошо рассмотреть не только её, но и её слушателей. Артур, и в этот раз и уже потом, заметил, что кроме случайных зевак, у неё есть свои поклонники. Иногда они просят исполнить песни, которые заказывали ей вчера или несколько дней назад. Такие музыкальные заказы, в перерывах между песнями, она старательно записывала в свой блокнот. Какие-то песни она потом исполняла, а про какие-то говорила, что не успела ещё выучить и подобрать аккорды. Иногда, прямо на ходу, по памяти, могла сыграть и исполнить куплет какого-нибудь лирического шлягера прошлых лет.  Артур тоже хотел заказать какую-нибудь песню, хит своей юности или любимую песню родителей, но решил не торопить события и просто наслаждаться её пением.

     Её поклонниками были мужчины всех возрастов, от мала до велика. Редко подходили и останавливались  женщины и девушки. Часто, как и всегда, бывали споры. Спорили из-за песен, из-за политики, из-за спорта, просто из вредности. В такие «горячие» моменты, когда страсти накалялись до предела, она переставала петь, отходила назад, доставала чай и ждала когда всё успокоится. И если спор уже начинал затухать, она брала гитару, касалась струн и вокруг неё вновь наступала тишина. Иногда, когда проходящий мимо профессиональный музыкант, не стесняясь, говорил ей, что она фальшивит в каждой ноте, то на него набрасывались всей толпой, махали руками и кричали одни и те же фразы: «Не нравится – не слушай!» или «Проваливай отсюда, музыкант!».  Часто, когда у случайных прохожих не было денег, ей дарили конфеты, фрукты, печенья. Несколько раз постоянные слушатели покупали ей огромные букеты цветов и даже делали предложения «руки и сердца». В такие моменты она сильно смущалась, краснела, по-детски закрывала лицо двумя ладонями, но потом вежливо отказывала.

     А в этот вечер, как и в предыдущий, наш герой, дождался последних аккордов песен и набравшись смелости, когда она уже собиралась уходить, спросил:

     - Как вас зовут?

     - Света! А Вас?

     - Очень приятно! А меня Артур!

     - Взаимно! Мне уже надо уходить, приходите завтра Артур… Если, конечно, вам за два вечера не надоело моё пение! – она щёлкнула замком футляра, кокетливо улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй и повернувшись к нему спиной вновь исчезла в толпе…   
   
     С этих двух сентябрьских вечеров у Артура началась новая жизнь. В серые суетные московские дни, которые были наполнены работой, вдруг яркой молнией с оглушительным громом врезалась милая и очаровательная девушка, разделив его жизнь до и после… Всё его существование, все его мысли были только о ней. Он окунулся в новый мир, в новую жизнь, где была только она и её песни. Там было по-домашнему тепло и удивительно уютно. Его жизнь, вдруг приобрела стройность и целостность. Он знал, что и зачем он делает каждый день, где окажется вечером, и что будет делать завтра, послезавтра и через год. Родные и близкие начали волноваться, выдвигались гипотезы и плодились домыслы, высказывались ненавязчивые намёки. Но…

     Но каждый вечер, когда не было неотложных дел, он приходил на Арбат. Даже не приходил, прилетал. Каждый раз волновался, как будто шёл на свидание. На странное свидание с незнакомкой, о которой он ничего не знал. В выходные дни, с самого утра и до позднего вечера, он проводил около неё, а если она не приходила, слонялся по Арбату, сидел в кафе или гулял по многочисленным соседним дворикам и переулкам…  Она умела создавать вокруг себя атмосферу доверия и уюта, изменяла настроения слушателей, лечила их душевные раны своими песнями, задорным и прекрасным голосом, очаровательным взглядом своих больших, удивительно красивых глаз васильково-небесного цвета. Иногда он заставал её уже поющей, иногда видел, как она приходила, вставала около «своего» фонаря, открывала футляр и доставала свою гитару. Не обращая внимания ни на кого, начинала петь стоя одна и толпа слушателей и поклонников сразу обступала девушку... 

                3.

     Московские суетные дни дышали осенней прохладой, город готовился к зиме. Тепло сентября сменилось  холодом октября. Пронизывающий ветер, окончательно оборвав листья с деревьев, распугал прохожих на Арбате. Хотя Артур, как и всегда, старался заглянуть к Светлане каждый вечер, но он всё реже и реже заставал её. Она стала меньше петь, видимо берегла своё горло, больше говорила и болтала со своими поклонниками, иногда читали стихи. Ему показалось, что она стала чуть серьёзней и задумчивей… Что-то менялось в её поведении, в её песнях, в её взгляде…

     Как-то раз, в один из холодных октябрьских вечеров, когда темнело уже достаточно рано, он застал её на старом месте. Она, как и прежде, пела свои песни, читала стихи, рассказывала истории.  Вдруг небо над Москвой нахмурилось, подул холодный ветер с мокрым снегом. Улица опустела, поклонники разбежались. Светлана, допев очередную песню, стала собираться.

     - Извините Света, – Артур начал разговор, - время ещё раннее, хоть и вечернее, могу ли я вас пригласить в кафе?

     - В кафе? Зачем в кафе? – она посмотрела на него удивлённым наивно-детским взглядом, как будто никто и никогда её раньше не приглашал в кафе.

    - Посидеть. Погода не располагает к долгому общению на свежем воздухе, – пошутил Артур.

      Она ещё раз удивлённо взглянула на него, постояла в нерешительности пару секунд, потом, оставив футляр с гитарой у ног Артура, отошла немного в сторону, и набрав номер по мобильному телефону, поговорила пару минут с кем-то. Вернувшись и извинившись за срочный звонок, согласилась. В близлежащем кафе уселись за столик, футляр с гитарой прислонили к стене и заказали кофе с французскими булочками. Артур решил рассказать о себе, о учёбе, службе в армии, о родителях. Она слушала не перебивая его, даже не задавала уточняющих вопросов. Когда он закончил рассказывать о себе, она не показала никакого интереса, никакого удивления рассказом Артура.

     - Спасибо! Мне было очень интересно узнать о вас! – лишь ответила она. Но как показалось Артуру, во время рассказа она думала о чём-то своём, мало вникая в подробности его биографии.

    - Я пойду? Мне надо идти! – она уверено встала, и, не особо, обращая внимания на протесты Артура, бросив на ходу дежурное «Спасибо!», быстро вышла на улицу и исчезла в тусклом свете уличных фонарей.

      На следующий день Артур смог освободиться с работы только к позднему вечеру, но всё же решил заглянуть на Арбат и ещё раз пригласить Светлану в кафе на разговор. Она ещё пела, хотя лёгкий морозец распугал почти всех её поклонников, она стояла почти одна. Увидев его, она допела очередную песню и стала собираться, и как показалась Артуру, постоянно поглядывая на него, ожидая приглашения в тёплое кафе.

    - Светлана! Боюсь показаться навязчивым, но я бы вновь хотел пригласить вас в кофе на чашечку согревающего ароматного кофе.

     Она недолго думая согласилась. В кафе Артур решил не ограничиваться лёгким перекусом и предложил ей полный ужин. Она хотела было возразить, но поняв, что это излишне, согласилась. Когда официант принёс ужин и закончились разговоры о песнях, о поклонниках, о московской погоде она вдруг, неожиданно для Артура, продолжила вчерашний разговор:

    - Боюсь Артур, что не смогу быть с тобой такой же откровенной, как ты со мной вчера. Я не люблю рассказывать о своей жизни никому, тем более в Москве я оказалась случайно.

     Она немного задумалась, но вдруг продолжила:

    - В Москве я проездом. У меня в родном городе болен очень родной мне человек…

     Опять задумалась. Опустив взгляд в тарелку, доедая поданное жаркое, начала свой рассказ:

    - У меня болен очень родной мне человек... Мама умерла несколько лет назад. Я осталась почти одна, и только я могу ему помочь. Ему нужна дорогостоящая операция. В интернете, в социальной сети,  я познакомилась с одним человеком… с мужчиной, – уточнила она, - сначала это был просто разговор и обычная болтовня, потом мы стали общаться часами. Иногда по скайпу я пела ему песни, он читал мне свои стихи…

       Она хотела ещё глотнуть сок, но стакан был уже пуст. Артур подозвал официанта и когда официант ушёл за новым стаканом сока, она вновь продолжила рассказ:

     - Как-то раз я рассказала ему, что мне нужны деньги на срочную и дорогостоящую операцию. Выслала ему историю болезни, справки, УЗИ и томографию, ну, что бы он не подумал, что я…  - она немного смутилась -  …что я хочу его обмануть. Он выразил сочувствие и, конечно, обещал помочь собрать деньги. Через пару недель он сказал мне, что деньги собраны, но как из Москвы передать их мне? Через банк переводом он не хотел, а картам банка почему-то не доверял. Сумма была большая и он предложил, через пару месяцев, когда у него будет отпуск, самому привезти эти деньги мне. Но в моём случае, каждый день промедления был, в прямом смысле, смерти подобен.  Я не могла ждать. Поговорив с родными и близкими, я решила сама приехать за деньгами в Москву. Он обещал меня встретить…

     Она бросила взгляд на стакан сока, который принёс официант, и вновь остановила свой рассказ. Достала свой телефон, посмотрела время и не дотронувшись до сока, задумалась. Доела жаркое, выпила сок и произнесла:

     - Мне надо идти. Я и так много лишнего рассказала! – она подняла глаза на собеседника, как бы изучая его, но замешкавшись на пару секунд, вновь  взяла себя в руки, и опять продолжила:

     - Он выслал мне деньги на билет, а обратный билет обещал купить, когда я прилечу в Москву сразу в Домодедово, чтобы у меня не было сомнений. У меня их и не было. Это была моя последняя «соломинка». Мы договорились, что он встретит меня в аэропорту, так как я вообще не знаю Москву, передаст деньги, купит сразу обратный билет, и посадит меня на самолёт. Дал номер своего мобильного телефона...

     Она вновь остановилась и задумчиво посмотрела куда-то вдаль, сквозь Артура и стены кафе. В этот момент Артур понял, что ей очень нужно было излить эту человеческую боль, рассказать кому-нибудь. Это сидело в ней, ежедневно тревожило, постоянно напоминало и мешало жить. Не желая рассказывать всё это своим родным и знакомым, она рассказала это только ему.

   Света отвернулась к окну. Снег налипал на стёкла, таял и небольшими каплями, играя светом уличных фонарей, медленно сбегал вниз окна.

    - Ну, вот, пожалуй, и всё, что я вам могу рассказать, – оторвавшись от окна, грустно произнесла она.

     - Как всё? Тут что-то не так… Иначе бы вы ещё летом улетели в свой город… Вы потеряли деньги? Они оказались фальшивыми? – спросил Артур.

     - Не то и не другое!

     - А что?

     - Он просто не встретил меня. И я оказалась в Москве без денег и обратного билета!.. 

     Она вспомнила всю неловкость той ситуации. Опять повисла недолгая пауза. Она взглянула в окно, на бегущие вниз капельки и продолжила:

     - Я прождала его в аэропорту почти сутки.  Звонила, звонила, звонила ему…
 
     Голос её дрогнул. Она сделала усилие, чтобы не расплакаться. Через несколько мгновений взяла себя в руки и уже уверенным, не терпящим возражений, голосом сказала:

     - Я пойду. Мне надо идти!

     - Как не встретил? – Артур машинально произнёс, ещё не осознавая всего сказанного и не обращая внимания на нежелание Светланы продолжать разговор на эту тему, – Как не встретил? Не встретил? Почему не встретил?

     - Не встретил и не встретил, – спокойно ответила она.

     - Как не встретил? – в пятый раз переспросил он.

     Артур сидел в растерянности. И только когда она встала и подошла к своему пальто, он опомнился, быстро встал, помог ей одеться. Когда она взяла футляр с гитарой, Артур вымолвил:

     - Подождите Света! Подождите!

     Но она не слушала его.

     - Света! Ещё пару минут, пожалуйста! Не уходите так быстро! – Артур умоляюще смотрел на неё, потом вежливо взял её за локоть.

     -  А его адрес? Как же вы поехали к незнакомому человеку? А деньги? Деньги на лечение? – он сам испугался своего вопроса, – А деньги на лечение?..

     Повисла долгая пауза. Всё стало ясно. Она, одевая перчатки, ответила ему:

     - Адреса я его не знаю, да и уже не хочу его искать… Я позвонила своим родным и сказала, что приболела в Москве. А деньги на лечение буду высылать частями каждый день. Извини Артур, мне надо идти… в банк… отправить сегодняшние деньги.

      - Какая сумма вам нужна? Я вам завтра принесу всю сумму, а если сумма большая, то через два-три дня!

     Она повернулась к выходу и вполоборота сказала:

     - Спасибо! Но … Я сама… Я сама заработаю!

     Артур опять схватил её за локоть, но уже более уверенно. Она остановилась не поворачиваясь.

     - Это не разговор! – быстро начал Артур, – Я найду вам деньги, только скажите сколько надо на операцию?..

     Она повернулась к нему, взглянула снизу вверх своими очаровательными голубыми глазами на Артура. На несколько мгновений в её глаза блеснула надежда, но вдруг блеск пропал и она ответила уже грустно:

     - Это большая сумма на операцию и…  Но я больше никому не верю! Я сама!.. Я сама..

     Голос её дрогнул, она резко отвернулась от Артура, освободила локоть и направилась к выходу из кафе. Открыв дверь на улицу, она остановилась, обернулась. На глазах у неё были слёзы. Сделав попытку улыбнуться Артуру, она сказала:

     - А за ужин, Артур, спасибо!

     Дверь захлопнулась. Артур несколько мгновений простоял в оцепенении, и только когда входящий с улицы прохожий слегка толкнул его входной дверью, он пришёл в себя и выскочил за ней. Её нигде не было. Он пробежал несколько шагов влево от выхода, потом передумав, побежал вправо, потом опомнившись, решил искать девушку с гитарным футляром, но… Мокрый снег продолжал лететь, одинокие и одинаково присыпанные налипшим снегом прохожие, накинув капюшоны и подняв воротники, торопливым шагом проходили мимо него. Он вернулся в кафе, быстро накинул куртку и выбежал на улицу. Потом вспомнил, что не заплатил за ужин, опять вбежал в кафе, сунул официанту купюру и опять выбежал на улицу. Пробегав час по вечернему Арбату, заглядывая везде и вся, особенно в отделения банков, Артур её в этот вечер так и не нашёл.

     На следующий день, к обеду, уйдя в неоплачиваемый отпуск, собирая и одалживая деньги у всех  знакомых и родственников, забросив все важные дела, он собрал сто тысяч рублей и пришёл на Арбат… В этот вечер её не было… К следующему вечеру у него уже была сумма почти в триста тысяч, но её опять не было на месте. Он ждал около её фонаря, подходили её поклонники, спрашивали о ней. Он неохотно отвечал и всё ждал её… И на следующий вечер, и во все последующие вечера она так не пришла…

     Две недели, как верный пёс, потерявший хозяина, он ожидал её на старом месте, выискивая её среди толпы, вытаптывая снег вокруг её фонаря. Потом решил опросить все близлежащие кафе в центре Москвы, не пела ли эта девушка у них, потом проехал все московские вокзалы и аэропорты, расспрашивая персонал о девушке с изумительно красивыми глазами и длинным хвостиком рыжевато-золотых волос до самого пояса. Где-бы он ни был, по каким делам не заходил в торговые центры, магазины, неприметные киоски, метро, переходы, он всегда искал её. Едва заслышав гитарные аккорды, забыв обо всём, бежал в их сторону. Даже если слышался мужской голос, всё равно хотел убедиться, что рядом с уличным певцом не стоит очаровательная девушка, и они не поют в паре или по очереди, расспрашивая у каждого из них о девушке с гитарой.  Среди уличным музыкантов распространился слух о полоумном парне, с безумными глазами, который бродит по вечерней Москве, и, заслышав гитарные аккорды, бросается на них, ломает гитары, и требует показать куда они спрятали какую-то девушку. Кто-то рассказывал другую историю. Что у парня украли гитару набитую долларами, он сошёл с ума, и бегает по Москве отбирая все гитары у музыкантов, разбивает их тут же об асфальт, в поисках спрятанных в гитаре долларов. Но…

       Но зима, как и осень, вступала в свои права, укутывала Арбат в снежное одеяло. Хотя дворники и пытались бороться с природой, но в тот год выпало много снега. Порой, даже фонари стояли в снежных шапках. Как снег держался на них, никто не мог объяснить. Арбат опустел. Москва готовилась к встрече Нового года. Ставили ёлки. Закупали подарки. Артур всё реже и реже приходил к её фонарю. Расспросы и поиски Светы ни к чему не привели. Больше её никто и никогда на Арбате не видел…

                4.

     Спустя пять лет Артур оказался в одном из южных курортных городков, был «мёртвый сезон», октябрь. Дела, связанные с командировкой, были сделаны, и у него осталась пара свободных дней, чтобы прогуляться по городу, взглянуть на море и на местные достопримечательности. После двух дневных экскурсий, под вечер, он решил взглянуть на море, на местный пляж, сделать несколько фотографий. Может быть, даже, запечатлеть заката солнца. Уловить своим фотоаппаратом все оттенки и игру красок последних лучей солнца над гладью моря. До заката было ещё пару часов и он, сняв обувь и закатав брюки до колен, бродил по пляжу, заходя немного в прохладное море и возвращаясь на тёплый песок. Фотографировал  линию берега, чаек, дельфинов вдалеке, маяк у моря.

     Недалеко от центральной лестницы спускающейся к пляжу, он заметил, белые зонтики летнего кафе, и не раздумывая отправился туда подкрепиться, посмотреть и отсортировать сделанные фотографии и, если позволит график работы кафе, дождаться заката солнца.

     За столиком, закрывающегося и работающего последние дни летнего кафе, он увидел пожилого мужчину, что-то пишущего на листках бумаги. Через несколько минут они познакомились. Мужчина оказался местным писателем и сказал, что пишет историю о любви.

      - Историю о любви?..  У меня своя история!  –  почти выкрикнул  Артур и рассказал писателю о таинственной девушке, о её изумительно красивых глазах цвета тёплого моря, о её красивом звонком голосе, о её песнях, о истории болезни её близкого человека, о её неудачной поездке в Москву, и о его безрезультативных поисках… 

      - Я знал эту девушку. – вдруг ответил ему старик, – Она когда-то пела в этом кафе и жила в этом городе.

     Артур, от неожиданности, даже онемел на несколько мгновений. Он попытался, что-то сказать, но только промычал что-то невнятное, замахал руками, мол, не уходите, я сейчас скажу, и наконец, выкрикнул на весь пляж:

   - Где же, где же она? - Артур вскочил,  – Говорите, пожалуйста, не молчите!..

      Пожилой мужчина тоже встал, вдруг молча собрал свои бумаги со стола, и, собираясь уходить, задумчиво произнёс: 

      – Увы, мой юный друг, её уже давно нет…

     - Как нет? А где она? – Артур оцепенел от ужаса, его ноги подкосились, и он всем весом грохнулся на стул.

     Но его вопросы повисли в воздухе. Старик отошёл уже на несколько шагов от столика и не слышал его вопроса. Походка его была медленной, усталой и очень тяжелой.  Когда его сутулая фигура стала превращаться в одинокую точку на пустынном пляже, Артур, забыв про закат и солнце, решил догнать старика. Пока он собирал свои вещи, одевал обувь, пожилой мужчина пропал из виду. Быстро соображая и проверяя, не забыл ли он чего на пляже, Артур бросился бежать, но тут заметил белую шляпу старика, висевшую на спинке стула. Он схватил её и побежал в том направлении, где ещё пару минут назад, виднелся одинокий силуэт.

     -  Мужчина! Мужчина! Вы шляпу забыли! – Артур догнал старика, – Вот ваша шляпа!

     На протянутую в руке шляпу и на голос молодого человека, старик обернулся. На его глазах были слёзы, а лицо выражало невыносимую боль от нахлынувших воспоминаний! При виде Артура, он уже не смог сдержать эмоций и крупные слёзы покатились по его лицу!.. Мужчина плакал навзрыд закрыв лицо руками! Шляпа, только что переданная ему Артуром, и портфель с бумагами выпали у него из рук! Подобрав вещи незнакомца и заметив невдалеке пустующую скамейку, Артур взял старика под локоть.

     – Вот скамейка! Садитесь! Пожалуйста! Я очень вас прошу!.. Я не хотел! Я не хотел! Что с вами? Идём те же! Вот! Вот! Садитесь! Пожалуйста! – Артур тараторил слова и не знал что делать. Старик не переставал плакать.

     - Сюда! Вот! Садитесь!   

     Старик не открывая глаз сел на скамейку и ещё долго плакал…

     Через несколько минут Артур напомнил старику о себе. 

    - Кх! Кх! Извините. Я не хотел вас обидеть! – начал Артур, – Я просто рассказал вам свою историю о очаровательной незнакомке с Арбата. Я думал, что она заинтересует вас, и вы вставите мою историю в ваш рассказ или напишите новую…

      Старик перестал плакать, достал носовой платок, вытер слёзы. И только сейчас Артур увидел, что руки пожилого мужчины сильно дрожат… Он скомкал платок, сунул в карман и что-то сказал Артуру. Артур не понял и переспросил:

      – Что вы сказали?
 
     Старик немного промолчал, стараясь «взять в себя в руки» и вновь, но более чётко и громко, произнёс:

     - Завтра в полдень  на пляже… За тем же столиком!..
 
     Тяжело поднялся со скамейки, ещё раз вытер слёзы платком, собрал все свои вещи и не глядя на Артура, пошёл по улице.

                5.

     На следующий день, невыспавшийся Артур, с нерасчесанными волосами, в мятой одежде, в которой спал, а точнее не спал всю ночь, ворочаясь на гостиничной постели, первым и намного раньше пришёл на пляж. Старика не было. Море привычно шумело, легкий и ещё тёплый ветер, приводили мысли Артура в порядок и он раз за разом, до мельчайших подробностей вспоминал встречу со стариком, мысленно возвращался на Арбат, опять к старику на пляже, ещё раз переживал свои эмоции и искал ответы на все возникшие после встречи вопросы.

   В полдень старик не появился. В каждом случайном прохожем Артур старался разглядеть старика, но он не появлялся. Казалось, что он забыл о своем приглашении, но вот, вдруг, спустя час после полудня, в одиноком прохожем, Артур узнал вчерашнюю одинокую фигуру, медленно приближающуюся к нем.

     - Доброго дня! – первым начал старик, садясь за столик сбоку от Артура!

     - Здравствуйте! – от радости, что он наконец-то пришёл, Артур опять начал быстро тараторить слова, – Вы извините меня, я не хотел вас вчера обидеть! Я приношу вам извинения! Я правда не хотел!.. Я…

Старик протянул ему руку и представился:

     - Иван Григорьевич!

     - Артур! Очень приятно!

    Они пожали друг другу руки. Повисла неловкая пауза, но, как и минуту назад, Иван Григорьевич взял разговор «в свои руки». Он достал свёрток из белой ткани и начал его бережно разворачивать. Руки его опять начали дрожать. Из свёртка он медленно достал старый почтовый конверт. Долго и нежно перебирал что-то в конверте, доставая и опять опуская назад, как будто выискивая что-то нужное. Но вот он остановился и уверенным движением протянул фотографию Артуру.

     - Это она?

     На Артура взглянула Света! Этот бы её  чарующий взгляд небесно-васильковых глаз, который он бы не перепутал никогда! Её прямая чёлка, заколки и хвостик рыжеватых волос на плече!

     - Она! Она! Это она!!!

     Он вскочил, схватил фотографию, высоко поднял над собой.

     - Она! Это точно она! Это Света! Да-да! Это она!

     Радости его не было предела. Он впился глазами в эту фотографию, хотел её расцеловать, в эти глаза, в эти губы с щербинкой, в щёки, в лоб, в шею… Но, вспомнив, что он не один, бросил вопросительный взгляд на Ивана Григорьевича.

   Но старик промолчал, немного удивляясь нескрываемой радости Артура. Он достал и разложил перед ним новые фотографии.

     - Это она в детстве! Это в школе! Это её мама! Это она со мной!.. Иван Григорьевич обстоятельно рассказывал Артуру о каждой фотографии. И только взглянув на последнюю фотографию  Артур застыл в недоумении.

     - Вы… Вы её папа?

    Старик согласно мотнул головой.  Комок опять подкатил к его горлу  и его глаза вновь стали мокрыми!

     - Это моя доча! Моя Светочка! Моя любимая дочка! Моя…  - он отвернулся, всхлипнул, встал и пошёл к морю…

     Артур от неожиданности сам был готов расплакаться, от чувств и эмоций обрушившихся на него, от горечи отца повисшей в воздухе. Старик ушёл к морю, к самой кромке прибоя и долго стоял один, почти не шевелясь. Артур ещё раз самостоятельно и внимательно рассмотрел  старые фотографии со Светой. За каких-то пять минут перед ним прошла вся её недолгая жизнь. Вот она малютка на выписке из роддом. Её совсем не видно, только её родители. Они безумно счастливы и рады её появлению на свет. Вот она уже в детском садике, на новогоднем утреннике. Видимо снежинка. Узнаваемо всё - и её очаровательные глаза, и небольшая щербинка её губ. А вот школа. Первый класс. Она с большим букетом. Немного напряжена и очень серьёзна – видимо волнуется. Ещё школа. Выпускной. Общая фотография. Он сразу нашёл её.  В одно мгновение поймал её взгляд из трёх десятков выпускников. Он бы нашёл её сразу и среди миллиона лиц. А вот свадебное фото. Белое платье, букет роз, жених… Артур мельком взглянул него и опять вернулся к ней. Она счастлива… А вот она с гитарой поёт на сцене. Такую он её и знал… А вот она с дочкой лет пяти, тот же удивительный взгляд голубых глаз, что и у мамы… Она смотрел эти фотографии и этапы её жизни, проплывали перед ним опять и опять…

      Через несколько минут Иван Григорьевич вернулся и спросил дрожащим голосом:

     - А у вас ничего нет о доче? О Свете? 

     Его взгляд был умоляющим.

     - Есть! Конечно есть!

     Артур, только сейчас, вспомнил о сделанных на Арбате фотографиях и о единственной видеозаписи, которую он сделал, когда она пела его любимую песню «Облако волос». Он всегда возил эти фотографии и видеозапись с собой и в трудные минуты жизни смотрел их, разговаривал с ней. Иногда, включая песню, закрывал глаза, и ему казалось, что Света стоит перед ним, как и в тот осенний вечер, и поёт только ему одному его любимую песню. И его каждый раз уносило, как и тогда, в его собственную музыкально-звёздно-сказочную страну…

       Он схватил свой новый смартфон и начал судорожно искать эту запись.

     - Вот! Нашёл! – почти выкрикнул он, нажал «пуск» и протянул его Ивану Григорьевичу!

     Старик впился глазами в экран смартфона.

                «…Белым огоньком мерцают очи,
                Дрогнули ладони и слова,
                Люди неспроста избрали ночи,
                Ночи для любви и воровства...»

     Иван Григорьевич рыдал и плакал, просил включить ещё раз и ещё, ещё и ещё… Потом ушёл за соседний столик и держа смартфон перед собой, стал разговаривать с ней. Он бесконечно плакал и просил прощения, немного ругал, рассказывал ей о последних событиях в семье, о родственниках и знакомых, опять просил прощения… Для него перестал существовать  Артур, пляж, весь мир! Перед ним была его Света, единственная и любимая дочка! Её голос… Её взгляд!.. Её очаровательная улыбка! Её движения! Её песни!.. Он разговаривал с ней и не мог наговориться!.. Он звал её! Опять просил прошения! Рыдал и плакал! Немного успокоившись , начал опять рассказывать ей о себе, о знакомых, о тех событиях в жизни, которые, как ему казались, интересны ей… В эти часы вся вселенная перестала существовать для его! Только он и его любимая доченька!..

      Начало вечереть. Иван Григорьевич, которого стало не узнать, постаревший, сутулый и обессиливший, подошёл к Артуру, протянул ему смартфон, опять молча собрал фотографии, бережно завернул пакет в тряпочку, положил их в нагрудный карман пиджака и тихим голосом произнёс:

     - Идёмте со мной… Как вас?

     - Артур!

     - Да, да, Артур. Идём те со мной! Вы где остановились?

     - В гостинице.

     - Сегодня ночуете у меня! – сказал он, и не оглядываясь, и больше не разговаривая с Артуром, побрёл домой. 

                6.

      Иван Григорьевич жил в панельной пятиэтажке в центре города, около рынка. От пляжа шли пешком, молча, никуда не заходили и когда подошли к дому, начало темнеть. Поднялись на третий этаж. Дверь квартиры отрывал Светин отец. Он долго искал ключи, потом не мог открыть замок. Его руки опять дрожали. Зашли. Дома никого. Артур заметил старую обстановку в квартире, старую мебель, обои. Хотя в квартире было чисто и аккуратно, но чувствовалось, что ремонта не было лет десять, а то и больше. Вещи оставили в прихожей. Иван Григорьевич провёл гостя на кухню, достал два стакана, бутылку водки, закуску...

     Сели. Разговор опять начал хозяин.

    - Нет, моей Светы больше! Нет!  Пять лет назад... Чего застыл? Помянем не чокаясь!

     Старик был немного раздражён.

     Выпили. Кажется, старик не любил пить и налил водку в стаканы совсем немного.

     - Закусывай! Разговор долгий, всё равно не уснём!

     После слов отца у Артура всё рухнуло в жизни, надежды и мечты встретить Свету. В единую секунду всё осталось в прошлом, а настоящее стало совсем не важным. Появилось ощущение, что сам умер, что жизнь остановилась!  Ещё теплилась надежда, что старик пошутил.

     - Идём! Комнату её покажу!

    Артур вскочил и почти бегом побежал в темноту коридора. Отец открыл дверь, и Артур окунулся в Светин мир!..

    Небольшая комната, окно, стол, гитара… Гитара! Её гитара! Та самая! Он узнал бы её из миллиона миллионов гитар на свете! Она висела на стене! Боже мой! Артур бросил вопрошающий взгляд на отца, как бы спрашивая: «Можно взять?»
 
     - Можно! – поймав его взгляд, ответил отец.

     Дрожащими руками и осторожным движением он снял её со стены, осторожно провёл рукой по струнам, погладил корпус гитары и почувствовал, что его глаза стали мокрыми и слеза покатилась по щеке. Он отвернулся от отца и особо не задумываясь, смахнул её рукой!.. Кровать, письменный стол с рамками её фотографий.  Всё дышало ей и казалось, что она вот-вот придёт домой… Кресло-качалка… Отец поймал взгляд Артура.

     -  Это её любимая игрушка!

     В кресле-качалке сидел большой белый медведь. Лапы его свисали с кресла, а голова была немного наклонена.  Казалось, что он спал!..

     В шкафу Артур заметил всевозможные кубки и грамоты. Отец опять пояснил:

     - Это её! Все призы, награды и кубки её! Она у меня была спортсменкой!

     Иван Григорьевич, почувствовал, что комок опять подходит к горлу, подошёл к другому шкафу, достал старый фотоальбом и молча отправился на кухню! Артур, повесив гитару на место, ещё раз окинув взглядом её комнату, расстроенный и раздавленный последними новостями, последовал за ним.

     До позднего вечера, они разглядывали фотографии. Иван Григорьевич медленно и подробно рассказывал о каждой, вставляя вынутые ранее...  Детский сад, школа, институт…  Родители, родственники, друзья…  Она была похожа на маму, очень похожа. Те же глаза, прическа, хвостик рыжеватых волос, овал лица, улыбка.

     Отец наполнил водкой стаканы, опять чисто символически. Молча выпили…

     Артур набрался смелости и наконец-то спросил:

     - Как это случилось?

     Повисла тишина. Такая тишина, что стал слышен шум прибоя, крики чаек и далёкий лай собак где-то на окраине города. Отец тяжело вздохнул. Рассказывать явно не хотелось.

     - Это долгая история, очень долгая!.. И очень грустная, – добавил он! – Давай ещё  по одной и на сегодня хватит!

     Он налил ещё немного. Выпили. Отец убрал бутылку в шкаф. Сел за стол и начал рассказывать про другое:

     - В спортшколе она получила травму ноги, долго лечилась, не могла ходить. Она была гимнасткой, спортивная акробатика. Слышал, наверное? Так вот. Была самой миниатюрной и легкой в группе, поэтому всегда девочки подкидывали её вверх. Не знаю, как у них это называется. И на пирамидах она была выше всех. Я волновался за неё. А она мне говорила, что любит высоту и когда вырастет, будет жить на последних этажах, - он остановился, но чуть подумав, продолжил, - один раз на ответственных соревнованиях девчонки подкинули её и неудачно поймали. Я не знаю что случилось, но она упала, вывихнула плечо и сломала себе ногу. Встала и продолжила дальше, превозмогая боль – не хотела подвести команду. После выступления упала в обморок. Врачи были в изумлении от того как она смогла продолжить выступление. Целый год бесконечных лечений, операций, восстановлений, опять операций и опять восстановлений. Не знаю почему, но кости ноги ни как не хотели правильно срастаться. Один раз, в гипсе, когда могла ходить только по квартире, услышала, как ребята, вот под этим балконом, играют на гитаре. Попросила купить гитару и ей. Так и начала играть на гитаре – сама училась играть, а потом сама подбирала аккорды любимых песен!

     Отец вздохнул. Встал. Поставил на газовую плиту греться чайник и продолжил:

     - Со спортом пришлось завязать. Поступила в институт. Потом вышла замуж.

     Отец задумался. Чайник начал шумно закипать.

     -  Родилась дочка. А потом посыпались несчастья. Муж погиб в аварии. Дочка заболела. Похороны мужа, болезнь дочери!.. Продали всё, что только можно, – машину, дачу, золото! Вплоть до того за что можно было выручить хоть одну копейку! В интернете она писала письма в газеты, на телевидение, в крупные компании, богатым людям, просто тем, кто может немного помочь. Работала на двух работах, а вечерами опять писала письма, просьбы, прошения, ведь каждый день в больнице стоил немалых деньги. Находились добрые люди, присылали деньги, но на операцию не хватало. Нужна была серьёзная операция, а ещё и медикаменты, потом послеоперационное обслуживание. А в те времена ничего не было бесплатно. И вот один раз, как она мне сказала, нашёлся человек, который обещал ей помочь и оплатить сразу всё лечение. Уехала за деньгами к нему. Я уговаривал, но куда там! Разве её уговоришь! Она у меня настырная!

     Отец немного улыбнулся. Это была его первая улыбка за два дня общения.
Немного помолчав, сняв чайник с газовой плиты, продолжил свой рассказ:

     - Не знаю, что случилось в Москве у неё с этим человеком. Она не рассказывала. Только деньги стала высылать каждый день, но небольшими суммами. А в конце октября пропала на неделю, мы уже начали волноваться, но потом позвонила по телефону и сказала, что нашла деньги на операцию и через пару дней выслала всю необходимую сумму. Обещала вернуться. Моей радости не было предела!.. Внучку перевели в хорошую палату, сделали операцию, но Света так и не возвращалась из Москвы – писала, что устроилась на хорошую работу и пока дочка, моя внучка, восстанавливается после операции, будет работать в Москве. Если бы я знал…

     Он остановился. Подошёл к окну. За окном светало. Где-то вдалеке запели птицы… 

     - Спать! – вдруг произнёс он, – Спать! Идём, я покажу твою кровать!

                7.

     Артур проснулся почти днем. Иван Григорьевич хозяйничал на кухне. Сели завтракать и разговор продолжился:

     - А потом пришло официальное письмо, что она лежит в московской больнице…

     Вдруг позвонил домашний телефон, и отец, прервав начавшийся было разговор, ушёл разговаривать с кем-то в коридор. Немного поговорив, он вернулся, сел за стол и молча начал завтракать. Вспоминать пережитое ему явно не хотелось. Артур не стал спрашивать и тоже присоединился к завтраку.

     После завтрака Светин отец сообщил, что ему надо на несколько минут отойти и он, если у Артура нет дел, может оставить Артура одного. Артур решил остаться и ещё раз посидеть в её комнате.

     Когда отец ушёл, Артур остался один на один с её вещами, с её миром. Он потрогал спящего белого медведя за ухо, как бы пытаясь его разбудить. Хотел взять на руки, повертеть, но передумал. Ещё раз потрепал его за ухо и подошёл к окну. За окном был соседний двор, парковка машин и та скамейка, на которой, видимо, и пели песни. Артур вспомнил Арбат, свое детство, скамейки и подумал, а может уже и не та скамейка. Столько много времени прошло с её детства. Ещё раз взглянул на скамейку, на её двор. По двору бегала девчонка с двумя золотыми косичками. Мальчик отобрал у неё шапочку и она бегала за ним. Вот так и она… В детстве… В этом дворе… Дети заливались таким жизнерадостным смехом, что Артуру вдруг показалось, что этот город, этот старик, это история, всё это сон. Страшный глупый сон! Через несколько минут он проснётся и поедет к ней на Арбат, увидит её, поймает её взгляд и услышит свою любимую песню «Облако волос» …  Он отвернулся от окна. Взял гитару, сел на диван, провёл рукой по струнам. Гитара ответила. Играть он не умел. И только сейчас заметил, что на гитаре не широкий алый бант, а скромная черная траурная лента. Немного испугавшись, он повесил её на место. Взгляд его переключился на шкаф, где стояли многочисленные кубки, лежали медали и стояли спортивные фотографии. На одной, самой большой, и видимо любимой отцом, она была по пояс, в спортивной форме, лет 12-13, увешанная всевозможными медалями. Гордая и счастливая, полная надежд и ожиданий. Фотография была отличного качества и Артур впервые так близко смог рассмотреть её лицо, уголки губ, хорошенький детский носик, очаровательные синие глаза, небольшую родинку на щеке, которую он раньше не замечал, ту же неизменную прямую чёлку волос, заколки и хвостик золотых волос… Как и на Арбате, она почему-то всегда старалась перекинуть его вперёд через правое плечо. Казалось, ничего не изменилось в ней. Поставив фоторамку на место, он решил посмотреть медали. Артур взял одну из них. Это была медаль за 1-е место в командных соревнованиях на открытом чемпионате какой-то области, вторая медаль, которую он рассмотрел, была за третье место в индивидуальных выступлениях на международном турнире, судя по всему, в Болгарии.

           Светин отец вернулся скоро. Не обращая внимания на Артура, начал собирать в спортивную сумку лёгкую закуску, хлеб и новую бутылку водки, купленную им только сейчас. Уложив всё это в сумку, он, войдя в комнату к Артуру, сказал:

     - Идём!

     - Куда? – машинально спросил Артур

     - На кладбище, – грустно ответил старик.

     Где находится кладбище в этом городе, Артур не знал. Но поскольку Иван Григорьевич пошёл пешком, Артур решил, что где-то рядом и послушно последовал за ним. Старик опять всю дорогу молчал, лишь на полпути, вдруг остановившись, передал сумку Артуру. Когда кончился асфальт, и частные домики стали совсем небольшими, Артур увидел кладбищенские ворота. Перед воротами бабушки продавали живые и искусственные цветы. Светин отец не обратил на них никакого внимания. Артур же остановился и купил 10 алых гвоздик.  Вошли в главные ворота. Пройдя совсем немного, резко свернув вправо с главной тропинки, остановились.

     Первым, что заметил Артур, было её лицо на памятнике, точь-точь, как на большой фотографии в шкафу. Ему стало невыносимо плохо. Он впервые так полно ощутил её уход, невозможность изменить ход событий, реальность в которую он не хотел верить. Отец открыл калитку оградки, и они вошли внутрь. Он деловито, но в тоже время, заботливыми движениями начал протирать памятник от пыли. Артур в растерянности следил за движениями Ивана Григорьевича.  Пока отец приводил памятник в порядок, начищая черный гранит до блеска, Артур рассмотрел сам памятник. Он был небольшим, из черного гранита. С левой стороны он был обычным. А с правой стороны это была чуть наклоненная гитара с грифом и полосками струн. Рассмотрев памятник, Артур решил помочь отцу. Вспомнив о гвоздиках, аккуратно положил их на могилу, разравнял, поправил их.

     - Можно я помогу вам?

     - Уже не надо, я сам, - сухо ответил отец.

     Артур послушно отступил назад, сел за столик, что стоял в оградке и старался не мешать, ни действиями, ни разговорами.

     Когда Иван Григорьевич привел памятник в порядок, поправил цветы, он подсел к Артуру, достал из сумки водку и закуску. Помянули. Отец долго молчал, но потом вдруг продолжил утренний разговор:

     - А потом пришло письмо из больницы…

     Он остановился. Опять повисла пауза. Ему явно не хотелось говорить об этом. Было видно, как ему мучительно тяжело вспоминать и говорить об этом. Но он собрался с силами.

     - Пришло письмо из больницы, что ей сделали операцию по коммерческому удалению почки… Деньги перевели в больницу внучке… – его руки задрожали, голос дрогнул. Налил чуть-чуть, себе водки, не обращая внимания на пустой стакан Артура, выпил. Взглянул на Артура, вопросительным взглядом, мол, сам понял или ещё рассказывать. Артур отвёл глаза.

     Отец встал и опять начал хлопотать у памятника. И не обращая внимания на Артура, тихо и по-домашнему о чём-то разговаривать с ней… Потом, немного успокоившись, опять сел за стол, взял закуску, налил в пустые стаканы из под водки горячего чая из термоса и продолжил:

     - Несколько недель она лежала в больнице, восстанавливалась, а потом устроилась на работу в магазин. Всё было хорошо. Жизнь понемногу восстанавливалась, внучка поправлялась, она тоже чувствовала себя неплохо. Я, конечно, ругал её за этот поступок, но… разве уже что-то изменишь…

     Он замолчал. Опять отвернулся и долго смотрел на памятник. Потом, видимо заметив какую-то соринку или паутинку на Светином памятнике, взял тряпку и начал опять протирать его. Потом вернулся к столу, задумчиво присел, немного посидел, встал и молча начал собираться домой. Пока Иван Григорьевич собирался, укладывая продукты в сумку, Артур вновь подошёл к Свете… Отец, поймав вопросительный взгляд Артура, поставил сумку на скамейку и на несколько минут оставил его одного.

    - Здравствуй Света! – Артур присел у изголовья плиты, - Я искал тебя столько лет и не думал, что найду здесь…

     Слёзы, крупными каплями упали на гранитную плиту.  Артур вытер их платком и продолжил:

    - Прости, меня если я… если я не сделал… не успел сделать… Если бы я знал… Прости меня Света! Прости! Пожалуйста!... Если бы я знал!.. Если б я знал…

     Слёзы опять закапали на гранит. Он встал, протёр плиту.  Потом, подойдя к памятнику с гитарой, коснулся рукой её глаз, провёл по щеке, коснулся её губ, и опустившись на гранитный хвостик волос, ещё раз произнёс:

     - Прости меня…  Прости, пожалуйста!

     Сел за стол и несколько минут просидел молча, не обращая внимания ни на кого. Мысли его завертелись, запутались. Он мысленно вернулся на Арбат.  Вспомнил, как в первый раз услышал её голос, увидел её саму. Перед ним вдруг пролетели и переплелись все её песни, рассказы отца, фотографии. Артур вновь ощутил ту атмосферу радости и удовольствия от общения с ней, её неувядающий оптимизм и непреходящую жизнерадостность. Вспомнил, как она в последние дни куталась в своё пальто, и ему тоже вдруг стало холодно. Он опять вспомнил свои безрезультативные поиски в Москве, а она была уже здесь… Он не хотел верить!.. Ведь она была так весела и жизнерадостна там на Арбате. Она же сама заряжала всех своим оптимизмом. Он же сам несколько раз выдел, как подходили злые и недовольные люди, даже пытались хамить, а через несколько минут, через несколько песен веселели, подпевали ей и уходили домой счастливыми и жизнерадостными… Он не мог верить! Этого не должно было быть! Это не могло случиться! Просто не могло!.. Не могло!!!

     Кладбищенская атмосфера, ощущение безысходности, культ смерти, надгробные памятники, венки на могилах, минута за минутой проникали в Артура, высасывали его молодость, жизнерадостность, целеустремлённость. Окутывали и не отпускали. Казалось, что смерть где-то рядом, она всегда здесь, может быть даже уже и за его спиной. Вдруг, появилось желание схватить что-то тяжелое и сломать этот ненавистный памятник, эту реальность, этот несправедливый мир…  Его кулаки сжались…

     - Кх! Кх! – отец тронул его за плечо, – Надо идти!

     Артур вздрогнул. Иван Григорьевич, не обращая внимания на него, попрощался со Светой, помолился и, взяв сумку со стола, оставив Артура одного, пошёл домой.

     Артур, придя в себя, подойдя к памятнику, лишь сказал:

     - До свидания Света! Пусть земля тебе будет пухом! Спи спокойно! Я буду приезжать к тебе каждый год!.. Мне очень плохо без тебя. Все эти годы жил мечтой о встрече с тобой… но вот… мечта сбылась таким образом… лучше бы не сбылась... Что стоит мечта, против жизни человека? Ничего!...

     Он отвернулся, вышел за оградку, закрыл её на крючок и направился в сторону выхода с кладбища.

     Назад  шли молча. Говорить не хотелось. Шли медленно. Каждый думал о своём. Светин отец, опять на полпути к дому, протянул сумку Артуру и вдруг, взглянув на него, произнёс:

     - Что с тобой?

     - Всё нормально, - машинально ответил Артур.

     Старик промолчал, но про себя отметил, как изменился Артур, после кладбища. Бледный и подавленный, сутулый и неуверенный, с опухшими от слёз глазами, постоянно хлюпая носом, он с трудом поспевал за стариком, запинаясь и спотыкаясь, шаркая ногами по асфальту. Он брёл за Светиным отцом не понимая куда и зачем он идёт…

     Только возле дома Иван Григорьевич, тронул Артура за рукав куртки и произнёс:

    - Пришли!

      Артур встрепенулся, увидел дом, детскую площадку, людей и немного пришёл в себя.

      Дома уселись за ужин. Разговор пошёл на общие темы. Иван Григорьевич, видимо желая отвлечь Артура от посещения кладбища, впервые за два дня, стал расспрашивать его кто он, сколько лет, где работает, кто родители, семья, дети, зачем приехал в их город. Артур сначала отвечал неохотно, но потом немного разговорился и старался, как можно полно рассказать о себе, ещё раз о встрече со Светой на Арбате, о кафе, о её поисках. В ответ отец Светы решил полнее рассказать о себе. Он принёс альбомы старых фотографий и долго рассказывал, показывая фотографии о себе, о своих родителях, о встрече со Светиной мамой, о свадьбе. Артур старался не перебивать. Вдруг из последней страницы альбома выпал кокой-то чертёж и улетел в дальний угол кухни. Артур поднял его, взглянул. На чертеже был проект памятника, с местом под её фотографию и идеей гранитной гитары на памятнике.

     - Памятник красивый у неё, - заметил Артур, стараясь похвалить отца, – красивый, даже величавый, как у артистов в Москве.

     При этих словах Иван Григорьевич, как то слегка сжался, задумался.

     - Это не я поставил ей памятник. Я только макет утверждал.  Другие люди поставили… Другие…

     Он опять замолчал, как утром, когда не хотел говорить. Встал, поставил чайник греться.

     - Другие… – вдруг опять произнёс он.

     Чайник быстро закипел. Он снял его с плиты и продолжил.

     - Я уже говорил, что она работала продавщицей. Где не знаю. Где-то в Москве. Я Москву не знаю, если она и говорила где, то я не запомнил. Ездила на работу на метро. Присылала деньги на восстановление дочи… Ещё, по вечерам, вела какой-то кружок по пению или самодеятельности в какой-то школе…

     Он остановился. Достал чайные пакетики, заварил чай себе и Артуру и вновь перевёл разговор на другую тему:

     - Она не любили обычный чай и всегда заваривала чай из трав, придумывала свои собственные ароматы чая… А я как-то по простому, – усмехнулся он, – это у неё от мамы. Та тоже не любила обычный чай. Вдвоём с мамой сидели часами на кухне и придумывали ароматы. Собирали летом травы, другие покупали осенью на рынке, а зимой сидели и колдовали на кухне…

    Он опять замолчал. Хлебнул чаю. Вспомнил, как они с мамой сидела на кухне и спорили, чей чай лучше. Света ни за что не хотела уступать маме, и утверждала что её аромат чая лучший. Мама, конечно, сдавалась, а Света бежала к нему, что бы похвастаться, какой необычный аромат чая она придумала… Тогда он не очень понимал чем один ароматный чай отличается от другого, но сейчас… Слезы опять покатились у него из глаз… Он встал и отвернулся к окну. Он бы отдал всё на свете что бы ещё раз попробовать этот чай, услышать их спор, и топот ножек Светы, бегущей к нему в комнату с кружкой чаю и радостным криком: «Папа! Папа! Мой чай лучше!» Она вбегала в комнату, и хотя было уже не маленькой, забиралась к нему на колени и заставляла его выпить всю чашку горячего и ароматного чая до дна. И пока он пил, она вопросительно смотрела на него своими большими очаровательными глазами, а потом спрашивала: «Ну, как? Вкусный чай?» Он говорил, что вкусный, и она, выхватив пустую чашку из его рук, спрыгнув с его колен, довольная убегала к маме на кухню.

     Неожиданно  в окно забарабанил осенний дождь и Иван Григорьевич, чуть отпрянув от окна, вернулся из воспоминаний.  Молча сходил в ванную, умылся холодной водой и немного взъерошенный, вернулся в кухню…

     Сел за стол, допил чашку обычного, уже остывшего, чая. Разговор не клеился. Все всё понимали без слов. Оба переживали эту трагедию так сильно, что старались, не задавать друг другу неудобных вопросов.

     - Что же произошло? – вдруг спросил Артур

     Иван Григорьевич вздрогнул, взглянул на Артура, горько вздохнул:

     - Один раз, она утром ехала в метро на работу. Ждала поезд. Рядом стояла мама с коляской и разговаривал по телефону. Толи кто-то в утренней суматохе толкнул эту коляску, то ли уклон был на перроне. Коляска покатилась и упала на рельсы. Ребёнок закричал. Шум. Крик мамы. Она ближе всех стояла. Спрыгнула на рельсы. Попыталась вытащить ребенка, но он был уже большой и пристёгнут к коляске ремнями. Пока пыталась отцепить ремни, пока поднимала коляску с ним, пока закидывала эти колёса на перрон…

     Он остановился, но взяв себя в руки, продолжил:

     - Ребенка подхватили, вместе с коляской вытянули на перрон. И вдруг поезд. Люди кричали машинисту. Пока он понял, пока затормозил. Было бы это в конце перрона, то может быть и успел, а это случилось в начале, где поезд выезжает из тоннеля, из-за поворота. Одни люди кричали ей: «Ложись между рельсов!», другие: «Давай руку!» Она решила вскочить на перрон, но… не смогла! Она же у меня небольшого роста, ей было трудно подняться на высокий перрон. Да и после операции она… После операции… И нога… У неё всегда болела нога… Люди почти вытянули её на перрон, но поезд зажал её… Вызвали скорую… Скорую… В больнице пять дней боролись за её жизнь…

    Голос Ивана Григорьевича задрожал, но он, превозмогая себя, закончил свой рассказ:

     - Родители этой спасённой девочки и оплатили похороны, поставили памятник. Приезжают каждый год. Вторую свою девочку, родившуюся два года назад, назвали в её честь – Светой!

    В кухне повисла тишина. Иван Григорьевич встал и, не проронив больше ни слова,  ушёл в свою комнату. Артур в волнении прождал его почти час. Потом, как мог, дрожащими руками, помыл посуду, убрал продукты в холодильник, выключил везде свет и тоже ушёл спать.

                8.

     После всего услышанного, Артур не смог сразу заснуть. На него накатила волна разочарования, психологической усталости, опустошённости, обречённости и гнева на себя. Оставшись один на один, он смог ещё раз прокрутить весь день, проанализировать всё услышанное, и составить полную картину произошедшего. Мысли путались, и перескакивали с Арбата на кладбище, с местного пляжа в московское метро...  Вдруг он реально ощутил тот момент в метро – гудок паровоза, крик ребёнка, истерика матери, гвалт толпы. Она, стоящая на рельсах и пытающаяся сначала расстегнуть ремни коляски и вытащить ребёнка. Крики и советы из толпы. Вдруг, едва уловимый гул рельсов. Громкий и непрекращающийся крик испуганного ребёнка. Новые и безуспешные усилия расстегнуть эти незнакомые ремни. Крики из толпы: «Коляску давай, коляску!» Уже явный гул, и ветерок из туннеля несущегося на станцию поезда метро. Её нечеловеческие попытки поднять и закинуть на перрон тяжёлую коляску. Колесо детской коляски, цепляющееся за край платформы. Белые от усилий пальцы. Пот на лбу. Руки с платформы. Ещё  усилие. Первая победа за жизнь маленького человека – коляску вытянули на платформу. Вдруг. Влетающий на станцию электропоезд. Душераздирающий долгий гудок. Отчаянные крики толпы. Несколько людей, мужчин и женщин, в отчаянии машущих машинисту, чтобы тормозил, и хватающих электропоезд за поручни дверей, пытаясь остановить его чуть раньше, вырвать лишние сантиметры у смерти. Руки пассажиров, пытающихся вытянуть её саму на платформу. Её последние и отчаянные попытки подпрыгнуть на рельсе. Люди подхватили её, и почти вытянули на платформу. Истошный скрип тормозов, свет фар несущегося поезда…  Он вдруг почувствовал запах московского метро, ощутил холод гранита, недосягаемую высоту платформы даже для взрослого мужчины… Вдруг увидел перед собой протянутые руки…  Ощутил ужас несущегося на него поезда метро…  Попытался вскочить на перрон. Неудачно. Ещё раз. Ещё… Яркая вспышка и громкий гудок где-то совсем рядом!..  Последнее усилие!... Он вскочил с постели… Опомнился… Вытер холодный пот со лба. Сердце сильно билось. В глазах было темно. Не хватало воздуха. Подошел к окну. Наощупь открыл его. С улицы дунул прохладный октябрьский ветер. Послышался шум морского прибоя. Стало немного легче. Артур посмотрел во двор. Во дворе одинокий силуэт выгуливал собаку. Где-то невдалеке, вдруг грянул запоздалый салют. Артур вспомнил, что он не дома и, закрыв окно, сел на стул. Несколько раз боязливо взглянул на кровать. Ложиться не хотелось. Такого сильного ужаса Артур не испытывал никогда. Положив руки на колени почувствовал, что, и колени, и руки дрожат. Встал. Включил свет. Через несколько минут стало легче. Немного успокоившись, выключил свет. Подошёл к окну и вновь приоткрыл его. Постоял несколько минут, хватая прохладный морской воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Успокоился. Оставил окно приоткрытым. Опять лёг.

     Вдруг отчётливо вспомнил тот эпизод, когда в кафе предложил Свете принести деньги. Тогда на её лице всего на одно мгновенье появилась радость, но… Она вспомнила все пережитое в Москве и отказалась от денег. Если бы он тогда, в тот момент уговорил её… Артуру стало жутко! Он перевернулся на живот и ударил подушку кулаком. Ещё раз! И ещё! Волна гнева и ненависти к себе накатила на него.

     - Если бы я знал! Если бы я знал, что всё так закончится! – зашипел он, уткнувшись лицом в подушку, – Зачем я отпустил её тогда! Надо было пригласить её к себе домой и…  никогда-никогда не отпускать её от себя!.. Зачем? Почему! Почему я такой дурак! Идиот! Ходил слушать песни и не понимал, как ей трудно, как ей нужны деньги! Деньги на операцию дочери!  Надо же было раньше пригласить её в кафе! Надо было узнать где она живёт в Москве. Проводить до дома!.. По пути домой уговорить взять деньги!.. Идиот! Полный дебил!!!

     Артур уткнулся в подушку и слёзы отчаяния и презрения к самому себе  покатились из его глаз.

     Через несколько минут он успокоился. Подушка была совсем мокрая. Он перевернул её. Улёгся на спину и опять вспомнил тот момент с предложением помощи. Не хватило чего малого – одного его слова или поступка. Он же мог не выпускать её локоть. Настоять! Уговорить!.. Если бы он знал! Он бы встал на колени, целовал ей руки, умолял, просил! Может быть, она в тот вечер, ждала от него решительных и реальных действий в сложной для неё ситуации, а не общих слов сочувствия! Может не ушла далеко тогда!..  А он? Даже номер телефона не попросил…  Полный придурок!... Как она могла, после всего, случившегося с ней в Москве, опять довериться незнакомому ей человеку… Думал в следующий раз спрошу, провожу, узнаю. А следующего раза больше не было.

     Он опять вспомнил её мокрые от слёз глаза и слезинку, текущую по щеке, когда она сказала: « А за ужин, Артур, спасибо!» 

     - Ужин!.. Она наверняка недоедала и жила непонятно где! Боже мой, какой я дурак! - Он вспомнил ту паузу перед вторым посещением кофе, - Она явно ждала его приглашения на ужин!.. Конечно! Она почти не ела! Все заработанные пением деньги отправляла на лечение дочери!

     Артур резко перевернулся, опять уткнулся в подушку и расплакался от гнева и ненависти к себе!

     - Идиот!  Придурок! Урод!  Полный кретин! – скрипя зубами, шипел он в подушку.

      На улице всё затихло. Только ночной дождь барабанил по окну. Артур закрыл окно и опять включил свет. Подошёл к шкафу, ещё раз взглянул на Светины кубки, грамоты. Закрыл шкаф. Увидел большую детскую фотографию, взял. Провел по ней тыльной стороной ладони, как бы стирая пыл, тяжело вздохнул:

- Света! Света!

     Поставил на место и только сейчас заметил. Две небольшие рамочки фотографий всегда стоявших за ней. На первой она сидела на коленях у папы, а на второй она была с дочкой.

     - Дочка похожа на маму! - заметил Артур, - Дочка! Внучка!

     Он встрепенулся. Он как-то упустил это из вида. Даже не спросил у Ивана Григорьевича как её зовут, где она, сколько ей лет… Надо ей как-то помочь и не оставлять их одних.

     Артур, выключив свет, лег на кровать, укрылся одеялом и решил не только каждый год приезжать к Свете, но и помогать им. Обязательно надо помогать… Мысли его стали путаться, и он, немного успокоившись, уставший и переволновавшийся за день, уснул на ещё мокрой от слёз подушке…      

                * * *      
 
     Артур проснулся от звуков песни «Облако волос». Он вскочил с постели, одернул одеяло. После почти бессонной ночи, он не мог сразу понять, что происходит, где он. Спит ли он, или уже проснулся. Кто это поёт? Он вспомнил, что подарил Ивану Григорьевичу видеофайл её песни. Но… Это был другой голос, ещё немного детский… Он быстро оделся. Песня доносилась из комнаты Светы. Осторожно открыв дверь, он увидел очаровательную девушку лет семнадцати, с такими же изумительно красивыми небесно-лазурными глазами как у Светы!..  Она допевала последний куплет маминой песни:

                «…Блеклым огоньком мерцают очи,
                За окном прохлада и листва…
                Люди неспроста избрали ночи.
                Ночи для любви, ночи для любви, слышишь?
                Ночи для святого торжества!..»