Как я не был писателем

Предисловие.

Рассказ посвящается всем тем, кто:
- по каким-то причинам опасается проявить в жизни свои способности,
- прячет от себя и других свои чувства,
- стыдится своих проявлений,
- считает, что должен чему-то соответствовать и что-то оправдывать,
- желает быть удобным для всех, хорошим, нормальным и правильным,
- игнорирует свои истинные личные и духовные потребности и интересы,
- принимает свои таланты за глупости и фантазии,
- все время ждет одобрения своих действий извне и подтверждений их правильности,
- не верит самому себе и пропускает мимо шанс за шансом,
- жалеет себя,
- не позволяет своей душе развернутся и жить в этом теле.

1. Как все начиналось.

-Ты решила воскресить меня для того, чтобы спросить о моих талантах? Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о том, как их реализовать? Я скажу тебе, что ты не к тому обратилась. Но в благодарность за то, что ты оживила меня в своей памяти я расскажу тебе о наших с тобой талантах, но я, увы, не знаю как их реализовать, потому что я никогда этого не делал в жизни. Это уже твоя забота. Я знаю только как их загубить и расскажу тебе об этом.

Я помню, что родился в 19 веке в дворянской, но не очень богатой семье в Московской губернии, в небольшой усадьбе у замечательных родителей. Я был забавным кудрявым мальчишкой, умным, веселым, активным, впечатлительным и любознательным, с живым воображением, меня родители очень любили и от всего оберегали. С ровесниками я общался очень редко, только по праздникам, когда приезжали гости. Обычно в такие дни я играл с девочкой Лизой (очень деловитой и хозяйственной) и мальчиком Андреем помладше меня, они -  дети друзей моих родителей. 

Я очень любил лето и летом любил проводить время в заросшем саду, а также на большой террасе с огромным дубовым столом и стульями – в нашей летней столовой. Мне были очень интересны насекомые, особенно муравьи, они очень напоминали мне людей. Как-то раз я здорово получил от гувернантки за то, что принес муравейник на террасу.
 
Я ненавидел лакированные туфли, они казались мне дурацкими (особенно пряжки на них) и неудобными, сильно сжимали мне ноги, но родителей они почему-то умиляли. У меня была слишком чопорная и строгая гувернантка, я ее стеснялся и побаивался, мне не хотелось получить укор с ее стороны или осудительный взгляд. Мне всегда было стыдно, когда она отводила маму в сторону и рассказывала о моем поведении, будто я не знаю о чем она говорит. Зачем родителям нужно было, чтобы она меня воспитывала, мне было не понятно. Но я уверен, они хотели как лучше и желали мне только добра и поэтому наняли лучшую воспитательницу.

Все мое индивидуальное проявление было задавлено ее строгим воспитанием и условностями, а потом и гимназией на корню. Я почему-то с этим смирился, дал слабину, не стал сопротивляться, отстаивать свои позиции с самого начала. Поступление в гимназию и начало учебы избавило меня от строгого надзора с одной стороны, но обернулось шоком с другой. Из родного уютного светлого дома, от любящих родителей попасть в чуждое, холодное враждебное пространство, в недружелюбное окружение на несколько месяцев,  это была тяжелая травма для моей чувствительной детской психики, повлекшая все дальнейшие проблемы. Ведь до этого моим окружением были близкие и любящие люди, даже воспитательницу я в душе любил и видел в ней «родное» существо, а тут я оказался в эмоциональной изоляции, среди чужих совсем беззащитный и не подготовленный к жизни в социуме, я не знал как мне следует держаться, как себя вести с окружающими, как и на что нужно реагировать. Я также не знал за что мне должно быть стыдно, а за что не должно я не до конца понимал, ведь дома-то мне об этом воспитательница напоминала, а здесь некому. Поэтому я решил, что лучше пусть будет стыдно за всё, я подумал, что это лучше чем быть бесстыжим и невоспитанным.

Зато благодаря «лучшему воспитанию» я был совершенно не уверенный в себе. В школе у меня не сложились отношения со сверстниками, они сторонились меня и часто даже вообще не замечали. У меня был только один друг - Миша, добрый, романтичный, легкий на подъем, открытый и веселый фантазер и в будущем тот еще ловелас. Он видел во мне настоящего друга и настоящего меня, а не бесхребетного и услужливого тюфяка. Мне кажется, что он верил в меня гораздо больше чем я сам.
 
Позже я ухаживал за одной темноволосой, красивой и скромной девушкой, но у нас не сложилось, я вел себя с ней слишком нерешительно и неуклюже, постоянно краснел. Увы, красивым и умным девушкам нравятся  уверенные в себе парни.


2. В ледяном панцире.

Как так вышло, что я отказался от себя и от любой борьбы,  какой именно момент жизни оказался точкой невозврата я так и не понял. Я всегда делал только то, что ожидали другие, как положено, как не стыдно, как всем удобно. Я жил чьими угодно, но только не своими интересами. Постоянный упадок сил, разочарования и хандра стали моими верными спутниками.

Я никогда не осознавал своих истинных желаний и потребностей, отгораживался от них, и уж понятия не имел о своих талантах, жил постоянно в сторонке от всяческих бурных событий и ответственных решений. Но тем не менее я много читал, в основном это были книги о путешествиях и приключениях.  Часто предавался мечтам о дальних странах, о путешествиях, о подвигах и о большой любви, фантазировал, придумывал различные истории, но они не уходили дальше моих мыслей. Мне снились чудесные, яркие и очень реалистичные сны. Я часто еще долго после пробуждения размышлял над ними и фантазировал.

Я часто винил себя за то, что вместо того, чтобы заняться чем-то полезным, я предаюсь бесплодным блужданиям разума. У меня ведь на самом деле было богатое воображение и литературный талант, но я не понимал этого или не хотел понимать. Я мог бы стать хорошим писателем, но мне и в голову это не приходило всерьез. Я даже и не пробовал писать, заранее считая, что эта идея провальна сама по себе, т.к. у меня не достаточно харизмы и таланта по сравнению с «настоящими» писателями, совершенно нет необходимых навыков, опыта. Да и вообще "куда уж мне там" такому посредственному, робкому и ничем не примечательному человеку.  А когда я представлял критикующих мою воображаемую «писанину» авторитетов этого дела – так у меня мороз шел по коже от предвкушения этого стыда.
 
       Позже я поступил на государственную службу да так и служил, дослужился до коллежского асессора. Будучи человеком образованным, умным и достаточно проницательным, я не разделял во многом государственной идеологии того времени, многое меня возмущало, но так никогда и не было высказано даже себе самому, не говоря уже о поиске единомышленников и более «страшных» вещах.

      Я жил всю жизнь в ледяном панцире не слыша и никак не проявляя себя во внешний мир. Хотя душа внутри кипела, пылала жаром и рвалась на свободу, холодная толща льда выражала во внешний мир лишь его маски, лишь то, что отражалось на ее  идеально гладкой, скользкой зеркальной поверхности. При внешнем благополучии, я жил кое-как, тенью внешнего мира, как вечный пораженец, игнорируя свою индивидуальность, свои способности и потребности в самовыражении, всегда скрываясь за маской и опасаясь собственного голоса. В возрасте около сорока лет я наконец-то начал это понимать и мне становилось от этого только тяжелее. Сил и возможности все изменить я не видел.


3. Семья.

 Жену я по-настоящему никогда не любил, не знаю зачем женился на ней, наверно потому что так положено было. Она тоже считала, что загубила со мной свою жизнь, увы, я не оправдал ее надежд. Но она жалела меня по-родственному. У нас было двое детей : дочь Елизавета и сын Аркадий, и я был ей благодарен за них, особенно за то, что она подарила мне дочь - мою принцессу. Когда дети были маленькими, я придумывал для них волшебные сказки, и они с упоением слушали и просили рассказать ещё и ещё, и я на ходу придумывал истории и рассказывал, рассказывал... Непоседливый сынишка уставал и переключался на другие игрушки, а дочка все слушала и слушала, а потом ей снились волшебные сны и она рассказывала их мне по утрам, как продолжение моих сказок.  Мне было очень хорошо в эти моменты, я был по-настоящему счастлив.

Иногда я играл в шахматы сам с собой, читал книги и предавался мечтам о южных странах и путешествиях. Мечты всегда заканчивались досадой о том, что я этого не могу не то, чтобы совершить, но даже написать об этом.

Мы тогда жили в усадьбе. Как-то раз летом в гости, как снег на голову заехал мой школьный друг Миша, он недавно вернулся из Бразилии и с упоением рассказывал о той стране, а я слушал его, восхищаясь и представляя в красках все о чем он повествовал.

Когда он уехал, я поднялся в свою комнату и горько плакал как ребенок о том, что мог бы с ним вместе путешествовать по миру и писать об этом, но не стал. Я винил себя в робости, никчемности и слабости характера. Вскоре я пристрастился к спиртному, выпивал в одиночку и ложился спать. Жене это в конце концов надоело и мы разошлись, я уехал в Москву.

4. Одиночество и смерть.

Жил я один в своей московской квартире. К тому времени дети были уже взрослые. С сыном я не виделся, у нас с ним не сложились отношения, он не уважал меня. Вроде бы он сделал военную карьеру.

Я очень любил свою дочку, она была единственным светом для меня в этой жизни. Я был ей хорошим отцом, это мое единственное значимое достижение за всю жизнь. Она тоже любила меня и часто навещала. У меня было двое замечательных внуков от нее.
В старости я сильно скучал по ней и переживал, что долго ее не увижу, ждал ее писем с нетерпением, ждал когда она с внуками приедет навестить меня.

Умер я в одиночестве в своей квартире перед Рождеством, 22 декабря, в день зимнего солнцестояния. Я ждал дочь с ее семьей, мы договорились вместе встретить этот праздник. Я прибрался в квартире, купил самую красивую елку на Театральной площади, нарядил ее, приготовил всем подарки, разнервничался.

Я хоть и не был религиозным человеком, но соблюдал традиции формально, для меня Рождество было прежде всего поводом для общения, радости и веселья, возможностью встретиться с близкими и знакомыми, которых давно не видел. Накануне я выпивал спиртное, не взирая на запреты доктора. Сердечный приступ случился внезапно. Я шел к своему креслу-качалке и вдруг мне стало плохо, перехватило дыхание, сжало в груди, закружилось все вокруг, я упал, потерял сознание и умер.
 
Жаль, конечно. Я был хорошим, добрым, мягким человеком, но слабохарактерным и нереализованным, я очень сожалел, что так жил и что мне не хватало смелости проявить себя, я сильно сожалел о не сделанном.
В течение жизни я пребывал в постоянном неосознаваемом разладе с собой, это меня сильно измотало, жизнь в самозаточении выпила все соки, и после смерти тела я был в полном расстройстве, если так можно сказать о бесплотном духе.

Тело я покинул, когда мозг перестал реагировать на меня и тело было мне больше не подконтрольно. Я просто понял, что уже не связан с ним и спокойно отделился, было чувство пробуждения, освобождения и отрезвления, прояснения и легкости.

Поначалу я запаниковал: «Как же, доченька приедет, а я умер и не сказал ей как люблю ее, не поздравил с праздником. Она приедет и будет плакать! Внуки увидят дедушку мертвым!», но потом я принял случившееся и решил их дождаться, чтобы успокоить. Вот подъехал экипаж, они поднимаются, долго стучат. Зовут консьержа. Дочь уже поняла в чем дело, я направил ей в сердце это чувство и вместе с ним передал спокойствие и знание о моем присутствии рядом, это единственное и последнее, что мог сделать бесплотный дух.

Она пока не плачет, она ощутила мое присутствие, но это не надолго. Приехали полицейские, взломали двери. Она вошла, увидела мое тело и теперь плачет над ним. Ее муж стоит в дверях с детьми и не пускает их внутрь, они тоже плачут.

5.Домой.

Слившись с потоком сквозняка из открытых дверей я передал ей последнее прощание и стал подниматься все выше и выше над Москвой. Шел снег большими хлопьями  и сквозь его пелену мерцали желтые огни фонарей и окон, по улицам то и дело проносились лошади с санями, люди торопясь несли праздничные ёлки. Мелькнула медицинская карета, наверно за моим телом. Город становился все меньше и меньше. И когда он скрылся от меня за пеленой облаков, я увидел звездное небо и услышал зов вечности.

Передо мной открылся темный воронкообразный коридор прямо посреди звездного неба, я нырнул в него и медленно поплыл, скорость нарастала медленно, периодически я переставал осознавать себя, сил совсем не было, путь давался с трудом, потом что-то подхватило меня и само понесло.

  На другом конце черной трубы, вдалеке меня приветствовали неясные образы, я никого не узнал из тех, кто меня встречал. Помню, что какой-то маленький знакомый "ангелок" вытащил меня из черного тоннеля, т.к. я будто бы застрял там. Все казались одинаковыми с внешностью "купидонов", они что-то вокруг меня делали и щедро поливали меня золотым светом, но мне было все равно, я их не слышал и не понимал.

6. Отважный рыцарь, герой волшебной страны.

Вдруг в стене ослепительного света разверзлась дыра прямо передо мной, и в ней показался всадник с огромным мечом на странном огромном рогатом животном, демонического вида. И всадник, и зверь были в сверкающих латах, за ними простирался пейзаж: зеленый луг и извилистая река уходящая вдаль.
Всаднику и его необычному зверю я не удивился и совершенно его не испугался, мне будто было все равно что со мной произойдет дальше,  в ад я попаду, в рай, в желудок этого демона или здесь останусь. Всадник подъехал совсем близко и дружественно подал мне руку. Я сразу оказался рядом с ним, на его странном «коне».

Он молча вез меня вдоль реки и наконец мы въехали в прекрасную и тихую долину, окруженную высоченными острыми скалами, со светящимся розовым небом, синими облаками и разноцветными цветами в пушистой тёмно-зеленой траве. Мы слезли с чудовища и пошли пешком вдоль реки и он сообщил мне, что долго ждал этого момента, чтобы поговорить со мной, но я при жизни отказывался его слушать. Даже, когда он приходил ко мне во снах я почему-то не верил в него и считал его ненастоящим, а его героические истории — глупыми и бесполезными фантазиями. И он счастлив, что я пробудился и он наконец-то может поговорить со мной.

Меня это немного удивило. Рыцарь долго мне рассказывал об этом месте, о драконах здесь обитающих, о своей жизни, насыщенной приключениями, о рыцарских поединках, о войнах с демонами, о победах, о героических поступках, о прекрасной девушке на которой он хочет жениться, что-то объяснял мне еще. Меня не покидало ощущение, будто мы давние друзья и просто долго не виделись. Я помню, что он говорил мне о том, что он – отважный, благородный и непобедимый рыцарь, герой этой волшебной страны, гроза драконов и демонов, мечта всех красавиц.

Я должен был написать книгу о нем, об этой прекрасной долине, о драконах, сражениях, подвигах, героизме и о любви, я оказывается обещал...и совсем забыл... Он сообщил, что поначалу очень расстроился, что я не рассказал все это людям на Земле и что ему пришлось попросить об этом другого писателя, который справился с задачей. Потом он показал мне фотографию художника, который согласился писать картины с образами из этого сказочного мира и жизни героя.

Мы с ним еще долго разговаривали и я постепенно стал узнавать в нем свои знакомые черты и удивляться, что во мне тоже есть он – этот храбрый рыцарь, которого я незаслуженно забыл почему-то… Да, я много раз был на Земле доблестным и бесстрашным воином! И не только на Земле...Не понимаю, как я мог забыть такое, ведь хоть что-то должно было просочиться в человеческую память. И просочилось ведь! Всего лишь надо было вовремя заметить это зернышко, поливать его и оно бы проросло... Надо же! Тут подул сильный ветер, он стал сдувать все, что нас окружало как картонные декорации и уносить прочь, в бездну. Небо над нами стало угольно черным, трава и река исчезли, все исчезло.

7.Слияние.

Мы стояли на отвесной скале на ветру среди разверзнувшейся со всех сторон черной бездны. Сначала тихо, будто издалека стала доноситься прекрасная волшебная музыка, потом она стала громче, потом еще громче, и наконец звуки пронизывали меня насквозь, я сам стал этой музыкой. Я увидел мерцание перед собой, оно превратилось сначала в прозрачную радугу а затем окружило нас со всех сторон и стало плотным и ярким. Это был бесконечный, переливающийся радужный океан.

Рыцарь сказал: «Нам пора прощаться, но ты всегда сможешь найти меня или позвать. Я всегда здесь!», он вскочил на своё рогатое чудовище, они нырнули в радужный жидкий, плещущийся свет и растворились в нем. Скала подо мной тоже растворилась, я потерял форму, океан окутал меня будто мягким одеялом, наполнил меня собой, я стал золотым шаром и на его радужных течениях, в золотом потоке понесся к своему месту покоя.

Там, в полной тьме, в пространстве удивительной чистоты, похожем на шарообразный зал с круглыми «окнами», в которых струился радужный жидкий свет, светило моё Солнце - моё полное «Я», яркая серебристая звезда, наряженная в плотное нежно-голубое гало с синей каймой вокруг.

Золотой шар влетел в «окно» и чудесная звезда обняла его своими лучами будто руками, она  словно взяла его на руки, как любящая мать нежно берет своё дитя и прижимает к сердцу, и золотой шарик растворился в ее лучах, став навечно ее неотъемлемой частью.