Ася

В середине девяностых я сделал полосный материал «Любовь и маленькая Надежда». Про проституток. Это были мои знакомые проститутки, и рассказы об их судьбах выбивали реальную слезу. Но, естественно, я их не снимал.
И вот текст уже на вёрстке, а фотографии нет. Я захожу к своему напарнику, фотографу Илье и спрашиваю, что мы будем делать. А у них там работала лаборанткой девочка. Самая робкая из девочек, которых я в принципе видел в жизни. Ася.
Мы решаем, что сейчас выводим её на Тверскую. И снимаем сзади на фоне дороги. Это и будет кадр в номер. Она подчиняется. На ней была какая-то немыслимая деревенская юбка. И у неё был плащ. Мы попросили юбку снять, а плащ надеть. Получилось что надо.
По дороге к Тверской я ей объяснил, что проститутка на дороге руками не машет, не голосует, а просто стоит. Ворон считает.
И только её поставили – сразу же останавливается машина. Это и стало кадром в номер.
Я Асю утаскиваю, пока в машину не затащили, и мы идём обратно в редакцию. И я вижу: она преобразилась. Смотрю на неё вопросительным взглядом, а она эмоций скрыть не может: «То есть меня на самом деле приняли за проститутку? И  хотели снять? Значит я - интересная»?
Я подумал: Господи, слава тебе. Раскомплексовалась девочка. Я ведь раньше посматривал на неё, но она сразу бледнела и забивалась в угол, будто её укусить хотят. Она не только от меня - от всех шарахалась. Да и Илья, хоть и был формально её руководителем, боялся приблизиться к ней ближе, чем на метр.
И вот она вроде бы выползла из своего аутизма. И я решил на ней жениться. Благо, я тогда был свободен. Говорить я ей об этом не стал, но предложил подвезти до дома. Я и раньше её подвозил: нам по пути.
Тогда фотографии делали долго: проявка пленки, потом печать, сушка… Ася помогла Илье всё это сделать, я тоже стоял в лаборатории. Мне очень нравилось наблюдать за этим таинством фотодела под красным фонарём. Потом мы ждали сигнальных экземпляров газетного номера. Ася взяла себе целую пачку и рассматривала фотку в каждой газете, как будто они разные.
Потом на той же Тверской я поймал такси, и мы поехали. Трогать Асю было нельзя никогда: её как током било. А тут она сама положила голову ко мне на плечо. А я – руку на её живот. И ничего страшного не произошло.
Мы остановились около её дома, вышли. И держимся за руки, что очень трогательно. И я говорю: «Ася, пойдем к тебе? Чайку попьем»… Она отвечает: «Да… Нет! Да! Не-ет! У меня в квартире не убрано».
Я тогда предлагаю ей поехать ко мне. У меня убрано. Но она сказала, что девушкам ночью приезжать к мужчинам неприлично. О них могут плохо подумать.
Я плюнул, уехал, и отступился, перестал раздражать Асю своим вниманием. Когда мы случайно пересекались в коридоре, то она забивалась в угол, а я даже не здоровался, чтобы её не травмировать. То есть она стала прежней, да и я стал прежним.
Со временем у меня стал наклёвыться роман с Мариной. И вот однажды мы проходим по коридору с Мариной мимо забитой в угол Аси. И вдруг я слышу рёв. Не плач, а именно рёв. Оборачиваемся. Ася даже не сидит на полу, а почти лежит и рыдает на сто децибелл.
Марина хочет к ней подойти. Я удерживаю Марину за руку. Говорю: «Не надо. Это у неё реакция на тебя».
Марина посмотрела на меня с подозрением и спросила: «У вас что-то было»?
- Нет, - честно ответил я. – Ничего у меня с ней не было. А у неё вообще ни с кем не было. И очень боюсь, что не будет.
Больше я Асю не видел. На следующий день она перестала ходить на работу к нам в редакцию. Я только иногда думаю: может быть, надо было её изнасиловать? Вдруг бы на пользу пошло?