ПВД на НГ 2018
Мы с Иркой обессилившие, стоим и отдыхаем, переводя сбитое дыхание. Стоять холодно, в сумерках сразу похолодало, приморозило, до этого тоже жарко особо не было, но и сил идти вперёд уже нет, потихоньку, главное не паниковать, шаг за шагом, мы дойдём до зимухи. Хотя совершенно не ясно, сколько ещё идти, далеко ли? Но ясно одно, зимуха где-то там впереди, а в ней тепло и жизнь, а тут смерть, холодная смерть. Я никак не думала, что будет так тяжело, нынче выпала двухмесячная норма осадков, до этого стоял сухой ноябрь, были уже морозы, а снега нет, и все молили о снеге, и вот молитвы были услышаны и отмеряно вдвойне. Я знала, будет нелегко, но оказалось просто нереально тяжело бурить, тропить в этих снегах, ноги уже не в силах поднять, вырвать из снежного плена. Мы идём семь часов, почти не отдыхая, без движения сразу замерзаешь, не месяц май на дворе – декабрь! Даже есть не охота, от усталости, тошнит, и есть лишь страх, страх замёрзнуть, обессилеть, не дойти до зимушки. Сейчас все нормальные люди сидят в тёплых домах, у телевизоров, слушают Путина, стругают салатики, выпивают помаленьку, провожают старый год, нарядные и чистые, а мы застряли тут в этих снегах, что те партизаны, и ведь, главное, добровольно, никто нас сюда не гнал, сами пошли.
Лес красив, заснеженный лес безумно красив. Холодная красота, луна светит, хоть небо и затянуто тучами, сыплет мелкий обложной снег, всё, как обещали синоптики, особого мороза нет, но зябко. И сразу вспоминается сказка про 12 месяцев, и я бы не удивилась, набреди мы на костёр жаркий, яркий, вокруг которого сидят братья-месяцы, и подснежники, тут сказка.
А начиналось всё как хорошо. Как долго мы мечтали об этом походе, ведь Саша всё время работает, поэтому нынче мы последний раз на зимуху ходили в августе, а никак в прошлые годы, когда и в октябре и на ноябрьские ходили. И каждый день тоскливый и тощий грела мысль, что нынче новый год будем встречать на зимовье, и сразу от этой мысли становилось радостно. Заранее готовились, собрали рюкзаки, главное, ничего не забыть: топор, пила, фонарики, запасные батарейки, лыжи, сменная обувь, одежда, спальники, посуда. Я намариновала мяса, накрошила салатиков: спаржа, папоротник, оливье, с тунцом, купила всё для глинтвейна. Утром встали рано, всталось легко, проснулась ещё до будильника, на электричку лучше не опаздывать, хотя есть вторая, но надо успеть на первой, знали, снега в лесу много, потому и решили идти на лыжах.
Вышли из трамвая, первый этап закончен, это тот ещё квест с нашими непредсказуемыми медленными трамваями – не опоздать на электричку. Купили билеты, тут и Ирка подошла. Электричка короткая, всего четыре вагона, а народу туристического набилось – полна коробушка. Едем, радуемся, в окно глазеем, Ангара парит, несёт свои игривые воды, ленивый Иркут молчаливо спит под белым покрывалом. Встретили Лешу, он поехал кататься на лыжах с Подкаменной, пыталась его уболтать с нами пойти, еды у нас много, а мужская сила лишняя не будет, но Лёшка не поддался на уговоры.
На Орлёнке высыпался, как горох, народ на перрон, много туристического люда – не сидится людям дома. И не так уж и холодно, буквально через полчаса становится жарко, и мы с Иркой снимаем пуховики. Лыжи пока не надеваем, тут дорога плохая, закатана машинами, всё время вверх, пешком быстрее. Чарлик носится радостный по дороге туда-сюда, убегает вперёд, танцует, таскает шишки, наслаждается свободой. На отвороте на Витязь надеваем лыжи, Саша уже умотался нести эту «вязанку дров» килограмм на десять в руках. Перекусываем пирожками, пьём чай из термоса, успеваем замёрзнуть и на лыжах идём дальше, тут дорога тоже хорошая, спокойно и без лыж можно было бы идти, но на лыжах прикольнее. Ирка стремительно исчезает впереди, ноги помнят, всё же у неё по лыжам второй взрослый. А Бернард постоянно падает, отстаёт, рюкзак тяжёлый его мотает. Я его жду, зову, кричу, аж горло застудила. На лыжах двигаешься всё равно быстрее, но в главную гору я зашла пешком, и не заметила, как доехали до нашего отворота. А там белая целина.
И вот тут-то и началось самое весёлое. В распадке всегда было много снега, но тут его не просто много, а очень много – море снега, глубина по пояс, без лыж и не пройти, даже лыжи проваливаются, если стоять. Саша, как и было заранее уговорено, убежал на лесных вперёд, топить печку, расчищать снег, а вот лучше бы он нас тут внизу подождал. Потому что мы с Иркой сразу смекнули, что снега нынче непроходимые, Емеля вообще предложил вернуться в город на вечерней электричке, у Ирки дома как раз никого, там и встретим Новый год. Ирка предложила пойти в обход, дорога наезженная, по ней идти дольше, но зато не надо месить снега. Я была согласна с Ирой, да и на лыжах всяко разно быстрее, но дороги никто, кроме Саши не знает, мы там без него заблудимся, да и нехорошо это, когда группа разделилась, менять маршрут, поэтому, чертыхаясь, мы полезли в гору, в сугробы.
Первым сдулся Чарлик. Сначала он просто бежал сзади и подвывал, я думала, что он побежит по целине, снег его держал, но глупый пудель шел по нашей тропе, а тропа – одно название, Саша шёл на лесных лыжах по верху, примяв только 10 см снега, Бернард же проваливался по колено, а Чарли прыгать из следа в след, снега по грудь. Потом Чарли повернул назад, глупая собака, там же он ничего, кроме смерти не найдёт, я подозвала кобеля и пристегнула поводок, таща уставшего пса за собой силой. Тогда Чарли вывернулся из ошейника, всем своим видом показав, что сил для движения у него больше нет. Но не бросать же собаку тут в снегах. Посовещавшись, решили освободить Емелин продуктовый рюкзак, раскидав его вещи по другим рюкзакам. Я освободила, как могла замёрзшего пуделя, от комьев налипшего снега, отрывая лёд иногда прямо с шерстью. Чарли обречённо терпел, лишь изредка взвизгивая, на лапах у него были снежные, ледяные комья, налипшие между пальцев, неудивительно, что собак не мог идти, всё голое, нежное пузо было в снежках. Да-с, пудель не для наших снегов порода, мягкая шерсть не защищала, не грела. Я засунула замёршего, дрожащего крупной дрожью пса в рюкзак, он даже не сопротивлялся, покорно сидел, одна голова наружу. Ну и тяжёл Чарли, отъелся у нас, ещё и весь в снегу – это ноша не для ребёнка. Но Емеля оказался силён не только духом, но и телом, друга не бросил на погибель, а тащил двенадцатикилограммовый рюкзак, лишь тяжко вздыхая, а Чарли благодарной печкой грел ему спину сквозь пуховик. Снеголёд на Чарлике растаял, и на каждой остановке рюкзак оставлял грязный мокрый след на девственно белом снегу.
Но я видела, что ребёнку тяжела ноша, Емеля выбивался из сил, постоянно падал на колени или садился в сугроб, отдыхал. Продвигались мы очень медленно, Бернарду, который тропил, давил плечи тяжёлый рюкзак, он не убегал, как раньше, вперёд, а стоял, прислонившись к дереву плечом, или же наклонившись вперёд, чтобы дать отдых спине, ждал нас. Следом шла я, потом Емеля и в самом конце Ирка, проклиная тот день, когда она согласилась идти на зимуху на Новый год. Наконец прошли нижнее зимовьё, будь там труба у печки, можно было бы остановиться там, но та зимуха холодная, неуютная, тёмная, чужая. Поэтому мы идём, бредём дальше вверх, меся ногами снег, не веря, что дойдём до цели, но надеясь. Проходим то место, где Саша нарисовал часы со стрелками, он тут был в 2:20. у нас на часах уже 4. И тут я слышу Сашу. Мысленно я давно его призываю, потому что Чарли «сдох» весьма некстати. Я слышу Сашу и истошно ору.
- Саша, помоги! – от этого моего крика отчаяния все вздрогнули, Саша появился очень быстро. Он уже решил, что у нас случилась беда, и был рад, что оказывается надо лишь забрать рюкзак с Чарликом, что никто не подвернул ногу, что все живы-здоровы. Саша дошёл до зимовья на лыжах за час, уже успел и чаю сварить и печку истопить и нас уже заждался, пошёл навстречу и сразу понял, почему нас нет так долго, что мы утонули, встряли в этих снегах, пошёл пешком, тропя нам дорогу. Емеля сразу ожил и быстро побежал вверх без ноши за отцом, исчез из виду. А наш маленький отряд партизан продолжил свой трудный подъём медленно, но верно. Уже лучше, уже знаем, что зимуха стоит, дрова спалили какие-то сволочи осенью, Ирка летом напилила полную поленницу берёзовых дровишек, но главное, домик стоит, уже веселее.
Бернард прибавил ходу, уже смеркается, холодает, я тоже поспешаю, но Ирка сдулась, отстаёт. Нет сил идти, я не могу бросить её, Бернард исчез впереди, а мы ползем медленно, часто отдыхая, я боюсь, что если Ирка совсем обессилеет, что делать? Она не Чарли, её в рюкзак не посадишь. Мне дали сил мои две последние пробежки на лыжах, а вот Ирка не тренированная, да и ноги у неё короче моих, да и возраст, и курение. Я предлагаю ей бросить рюкзак, потом, завтра, Саша сбегает за ним, но Ира отметает моё предложение раз за разом. Темнеет, у Ирки начинается истерика, я тоже боюсь, в лесу страшно ночью. 31 декабря, канун Нового года, а мы тут застряли в лесах, и ведь непонятно, сколько ещё идти, далеко ли зимуха? Я кричу, срывая голос, зову Сашу, но в ответ тишина, сначала отзывался глухим басом Бернард, но потом оторвался настолько, что уже не слыхать. Я постоянно окликаю Ирку, идёт ли она? Идёт!
И тут я слышу Сашу. Вот это радость! Значит уже близко. Саша спустился нам на помощь второй раз, хоть сам устал, вот это я понимаю – мужчина! Он хотел забрать мой рюкзак, но я киваю на отстающую Ирку, - Я дойду, забери у неё рюкзак. Саша забирает тяжёлую ношу, говорит, что мы уже вышли на финишную прямую, что до зимовья последние сто метров и быстро уходит по тропе наверх, светя огоньком фонарика между тёмных стволов деревьев. Ирка сразу повеселела, заметно быстрее пошла, да и я стала узнавать пейзаж, вот этот камень я помню, и правда осталось совсем чуть-чуть, последние сто метров самые сложные, самые крутые.
Перед самой зимухой есть надув, там всегда больше снега, вот и сейчас моя нога проваливается глубже, чем след протоптанный ранее, тяжёлый рюкзак утянул меня назад, и я упала на спину, как черепаха, с застрявшей по колено ногой в сугробе не в силах встать, истошно в третий раз зову Сашу. Он приходит недовольный.
-Что ещё?
Помогает мне высвободиться из лямок рюкзака, забирает и мой рюкзак, я барахтаюсь в снежной ловушке, тут снег примерно по пояс, перекатываюсь с опасного места. Поднимаюсь, отдыхаю, пропускаю Ирку вперёд, она тоже не может совладать со снежным пленом, на четвереньках вылазит на снежный надув, следом на карачках ползу я. Вот и зимушка, светится теплом окошко. На часах половина седьмого, мы побили все рекорды тихоходности. Обычно зимой мы до зимовья идём 4 часа, летом 3, нынче мы шли почти 8.
Жаркое тепло печки, трещат дрова, переодеваемся в сухое, жажда, глотаем чай, минералку, есть не охота. Дети сидят в домике, тесно, на улице холодина. Саша ругается, колдует над костром, он отказывается гореть, ни газета, ни береста не помогают, только дым ест глаза. Я устала так, что мечтаю лечь спать, мне не до нового года, не до праздника, всё, что я хочу, это пить и спать. Но праздник есть праздник, мы заправляем майонезом салаты и начинаем пробовать вина. Саша, наконец, развёл костёр, варим глинтвейн. Время тянется, сытые и пьяные мы ждём полуночи. Радостные, что все дошли, что все живы, что домик есть, на улице холодина, в зимушке жара, нет в мире совершенства. На углях Саша жарит мясо, но есть никто не хочет, от этой нестерпимой усталости совсем нет аппетита, опять же тазики салатов на столе. А я лишь жду того момента, когда можно уснуть. И вот наконец 12, мы глотаем скорее по обязанности, а не удовольствия ради полусухое, холодное, кислое шампанское, фотографируемся у костра с бенгальскими огнями. Теперь можно и баинькать.
Приснилась мне медведица и старый дом Вади, он жил на чердаке, туда вела крутая, узкая, с частыми поворотами, лесенка. Я быстро забралась по этой лестнице наверх, заперла хлипкую дверь на щеколду, а медведица ломилась наверх за мной, но никак не могла развернуться на узкой, крутой лестнице, ещё болело простуженное горло, наглоталась холода, пока кричала Сашу. К меня лечил, дал мне небулайзер, лекарства, сидел рядом, как образцовая сиделка, и было мне рядом с ним так хорошо, что не хотелось просыпаться.
1 января 2018 года. Вот и наступил новый год, утром первая встала Ирка, ночью было тепло, даже ни разу не топили печь, зимушка завалена снегом, поэтому ветер не гуляет, а так-то на улице ветрено, северо-запад гонит холод и тучи со снегом, до обеда сыплет снег. На завтрак кофе, даже дети пьют кофе, и доедаем остатки салатов. На обед пельмени. Я залажу на гору, это целое приключение, снега очень много. Саша с Бернардом пилят дрова, тут дрова – это жизнь. Холод собачий. Бернард гуляет по лесу на лесных лыжах, Саша удумал кататься прямо со скалы по снежным надувам, дурной пример заразителен, Емеля тоже прокатился пару раз. Всем нам весело, страшно и весело, страшно весело. Потихоньку пьём смесь бехтерева и самогон, мой желудок от крепких напитков болит, мясо никто не хочет. Весело, в целом весело и все уже рады, что не в городе, не на даче, а на зимухе. Чарлика потехи ради садят на бревно, цирковая собачка терпеливо сносит все манипуляции, даёт себя фотографировать.
Со страхом только думаю о завтрашнем дне. По идее еды у нас навалом, можно остаться ещё на день, но уже очень хочется в цивилизацию, в тепло. Мы так долго мечтали очутиться тут, на зимухе, а теперь нам не терпится вернуться назад, я знаю, идут морозы, с каждым днем всё холоднее. Мы варим глинтвейн, пьём его больше по обязанности. Сашу уже мотает, мясо решаем не жарить, слишком холодно и ветрено, да никто есть не хочет, разъяснило, в небе висит уже полная луна, невероятно красиво и светло даже ночью. Приморозило, за ночь пришлось подтапливать печку два раза. Утром долго не спим, кофе, пельмени, быстрые сборы.
В полдень выходим, Саша остается спокойно дособироваться, ему на лыжах быстро спуститься вниз, а мы спускались час, хоть и по следам, хоть и вниз, а всё равно тяжело, снова сыплет крупа с неба, Чарли едет в рюкзаке у Бернарда, лес не отпускает нас, цепляется веточками, норовит больно ударить по лицу, выколоть глаза, насыпать снега за шиворот. Когда спустились в низину, выяснилось, что тут можно идти только на лыжах. У меня и Бернарда уже надеты лыжные ботинки, а вот Ирка и Емеля встряли, в этих сугробах нет возможности переодеться, мы идём вверх спокойно по лыжне, а Ирка ползет на коленях, таща лыжи за собой, Емеля же встав на лыжи просто так, тоже передвигается, примерно час тут провозились. Спас ситуацию спустившийся вовремя Саша, намотал Ирке на лыжу верёвку, помог переодеть ботинки, и вот мы уже все на дороге, чуть присыпанная свежим снежком она более чем подходит для лыжного хода. Тут мы дали жару, очень быстро катим под горку, я даже не упала на крутом спуске, мои лыжи почти не едут, слишком холодно, они тормозят, поэтому я прилично отстала, запыхалась, выбилась из сил, ноги не слушаются, лыжи тяжёлые. Чарли бегает, отпущенный, по дороге, пасёт наш лыжный отряд, переживает, что мы так растянулись.
У отворота на Витязь я снимаю лыжи, Саша их привязывает стоймя к рюкзаку, и иду пешком, время поджимает, дорога тут разбита машинами, идти на лыжах сомнительное удовольствие, я иду наравне с лыжниками, только на спусках они меня обгоняют. Но лыжи пляшут по дороге, путаются, поэтому наши скорости примерно одинаковы. Очень холодно, ветер, серое небо. На электричку успели вовремя, зябко, Чарли дрожит, у нас ещё есть ветчина, датская колбаска, сало и батон хлеба, да термос чаю, печенье, конфеты и недопитая смесь бехтерева. Выпиваем для сугреву, нагуляли аппетит, жуем бутерброды, все довольные, незаметно приехали в город.
Уже дома я несказанно радуюсь центральному отоплению, горячей воде и нашим хоромам. Ведь всё познается в сравнении, после тесной 2 на 3 метра зимушки наши 30 квадратов – это целый дворец! А ночью уже давит тридцатник, вовремя вернулись.
Хорошо, просто отлично встретили мы Новый год!
05.01.2018
Свидетельство о публикации №218010500768