Копье Судьбы. Книга Вторая. Глава 9

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГОРЛОВСКАЯ КОЛОНИЯ ИМЕНИ ТОВАРИЩА КАЛИНИНА

- Соломон, ты что нарисовал? Братва, он себе вместо горбачевской отметины сердечки зеленкой рисует. На! Получи!
Треф отпускает еврею затрещины. Тот стоит навытяжку, не закрываясь, иначе зубы выбьют и обрекут на мучительную смерть от голода.


От дверей раздается спокойный уверенный голос. 
- Отпусти его!
В комнату входит крепкий парень в джинсах, кожаной куртке и кроссовках.
- Ты кто такой? – интересуется Треф. – И давно ли ходил к костоправу?
- Я вор в законе Черный Археолог, - незнакомец подходит к столу. – Отпусти его, я сказал.


Братва подбирается, отдупляясь, КТО в натуре стоит перед ними.
Но Трефа поддерживает мутноглазый Дюбель, недавно закинувшийся марафетом.
- Жид накосячил! – с размаху бьет он костяшкой домино по столу. - Даже вор не имеет права заступаться за других. Кроме одного случая. Какого, не знаешь?
Это проверка на вшивость. Заступаться можно только за своего семейника.
- Он мой семейник, - говорит Археолог. - Поэтому отпусти его!


Зек с сожалением отталкивает еврея, который распрямляется с облегчением.
- Фу-у-у… здравствуйте, Серожа, скоко лет, скоко зим! 
- Все равно не по понятиям! – упирается мутноглазый. – Он не выполняет постанову Финта! Ему было сказано рисовать горбачевскую отметину, а он сердечки на  лысине малюет!
- Так я же на ощупь… - оправдывается Иловайский.
- В дальняке есть зеркало!


Археолог прекращает базар кратким жестом. 
- Финт мой крестный. Я думаю, он простит, если я сниму с приговоренного его провинность. Все, Юрий Соломонович, можете больше не рисовать на лбу клеймо предателя.
Еврей обрадовано кланяется и исчезает из кубрика.


КОНГРЕСС ИЕРАРХИИ СВЕТА

Огромный зал киноконцертного комплекса «Kyiv Plaza Holiday Inn», преображен  стараниями постановщиков голливудской киностудии «Warner Bros.» в Храм Древнего Египта. Партер и блестящие позолотой балконы заполнены удивительной публикой. Мужчины одеты во фраки и смокинги, но лица их расписаны так, что и не узнать, какие селебрити скрываются под слоями серебряных и золотых белил и красок. Женщины являют образцы высокого искусства боди-арта.


На мониторах, установленных на балконах, приветственно машут руками такие же праздничные залы. К трансляции присоединяются все новые аудитории: камера пикирует на гребневидный зал Австралийской Оперы в Сиднее, с квадрокоптера озирает Гранд Опера в Париже, национальный театр Уорнера в Вашингтоне.
На Конгресс Всемирной «Иерархии Света» допускаются посвященные с уровня тайного «Круга 4611-ти». 


- «Синкли-и-и-ит Тринадцати»! – восклицает ведущий церемонии открытия сэр
Роберт Кондвит. - Включаются тринадцать экранов, на каждом появляется монах в рясе с надвинутым на лицо капюшоном. - Они определяют методы достижения целей гранд-стратегии «Круга Семи-и-и-и-и»!!
Вспыхивают семь больших экранов, увитых цветами шри-ланкийского кадупула. Зрители, допущенные к тайной трансляции, узнают Киссинджера, Бжезинского, Сороса, Рамсфельда!
- Градус их посвящения 99! – торжественно оповещает Кондвит. – Небожители, 
полубоги, они вырабатывают гранд-стратегию Иерархии Света. А теперь, господа,  предельное внимание и концентрация!


Залы на континентах затихают, чтобы услышать, как грянет после паузы: «Круу-у-уг ТРЕХ!»
Вспыхивают два огромных экрана справа и слева от сцены. На них появляются увядшие старцы с отвисшими веками и пятнами старческой побежалости на морщинистых лицах.
- Его величество «Царь», Яков Ротшильд, Гранд-Управляющий Империи! (шквал
аплодисментов). Его величество «Фараон» Дэвид Рокфеллер, Главнокомандующий империи! (шторм рукоплесканий) А теперь, дамы и господа… - голос Кондвита предвкушающее замедляется. - Великая Жрица Аминь… Правительница Кругов (Ruler of the rings)… Богиня Хатор… Глава Британского Содружества, чье личное состояние оценивается в 35 триллионов долларов (вздох восхищения в зале)… королева Великобритании, Ее Монаршее Величество Елизавета Втора-а-ая!!!


Вспыхивает центральный экран, увитый по контуру гирляндами редчайших цветков кокио, похожих на языки живого алого пламени.
Континенты встают. Восторженные залы окатывают овациями восседающую на троне пожилую даму в кипенно белом, шитом жемчугами платье с горностаевой накидкой на плечах. Улыбка ее зловеща, ничего человеческого нет в ней – одна лишь иссушающая сила беспредельного и безжалостного могущества.
Трубят рыцарские рога, поют фанфары, вспыхивают и проливаются с балконов  холодные фейерверки, с потолка летит буря конфетти - нарезанного сусального золота.


Взрыв эмоций в зале и на телеэкранах не поддается описанию.
Наконец овации смолкают, зрители усаживаются.
Сэр Роберт Кондвит объявляет Всемирный Конгресс Иерархии Света открытым. 
- Велик и славен этот день, - продолжает он, дождавшись полной тишины, - ибо обретено священное Копье, считавшееся утраченным безвозвратно.


Шпрехшталмейстер трижды бьет жезлом в пол. «Приветствуйте Копье Судьбы!»
Пронзают слух клики фанфар.
Герольды вносят золотое блюдо, накрытое красным бархатом.
Роберт Кондвит снимает покрывало и поднимает Реликвию  над головой.
Лучи прожекторов скрещиваются на железном наконечнике.
Он дымится и мерцает, как летящий сквозь атмосферу болид.


Пришедший из глубины веков таинственный артефакт выглядит грубо и неказисто на фоне окружающей роскоши, - так запыленный ландскнехт в мятых доспехах невзрачно смотрелся на фоне вельмож в златотканых кафтанах. Но тем сильнее его магия! История человечества начертана этим стилом на кровавых скрижалях вечности.
Под витым балдахином собора Святого Петра поднимается Понтифик в тиаре. Встают короли и султаны, президенты и премьеры, генералы геополитики.


Кондвит благоговейно целует Копье.
- Благодарю вас, дамы и господа, прошу садиться! Должен, однако, оговориться: нашедший Копье черный диггер случайным образом активировал его и стал, таким образом, формальным Владыкой Копья. Хотите на него взглянуть? (зрители – хором: «да-а-а») Введите черного диггера!


Герольды раздвигают рыхлую массу бархата - в белом круге прожектора из-за занавеса появляется русский Копьеносец со скованными за спиной руками.
- Russian spearman... руссише… russo… rus… раски… - клубком растревоженных
змей шипит зал, лорнируя бедно одетого и ничем, на первый взгляд, не примечательного парня, - по-тюремному бледное славянское лицо перевязано по глазам черной лентой. Русский копьеносец останавливается у края сцены и вслушивается в дыхание зала.


- Помните «Влюбленного Шекспира», господа? – нарушает тишину Кондвит. –
Перед вами «Случайный Шекспир»! (смех в зале) Как полагается по статусу Ордена Копьеносцев, ему был предложен выкуп. Он отказался. (Общий вздох удивления) Ему был предложен обмен. Я обещал вернуть его любимую женщину, заключенную по его вине в украинскую тюрьму. И снова отказ! (гул в зале нарастает). Как говорит одна из русских пословиц, которые я с недавних пор начал коллекционировать: «Когда бог хочет наказать человека, он лишает его разума». – Выброс указующего перста в сторону пленника. - Этот «раски» наказан Богом! – Переход на сожалеющий тон. -

Что же, остается третий и последний из возможных способов передачи прав на Копье - жертвоприношение. Сейчас случится редчайший момент в истории – на ваших глаза появится новый Владыка Копья!
Свет медленно гаснет. Открывается черная вселенная.
На ее фоне с поднятым Копьем гордо возвышается маленький сэр Роберт.


Музыка становится тревожной. Раздается оглушительный удар грома!!!
Театр погружается во Тьму.
И когда глаза устают от давящий Ночи…
вдруг!!!...


120 миллионов палочек, 6 миллионов колбочек и сто восемьдесят миллионов фоторецепторов в каждом из внимающих глаз приходят в крайнюю степень возбуждения и вспыхивают белейшим светом. Мириады бурлящих сгустков первоматерии разлетаются, формируя Метагалактики, внутри которых вспыхивают молодые солнца. Вокруг одного из солнц начинают вращаться пылевые и астероидные облака, из которых формируются планеты, - Марс, Юпитер, Сатурн, Венера, Земля. Глобус голубой планеты заполняет Просцениум. Осью его вращения является Копье Судьбы во вскинутой руке сэра Роберта. Глухим голосом читает он древний псалом-заклинание, шуршанием песка вечности утекающего в заворожено слушающий зал: «И сотряс черноликий Финеес Копьем…»


СХОДКА НА ГОРЛОВСКОЙ ЗОНЕ

Вечером в «кубрике» собираются матерые уголовники.
- Братва, - поднимаюсь я с кружкой зимбуры в руке, когда все расселились за
общаком, - я, вор в законе Черный Археолог, рад встретить старых знакомых и познакомиться с элитой «сотки». Сами знаете, в какое непростое время мы живем. Война подошла к запретке, через колючку мины залетают. Как нам следует поступать и чью сторону принять в братоубийственном конфликте? Но сначала давайте выпьем за знакомство! (все пьют)


Тюремная аристократия неспешно закусывает. И, когда я уже готов перейти к делу, дверь распахивается и входит… Гусь.
- Здорово, братва! – хрипит он.
Авторитеты приветствуют его.
Один я не встаю и не подаю ему руки.
Мы смотрим друг на друга, не мигая.
Народ притихает.


Лицо Гуся расплывается в привычной поганой ухмылке.
- Киншон это мой, братва…
- Пасть заткнул! – привстаю я. - Твой киншон – дрессированная обезьяна. 
- Тиш-тиш-тиш, вы чо, братэллы… - разводит нас Треф. – Так вы знаете друг друга?
- Скворец это… - дергает Гусь небритой щекой. – В хате моей сидел, первоходок. Я его привечал за занавеской, менял свою «колбасу» на кровяночку. Зашкварились вы, братюники, с петушарой отужинали! На всей ихней хате Финт крест поставил!


Зловещее молчание повисает в казарме. Нельзя терять ни минуты.   
- Вот этот крест?! – я рву на себе бушлат, обнажая  бугристый шрам на животе, окаймленный воровским крестом. – Этот бажбан раскоронованный, - показываю пальцем на Гуся, - на абвер работал, в пресс-хате верховодил шерстяными, опустить меня вздумал с шоблой своих отморозков! Я вскрылся, не дал ему план осуществить. Финт постановил, что этим я снял с себя вину и достоин поднятия в законники. А, может, ты, Гусь, теперь нам расскажешь, как Финт надавал тебе по ушам и заставил выломиться из хаты?! Объявляю при всех, что ты сука! Лишаю тебя звания положенца! А судьбу твою, жить тебе или нет, решит сходка.


Шерстяные - самая презренная каста, хуже петухов и чуханов.
Воры обступают Гуся. Он пронзительно свистит. 
В кубрик вваливает шобла чубатых «козаков» с пиками и арматурой.
- Мне твои предъявы, Скворец, - пахан плюет на пол, - как с гуся вода! Доказов у тебя нет. А за гнилой базар ответишь! Завтра в полночь на промке. Не придешь – подтвердишь гниляк в натуре!


Гусь выходит. Ватага убирается за ним.
Меня бьет дрожь омерзения и страха.
- Кто привел эту суку?
- Сам же сказал, авторитетов пригласить, - держит ответку Треф. – Под Гусем
ползоны ходит. Кто знал, что у вас старые терки. И чего это ты на нас голос повышаешь? Устроил тут ПВР! (комната политико-воспитательной работы).


В комнате повисает колючая пауза.
- Правду он сказал, что ты его киншоном был? – напрямик интересуется Дюбель.
Я закуриваю, руки дрожат, прячу их под стол, но многие замечают мою слабину.
- Когда первоходом в камеру заехал, он ко мне подкатывал. Я твердо отказал. Так этот трубочист устроил правилку, сработал на следака, осудил меня и попытался изнасиловать. Да только я отбился, Качан подтвердит.


Братва смотрит на Качана, тот кивает.
- Так вы тоже знакомы? – удивляется Треф.
- Скворец… - начинает Качан, но поправляется, - Черный Археолог говорит правду. Гусь поступал с ним по беспределу. Но пацан не согнулся, выстоял, по праву стал вором. Иначе я бы с ним за один стол не сел.
Компания испускает выдох облегчения.


- Гусь за клевету ответит, - обещаю я. – Нельзя, чтобы зоной руководил шерстяной беспредельщик.
- Ты не хорохорься, – говорит пожилой бродяга с погонялом Наждак. – С ним
майданутые кучкуются. Для этих понятий не существуют. Кто кричит «Слава Украине!», тот свой. Остальные вороги.


Обвожу глазами гоп-компанию.
- Кто пойдет со мной завтра в полночь на промку? Сломаем им хребты.
Блатные молчат, опустив головы.
Первым решает высказаться качок с погонялом Тролль.
- Прости, Археолог. Не было у меня в планах с Гусем за верховину пересекаться. Тролль выходит из комнаты.


Вслед за Троллем кубрик покидает молодой фашик с кличкой Ариец, этот даже не удосуживается объяснить свой уход. За ним засобирались остальные.
- Мы тебя не знаем.
- Тут каждый сам за себя…
- Война идет, нам выжить надо.
Я сижу, опустив голову.


А когда поднимаю глаза, вижу, что за столом остался один Качан.
- Я с тобой, брат, - говорит он просто.
- Значит, нас теперь двое.
- Нет, нас больше. Погоди, я скоро, – Качан уходит и вскоре возвращается в
сопровождении односидов по первой хате. Радостно обнимаю старых друзей. Садимся за стол, каждый выкладывает свою порцайку. Хлеб, лук, сало и керченская селедка, ее Андрюхе передали родаки с Донбасса, он же, считай, домой вернулся, к нему кенты часто наведываются, перекидывают через забор дачки.
Я рассказываю, как повстречался с мировой закулисой. Пацаны слушают, раскрыв рты, даже жевать забывают.


КОНГРЕСС ИЕРАРХИИ СВЕТА


«И сотряс черноликий Финеес Копьем…»
Затаив дыхание, западная элита наблюдает за таинством принятия божьего помазания. Но не все впадают в транс от гипнотически меречащего нашептывания. Откуда ни возьмись на сцену просачивается местечковый раввин в черной круглой шляпе, пыльном лапсердаке, мятых «бруках» и нечищенных ботинках. Худое морщинистое лицо его обрамляют седые пейсы и жидкая бородка. Внушительный нос оседлан круглыми учительскими очками, рот кажет в улыбке козлиные челюсти с нехваткой пары зубов.


Аудитория узнает Эфраима Лейбовица, личного друга королевы и духовника одновременно (sic!) Якоба Ротшильда и Дэвида Рокфеллера. Выходец из первой волны одесской эмиграции, мистик, наделенный экстрасенсорными способностями, он уже много лет служит связующим звеном между далеко разнесенными и конфликтующими ветвями мировой власти.


Невидимкой проницав кордоны бодигардов, «Железный раввин» подкрадывается к сэру Роберту и похлопывает его по плечу. Оглянувшись, американец  отшатывается, так близко увидев своего заклятого друга-врага.
Так не обнимают родственника после долгой разлуки, как запрыгивает сохлый  Эфраим на рослого Роберта! Израильтянин напечатлевает на щеках «друга» по смачному поцелую. Отстранившись с гримасой отвращения, Кондвит бормочет себе под нос, но через микрофон залу отчетливо слышно: «Успел-таки старый факер!» 


Завладев стойкой микрофона, Лейбовиц крутит его, опуская.
- Я вас умоляю, как я мог пропустить триумфа моего друга. Это и есть Владыка Копья? – еврей щурится через очки на одиноко стоящего заключенного. – Ой-вэй, он всего-то пару месяцев как Шекспир, а уже напотрясал стоко, что я даже не знаю, кому будет под силу это разгрести.


Я сам по молодости был большой любитель потрясать кислород бейцами, но от моих яиц зависело не так много, появление трех детей и генитального герпеса у жены. – Гаерский тон «конферансье» строжает. – Но Копье Судьбы - это оружие массового поражения. Оно формирует реальность в строгом соответствии с душой Копьеносца. И какую же реальность мы тут с вами поимели? Прямо скажем, поганую.


«Всесильный Владыка» сидит в тюрьме, а вокруг пылает и рушится Украина, которую мы все так нежно обожали. Сам я с Одессы, если кто не знает, это столица еврейского юмора, русского проходимства и украинского хитрованства. В Одессе проводили «Юморину», шествие, клоунов, шутов и КВН-щиков. Там было веселее, чем на комедиях Вуди Аллена. А что теперь? В моем городе, - голос Эфраима срывается,


- живьем, суки, живьем сожгли сорок шесть человек! Встаньте, дамы и господа, помянем минутой молчания убиенных одесситов! Беременные женщины, девочки и мальчики выпрыгивали из горящего здания с третьего этажа, а «сталинский третий этаж» это вам не хрущёвский. Прыгали и разбивались, (встаем же!) а кто выживал, тех добивали ногами и битами. – Надрывный фальцет режет зрителям уши. - Не все мне еще встали!!! Хватит отсиживать тухесы! (растерянная публика вразнобой поднимается)


За что их убили, я вас спрашиваю? За то, что они имели другое мнение насчет путей развития этой страны? Вот что успел сказать своей мамочке по телефону Максим Никитенко из горящего Дома Профсоюзов. – Эфраим вынимает из кармана сложенный лист бумаги, разворачивает его. - «Я погибаю за свой родной город, за свою любимую Одессу, за всех вас, мои любимые. До Майдана я был патриотом своей страны и верил в ее возрождение. Но так случилось, что случайно оказался на Куликовом поле, и все! Бросить ребят и женщин на смерть в Доме профсоюзов я уже не смог! Я дрался до последнего, до оголенных костей… Верю, очень верю, что все мы погибаем не зря! Одесса - город-герой! Одесса не сдается! Я всех вас очень люблю». - Горестной лягушкой квакает в усилителях рыдание. - Плачу, старый я поц. Уходят последние святые из славного города у моря, из местечка обетованного… запроданного приезжим жлобам и окаянного теперь… прости, Господи…


Сняв шляпу, старик поникает головой с черной ермолкой на темени и после минуты молчания запевает сиплым тенорком.

Есть город, который я вижу во сне,
О, если б вы знали как дорог
У Черного моря открывшийся мне
в цветущих акациях город.
У Че-е-е-рно-о-о-го моря…

Внезапно, оглушая вздрогнувший зал, раввин визжит во все свое старческое горло, выпиная из седой бороды дырявые челюсти и ширя блестящие от слез глаза.
- «И сказал Господь, говоря: «Пощажу город сей, если найдете в нем хотя бы одного праведника!» – голова падает на грудь, голос падает до шепота. – «И пошли ангелы, и не нашли ни одного». Всех собрали до кучи у той проклятый Дом профсоюзов, всех святых сожгли живьем… Ну, ладно, спасибо, что встали и почтили.

– Зал усаживается, Эфраим высмаркивается в клетчатый платок, сворачивает его и прячет в задний карман брюк. – Если у нас на местечковом уровне творится такая лютая хрень, то что же на мировом?  Уже возвратилась «холодная война» между Западом и Россией, уже пылает Ближний Восток, уже Израиль окружен стеной огня, уже ядерная катастрофа сделалась намного ближче, чем даже во время Карибского кризиса. Таки что, вы хотите все сгореть в ядерном огне, как триста моих родненьких с Одессы?


- Черный диггер - случайный Владыка, - прерывает Кондвит своего не в меру
разговорчивого коллегу, выявившегося на старости лет еще и слезливо-сентиментальным, – ему не под силу нести Копье. Именно поэтому мир погружается в хаос. Обещаю,- возвышает он голос в сторону зала, - как только я завершу ритуал, миропорядок восстановится и период планетарной турбулентности закончится!
Зрители молчат, обескураженные «минутой молчания» в честь никому не известных одесситов. Уксусный скепсис в лице Эфраима Лейбовица контрастирует с плакатной уверенностью американца.


- Вы мине обрадовали, Роберт, а то я вже начал беспокоиться, - старик чешет горло под неряшливой бородой. – Вот только у мине вскочил вопрос, а не приведет ли перемена Владыки к еще большему цугундеру? Кем рассмотрен вопрос за кандидатуру? На Синклите его не рассматривали. Может быть, «Круг Семи»? Или «Круг Трех»? Нет, я вижу, владыки отрицательно качают своими мудрыми головами. Тогда как получается, что вы самоуправно решили назначить себя новым владыкой Копья?


Снисходительно улыбаясь, Кондвит отвечает.
- Владыкой не назначают, Эфраим, Копье берется с бою!
На что еврей сомнительно качает головой.

 
- Чтоб мне стать сутенером, хлопцы, но Роберта ну, никак же нельзя допускать до Копья. Тут все свои, можно говорить откровенно, да и многие про то наслышаны, а я готов подтвердить, если надо, документально, с видеозаписями на руках, что над нашим другом при его посвящении в «Череп и кости» пацаны таки серьезно надругались и кое-что порвали ему на фашистский знак. Представляете, какой мир сваяет наш Роберт при помощи своего гипертрофированного эго и порванного ануса? Он же злостный обиженник! В русских тюрьмах таких загоняют под шконку, а мы решаем назначить его Верховным Правителем усией западной цивилизации! Нонсенс! Парадокс! 


Сказать, что зал ошеломлен оскорбительными эскападами в адрес одного из самых уважаемых своих членов, значит не сказать ничего. «Сэр обвиняемый» побледнел, но все еще старается не поддаться на провокацию (это может оказаться ритуальным поруганием при посвящении на самый высший уровень).
- У нас было заключено пари со стариной Эфраимом, - улыбается он залу, но улыбка его больше похожа на судорогу. – Кто первым найдет копье, тот и победил. Вы проиграли пари, друг мой, смиритесь и покиньте сцену!


Лейбовиц прибивает ладошкой затрепетавшие в зале хлопки.
- Таки да, хорошо, что вы упомянули за черного диггера! Позвольте мне подойти к нему для поговорить на минуточку. Присутствующие, надеюсь, не будут против поближче познакомиться с уходящим Владыкой Копья, я не слышу, дамы и господа?


Эфраим прикладывает ладонь к уху, зал отвечает одобрительным гулом. Синьорату надоела перебранка, да и любопытно послушать лепет «этого раски».
Лейбовиц выкручивает микрофон из стойки, но американец заступает ему дорогу.
- Сейчас не время для интервью! Оставьте сцену, Эфраим!
- Вы что, спешите скорее, чем я?
- Мы не можем откладывать активацию! Момент вычислен по звездам и планетам! 


- Тот, кого ведет Господь, всегда приходит вовремя. Успокойтеся вже, чтоб мне не дойти тудою, кудою я идою. – Еврей огибает американца, но тот хватает его за плечо и грубо отшвыривает, скрежеща крупнокалиберными зубами. 
- Хватит ломать комедию, старый шут! Вам не помешать мне! Сегодня Я стану
Владыкой Копья. Герольды, уведите его!


Но у герольдов нет права вмешиваться в спор двух «хозяйствующих субъектов» мировой политики. В результате оппоненты начинают бороться в четыре руки, держась и за копье, и за погромыхивающий микрофон.
- Да ви что, Роберт, совсем сказились? - пыхтит раввин, - Я пытаюся вам же ж помочь! Копье стоит на  защите Владыки, удар прилетит, откудова не ждали.


- Сегодня оно не сможет его защитить, - выкручивает артефакт из цепких старческих пальцев американец.
Зал гудит. И тогда Эфраим Лейбовиц вовлекает в конфликт саму королеву!
- Ваше величество, - преклоняет он старческое колено в сторону центрального
экрана, - вы же позволите своему партнеру по игре в крикет побеседовать с осужденным на казнь… Великим Потрясателем Копья Судьбы?


На зал опускается выжидательная тишина.
Помедлив, «Большая боевая Корона Британской Империи» склоняется в знак согласия. «Снимите с него повязку», - велит вдохновленный монаршей милостью раввин и отпускает Копье, в которое вцепился Кондвит.
Герольды снимают повязку с русского.
Лейбовиц крадучись приближается.
- Скажите, - шепчет старик, - вы тот, за кого я думаю? Только не говорите мине «нет», не то у меня разорвется мое больное сердце, а его токо-токо заштопал Моня Тейтельбойм с Хайфы на операции, продлившейся аж целых четыре часа.


Неуловимый трепет пробегает по фигуре заключенного.
Он разворачивает плечи и властно вскидывает голову.
«Здесь Финеес!» - отвечает он, топнув ногой.
Словно бы гул землетрясения проходит по залу.
Огненным опахалом овеивает зал. Зрачки и сердца сжимаются.


Далее случается непредвиденное.
Эфраим Лейбовиц падает перед «самозванцем» на колени, срывает с носа очки, чтобы стряхнуть брызнувшие на стекла слезы, и начинает раскачиваться туловищем, вознося к небесам слова экзальтированных благодарений.


- Радуйся, Израиль! Ликуй, Иудея! Сияй, Сион! Сбылись Писания! Гилгуль
свершился! Черноликий вернулся! Не удивляйтесь, я все поясню… - он подползает, чтобы охватить Скворцова за ноги, - я не сумашеччий, я просто очень радый. Мама-мама, Дора Моисеевна, я плачу твоими слезами! Смотри с небес на своего сына, он удостоен наивысшей из аудиенций!


Ранее, при нисхождении духа Первосвященника, Скворцов испытывал ощущения человека, попавшего под снежную лавину, он задыхался, в голове мутилось, обильный пот тек по спине. Теперь же силы его удесятерились, он бестрепетно вмещает Высшее Присутствие и испытывает одно только всевозрастающее  могущество. Если бы перед ним расплеснулось сейчас Красное море, он раздвинул бы его, просто топнув по водной глади ногой. Кто-то малый, бесконечно далекий, теребит ступни ног.


«Помогите же мене встать, молодой человек, – доносится до слуха, наполненного гулом Гималаев, звоном звезд и ангельским пением. - Что вы стоите, такой гордый, когда пожилые люди так напрягаются».
Со скованными за спиной руками Сергей наклоняется, позволяя раввину обнять себя за шею, и тот, вставая, что-то шепчет ему на ухо.


Дальнозоркий Кондвит впивается взглядом в шепчущуюся пару. 
«Что он сказал диггеру? Зачем устроил здесь ад и Израиль?»


«ГОЦ, ПОЦ, ПЕРВЕРТОЦ»
(Запись разговора олигарха Каламбурского с Эфраимом Лейбовицем)

(Слышна ругань на русском и иврите): 
- Сучий сын! Вот как ты отблагодарил меня за все, что я для тебя сделал!
- Франя, успокойся, тебе нельзя волноваться, у тебя сердце! Шо не так, ты скажи!
- Ты зачем пожег Одессу? Куда я вернусь на старости лет?


- Присядь, Франечка, тебя шатает.
- Дай мне воды, у меня с собой корвалтаб. (гость пьет, отдуваясь и пристанывая) Зачем вы вылезли на Майдан, как оте мандавошки на бритый лобок? Чтобы все увидели, как евреи совершают на Украине государственный переворот?
- На, возьми конфетку…
- Ты хочешь сделать мне сахарный диабет? Если народ прозреет, начнутся такие погромы, что померкнет Волынская резня! Будет вам новый холокост!
(Журчание коньяка, гнусавое напевание Каламбурского).


- Гоц, поц, первертоц, бабушка здорова… Гоц, поц, первертоц, кушает компот…
Хохлокост мы ведем, Франя, хо-хло-кост! Этот народ не прозреет. Он скоро кончится, половина уедет, половина сдохнет. Мы сделали перепись ветеранов «СС Галичина», их детей и внуков призывают в АТО, скоро мы организуем для них котлы. Эх, вот это будет месть Богдану Хмельницкому! Зря он вырезал целую ветвь Хабада в Чернобыле. Ле хайм,  Франечка!


Чокание стаканов, звуки глотания.
- После Троцкого, Лёдя, ты первый еврей, что так нагло вылез на авансцену истории. Вы нарушили главный принцип ламедвавников – «все делать чужими руками». В Пурим персов повесил их царь. Христа казнили римляне. Николая Второго - большевики.


- Так и дома профсоюзов в Киеве и Одессе тоже сожгли не мы, а украинские
националисты! И в АТО бандеровцев уничтожат донецкие. Наши руки чисты, они ничого нэ кралы. 
- Тогда зачем вы выперлись на Майдан? Наши считают, что ты потерял берега. Я не смог их переубедить. Они нанесли по тебе «пульса де нура». Не дай тебе бог, Лёдя, участи Шарона… (неразборчиво)… восемь лет в коме…


- Да насрать мне на их удары! Они, как раки в раколовку, сползлись в Израиль и ждут, когда персы долбанут по ним едрен-батоном. Нас для того и рассеяли, чтобы мы захватили весь мир, а не этот кусок выжженной пустыни у Мертвого моря. Украина - вот земля обетованная! Мы построим град на холме здесь!
- Вот как ты заговорил! Да без Израиля ты никто! Никто! Ноль без палочки!
- Есть, есть у меня палочка! Хочешь посмотреть?


(Звуки шагов, щелчки сейфовых запоров).
- На, на, посмотри! Вот моя волшебная палочка!
- Откуда оно у тебя? Где ты его взял, лишенец, как оно попало в твои руки?
- Франя, втяни глаза в орбиты или я начну мерить тебе давление. Слушай, оно
реально работает. Как только я его перекупил, Янек дрогнул и сбежал. Мы победили!
- У кого ты его перекупил?
- У генпрокурора. В твоей любимой Одессе есть ювелир, шо забацает один в один хоть Фаберже, хоть Бенвенуто Челлини.


- Так у Роберта сейчас…
- Копия, копия копья! Мы подменили его прямо на майдане, пока копьеносец валялся без сознания. Не, ну скажи, шо я не гений!
- Спрячь! На него даже смотреть страшно, а ты машешь им, как Буденный саблей. Только владыка может касаться Копья. И этот Владыка не ты!
- Ничего, скоро я им стану!
- Один раз ты уже потерпел фетяско.
- Злосчастное стечение обстоятельств. Во второй раз он не сбежит!


- Он не продал Копья. Знаешь почему? Потому что Копье вернулось к своему
создателю! С копьем в руке Финеес совершил подвиг «кидуш hа-Шем», за что стал коэном Господа. Спустя пятьсот лет он вернулся под именем пророка Элийяху, став на Руси Ильей-пророком. Илья-пророк – покровитель российских ВДВ. Знаешь, что сделает Небесный Десантник с таким зажравшимся мурлом, как ты? Он раздавит тебя, как напившегося крови клопа!


ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ НА ГОРЛОВСКОЙ ЗОНЕ

В дверь несмело заглядывает Юрий Соломонович.
- Здравствуйте, пожалуйста.
- О, зеленый человечек! - ухмыляется Рубленый.
- Так и шё, шё зеленый? Зато я могу прятаться ув прериях, и нихто меня не заметит.
- Садись, Соломон, че сало в руках топишь, – голос Качана звучит примирительно.
- От спасибо, Андрюша, - гость выставляет дачку на стол. - От вам сало, шоб оно сосало.


- Вам же сало нельзя, оно некошерное, - Меняла принимается нарезать увесистый бело-розовый шмат, распеленав его из вощеной бумаги.
- Еврей на зоне первый салоед! – Юрий Соломонович усаживается с краешку и
окидывает взглядом кубрик. - Нет, ви токо посмотрите, как все переменилось! Недавно ми сидели в засратом подвале, а сегодня имеем светлые окна с видом на запретку! Андрюша вже не тот злобный сыч, шё шпынял меня усю дорогу. Посмотрите на себя, у вас у всех стали светлые добрые лица! 


Народ переглядывается, улыбаясь.
- Верно, Соломон, - гудит Рубленый. - На зоне завсегда вольнее дышится. 
- Как сказал старина Фрейд, ми встречаемся токо с теми, хто уже есть в нашем подсознании. Сначала нас притянуло в хату 5-4-7, потом в общую, и вот теперя на эту зону. Случайно? Не думаю. Бо каббала говорит, шё святые позволяют слабым душам присоединиться к себе в процессе прохождения какого-либо особо сложного участка судьбы. Так шё ми с вами не просто отбываем срок, но совершаем «ибур», присоединение к душе праведника, чтобы получить недостающий нам свет.


- Изжогу мы получаем, а не свет! – шмыгает носом Кухарь.
- Ибур, - наставляет его Иловайский, - также может случиться, когда душа должна поучаствовать в страдании согласно решения Небесного Правосудия. Знаете, для чего ми попали ув Горловскую зону имени товарища Калинина? Это же символическое название! Всем нам нужно пройти горло, гордиев узел, ось туточки. – Юрий Соломонович тычет себе пальцем под кадык. – Тут стоит обида, бо горловая чакра есть митральный клапан души.


- А Калинин тут причем?
- Вам бабушка читала в детстве сказки, Кухарик?
- Не было у меня бабушки.
- Очень жаль, иначе бы ви знали, шё финальная битва героя со Змеем Горынычем происходит всегда на Калиновом мосту.   


- Выпьем! - поднимаю я кружку. - За встречу, друзья. За золотую свободу. Она рядом, рукой подать.
- Толкуй, - братва налегает на стол.
- На нашей хате стоит крест. Я свой снял. Обещаю каждому, кто пойдет со мной на промку, снятие креста. После чего Финт организует нам побег. Война, никто нас искать не будет.


Народ переглядывается.
- А чо, круто! – Качан обводит односидов загоревшимися глазами. – Сделаем ноги с зоны, пойдем Донбасс защищать!
- Слава Украине! – раздается от дверей. Все оглядываются.


На пороге стоит Мытник. Олесь заматерел, обрел вид справжнього запорожца – чуприна до плеча, усы как конская узда, рожа пьяная, наглая, озлобившаяся при виде Качана. Но и Андрей хорош, нет, чтобы промолчать.
- Вау! – откидывается он на стуле. – Кто к нам пришел! «Живет в белорусском Полессье кудесница леса Олеся!»
Видя, что Мытник звереет, быстро встаю.
- Здравствуй, Олесь. Рад тебя видеть. Проходи, садись!
- Некогда мне, - бурчит украинец, подавая мне записку. 


Разворачиваю бумажку, и сердце дает сбой.
Дашиной рукой написано: «Сережа, спаси меня!» 
Семейники тоже подошли, читают.
- У вас там что, Мыто, женская зона открылась? – изгаляется Качан. – Считая тебя, будет уже две бабы…
Мытника душит злоба, желваки скачут на скулах.
- Мовчи, сучий потрох! – скрипит он зубами. - Цэ твий хрен був у моей сраци, извазюканный в мойому гимни! Ты гимномис! Аха-ххха-ха!


Юрий Соломонович вставляет ему в руку кружку, дает бутерброд.
- А мы вам рады, Олесь. Давайте выпьем за встречу! Кто старое помянет, тому глаз вон!
- Шоколадный, - уточняет Качан, но на него шикают. 
- Ми же с вами одна семья, - продолжает «тамада», - части одной соборной души. Ми потому так часто встречаемся, шё душа наша мается в разделенности, притягивает нас друг до друга и даже заставляет вступать в противоестественные формы любви. Да-да, ребятки, то была любовь! Молчите, Андрюша, молчите, Олесь! Пускай в такой жесткой форме, насильно, но вы совершили то, о чем давно мечтали! Признайтеся, ведь ви втайне хотели того, шё случилось.


У Качана отвисает челюсть. Козак застывает с кружкой у рта.
Смотрю на него, страшного в своей обозленности. Этот будет жечь и взрывать Донбасс, мстить за свою порванную дупу. Понимаю: это моя упоротая часть с элементами латентного гомосексуализма. Я отвергал ее в себе, подавлял, и вот она материализовалась снаружи. Да все мои семейники суть отрицаемые мною альтеры, и пока я не приму их и не полюблю, они будут преследовать меня.
Допив зимбуру, Мытник уходит. Компания вновь рассаживается за столом


Качан обводит семейников цепким взглядом.
- Ну и че, кто идет на промку?
- А ты? – спрашивает его Зира.
- Я иду, - Качан пересаживается и обнимает меня за плечи. - Кто с нами?
- Я, - Рубленый переходит на мою сторону стола.
Зира молча переносит стул и ставит его рядом с Рубленым.
Недоповешенный, вздохнув, обходит стол и становится за моей  спиной.


- Ты-то куда, Соломон? – удивляется Качан, когда еврей бочком-бочком переползает со своим табуреточкой на общую сторону.
- А куда ж я без вас, ребятки? Мы же одна семья! К тому же Серожа находится под защитой Копья. Кстати, как ви тогда спаслися от того поца ис западной элиты?
- Да, Серый, - оживляются односиды, - как ты спасся, братан?


АКТИВАЦИЯ КОПЬЯ РОБЕРТОМ КОНДВИТОМ

В киноконцертном зале гаснет свет. Белый круг прожектора вырезает на занавесе фигуру «матадора». Копье в его руке похоже на бандерилью, которую он сейчас воткнет в загривок русскому быку.
«Ничего личного, - хищно улыбается безгубый рот. – Только бизнес».
Зал выцветает, зрители становятся тенями. Реальным в своей грубой откованности остается летящий сквозь века и страны стержень бытия. 


Но русский смеется.
- Тебя обманули, Робя! Копье не настоящее.
Обычно реакцию человека на стресс описывают так: «он похолодел». Это неверно. Человека окатывает волна жара, вызванная впрыском адреналина, что вовсе не напоминает ощущение холода. Итак, Роберт Кондвит погорячел.


- Как не настоящее? – бормочет он, рассматривая Копье. - Ты хочешь сорвать  церемонию? Прими смерть достойно!
- Да нет, Робя, - смеется русский, - умереть я готов, дело привычное. Но копье все равно фальшивое! Эх, люблю хохлов! Понадкусюют усэ, до чого дотянутся зубами! 


- Ты врешь! – Кондвит сверлит русского бешеными глазами. – Генеральный
прокурор лично заверял меня, что «вещдок» у него, как за каменной стеной. Я правильно понимаю, что «за каменной стеной» это значит «надежно, как в форте Нокс»?
- Пословицу ты понимаешь правильно, - усмехается раски, - а вот украинский
менталитет - ни. Вот тебе еще одна русская пословица в коллекцию: «Когда хохол родился, еврей заплакал».
- Копье настоящее, – обершталмейстер бежит через сцену с заключением эксперта. - Можете продолжать церемонию, сэр!
- А вы вскройте золотую обертку, - советует раски.


- Это невозможно! - протестует распорядитель. - Это уникальный артефакт! Его даже касаться нельзя без перчаток!
Но взбешенный американец принимается сам отдирать золотой бинт. На авторитет нового Шекспира не должно упасть ни тени сомнения!
Вскрывают обертку. Подкрадывается телеоператор с камерой на плече и крупно берет клеймо на искусственно состаренном металле: «Сделано мастером Цви. Одесса. 2014 г.». На сэра Роберта страшно смотреть. Репутационный удар слишком силен.


- Кто-то его подменил… – в оглушенном состоянии бормочет он и вдруг в озарении хватается за голову, при этом копье торчит над ним, как рог единорога. - Эфраим! Чертов раввин! Где ты? – бегая по краю сцены, американец ищет недруга в полутемном зале. Прожектор, как луна по бурлящему морю, скользит по взволнованной толпе, пока не нащупывает во второй ложе бельэтажа черную шляпу и седые пейсы.


- Эфраим! – ревет Кондвит, потрясая фальшивым копьем. – Это твоих рук дело! Ты сообщил раски, что копье поддельное! Значит, это ты его подменил! Если не ты, то Каламбурский, твой человек на Украине! Я все понял! Его руками ты организовал нападение на генпрокуратуру и похищение настоящего Копья!


Раввин склоняется с балкона и прикладывает руку к оттопыренному уху.
- Что вы там говорите, Роберт? Я подменил копье? А кто первым объявил за его находку? Это же вы, вы принесли на наше высокое собрание заведомую подделку! Вы и ваши эксперты ложно объявили подделку оригиналом. Зачем? Чтобы обманом присвоить себе титул Шекспира! А когда ваша афера раскрылась, вы набралися наглости обвинить в ней меня! Перед лицом королевы и высокого собрания я обвиняю вас, Роберт Кондвит, в подлом подлоге, направленном на узурпацию власти! Тьфу на вас! Я покидаю ваш мерзопакостный фарс!


Еврей скрывается в глубине ложи.
Опозоренный янки открывает и закрывает рот в бессильных потугах что-то сказать.
Из зала несутся насмешки и оскорбления.
- Он знал, что копье фальшивое!
- Да он сам его и подделал!
- Фикция!
- Обман!
- Подлог!


Голоса звучат подозрительно слаженно, не иначе как Эфраим заранее рассадил по залу клакеров. Выдвинутые обвинения фактически означают гражданскую казнь. Над головой опозоренного американца впору сломать подпиленную шпагу.
- Ваше величество! – жалко взывает он к «богине Хатор». – Клянусь, я нашел
оригинал! Все эксперты были в этом единодушны. Копье хранилось в Генеральной прокуратуре Украины. Как я мог им довериться! Ваше Величество, я прошу назначить всестороннее расследование! Я требую правосудия! 


- Что я слышу? – вернувшись из глубины ложи, Эфраим на краю балкона раздирает на себе одежды (лапсердак трещит по швам, на то он и был надет, такой ветхий). – Оказывается, все это организовал я! Я, который умолял отложить церемонию и перенести решение вопроса на заседание Синклита! Но вам же наплевать на мнение коллег! Жажда власти затмила ваш ум, и вот к чему это привело!
Кондвит бегает по краю сцены, изрыгая проклятия и угрозы.


Вдруг всеобщий шум перекрывается голосом по громкой связи.
- А теперь послушайте меня, нагло-саксы, хабадники, веспы, неоконы и прочие
псы-рыцари! С вами говорит первый в истории русский Владыка Копья Судьбы. 
Прожекторы текут по балконам и партеру, пока не скрещиваются на русском  Копьеносце.

- Слушайте меня, леди и гамильтоны! Предвечный Господь через своего посланца первосвященника Финееса, аватарой которого я являюсь, поручил мне сообщить вам, что ваша миссия закончена. Санкция Высших сил с вас… (звенящая пауза натягивается над залом, как струна)… снимается! Санкция Высших сил переносится на Россию!


Кондвит в ярости срубает лже-копьем взревевший органной фугой микрофон и бросается на Скворцова, но тот встречает его пинком каблука в пах и добивает ударом лба в переносицу. Американец падает без чувств. Раски склоняется над ним.


- Это не бизнес, Роберт. Родина - это личное!
Зал застывает, пораженный. Никто не ожидал, что сэр Роберт так мощно выхватит от человека со скованными за спиной руками.
Первым гаснет королевский экран, за ним экраны Царя и Фараона.
Роялы – старая европейская аристократия – спешно покидают зал.