Люди и характеры. Матвей Травник

    Очередь продвигалась медленно. Матвей устал стоять и присел на освободившийся стул. Народу в паспортном столе, не сказать, чтобы много было, но одна пара привлекла его внимание. Парень и девушка с Украины, так называемые «беженцы», то ли вид на жительство пришли оформлять, то ли еще зачем, не столь важно. Главное, они стояли и, не стесняясь, делились впечатлениями о нашей жалкой жизни: и жилье здесь дорогое, и денег им мало дают, и люди недостаточно хорошо принимают. В разговор с ними никто не вступал, хотя видно было, что слова их неприятны всем. Женщины постарше стали возмущаться раздраженными выпадами этой пары, а Матвей присматривался к двум восемнадцатилетним парням в драных по последней моде джинсах, которые, сняв наушники, явно получали удовольствие от происходящего, слушая перепалку украинской пары  и пожилых женщин, но вступать в разговор  не собирались. Матвей, человек далеко не молодой, многое видел в своей жизни, но чтобы терпеть поносные слова в адрес русских! По характеру спокойный и уравновешенный, спорить не любил и не умел, а тут как прорвало.  «Драные джинсы» подбадривающе кивали , но украинцы  за словом в карман не лезли. Крепко насели  на Матвея. Чувствует мужик:  давление поднялось, перед глазами красные круги поплыли. Набрал воздуха побольше и… плюнул в них. Хорошо получилось, смачно и, главное,  точно. Мгновенно наступила тишина. Опешившие украинцы не сразу поняли, что произошло, а Матвей повернулся и вышел, забыв, зачем приходил сюда.
       Домой шел как в тумане. С одной стороны, ему было стыдно за свой несдержанный поступок, с другой – по его мнению, это был единственный весомый аргумент в сложившейся ситуации. Матвей любил людей, ему отвечали тем же. «Травник наш»,- добродушно говорили о нем соседи, когда приходилось обращаться к Матвею за помощью. Прозвище Травник он получил давно, когда стал заниматься выращиванием и сбором лечебных трав. Он знал о травах все: когда их нужно собирать, где они растут, какие можно вырастить  дома на грядке, как их хранить и как готовить настойки и растирки. Вокруг небольшой пасеки из пяти ульев посадил аптечную ромашку, мелиссу, лаванду, мяту, душицу, курильский чай, словом, все, что могло уместиться на  участке в шесть соток. А уж как он любил пчел. Часами мог наблюдать за ними, сидя в кресле, поставленном между ульями. Удивительно, эти умные насекомые его не кусали, даже когда качал мед. Мед никогда не продавал, разносил соседям. «Главное, чтобы у людей все было»,- считал Матвей. Но главной его страстью были книги о войне, особенно мемуары маршала Жукова. По вечерам он садился за стол, надевал очки и погружался в мир борьбы и подвигов, часто засиживаясь далеко за полночь.
       Однажды, когда на улице шел дождь, в дверь постучали. « Кому не сидится дома в такую погоду?»- проворчал Матвей, с неохотой отрываясь от книги. Он открыл дверь и увидел молодую худощавую женщину и черноголового мальчика лет восьми.
        - Вы не могли бы дать немного хлеба,- попросила женщина, старательно прикрывая себя и ребенка зонтом.
 - Заходите,- сказал Матвей и первым прошел в комнату. Гости робко последовали следом.
- Садитесь,- также коротко бросил мужчина. Он поставил на стол чашку с медом и плетеную хлебницу, налил в кружки подогретое молоко, так как заметил, что мальчик покашливает. Все это он делал молча, гости тоже молчали. Женщина стеснялась, мальчик робко попросил:
- А можно ложку. Он ел не торопясь, аккуратно намазывая на хлеб мед. Женщина отщипнула кусочек хлеба, отпила немного из кружки.
- Из Донецка мы. Здесь совсем недавно. Люди добрые приютили.
    Матвей молчал, а женщина продолжала:
- Страшно там. Мы же не нищие. Все у нас было: и дом, и машина, и хозяйство большое. Все бросили, бежали. У меня еще дочка маленькая, оставили у хозяев. Мужа забрали. Пришли в военной форме, с автоматами и забрали. А ночью бомбили, кругом огонь, взрывы. Люди бегут, и мы побежали. Только документы и взяли с собой.
    Женщина говорила и говорила. Матвей слушал ее беспорядочную речь,  и у него сжималось сердце. Вот она, реальная война, без прикрас, безжалостная, беспощадная. Даже не верилось, что почти рядом гибнут люди, плачут испуганные дети, рушится привычный мир. Выговорившись, гостья замолчала.
- Пора нам,- робко сказала она. – Дочка заждалась уже. Спасибо вам большое.
     Матвей собрал в пакет все, что нашлось дома, и протянул женщине. Та начала отнекиваться.
- Бери, бери, детей кормить надо.
    Гостья расплакалась:
- Дай вам Бог здоровья, добрый человек.
   Сейчас, возвращаясь домой, он вспомнил ту встречу и невольно сравнил недавних гостей с молодой украинской парой, вынудившей его выйти из себя.
- Русские им плохие, - бормотал Матвей.- А ничего, что эти плохие русские полную машину забивают  продуктами, когда они приезжают в гости.
       Он имел в виду соседей. Так получилось, что родной брат соседа Василия Виктор с детьми жил в Донецке. Дети уже имели свои собственные семьи и, соответственно, свое собственное мнение, единственно правильное. Евгений, сын Виктора, талантливый юрист, слышать ничего не хотел про своих русских родственников. Это они, русские, во всем виноваты: в том, что их особнячок, построенный в престижном месте, между аэропортом и железнодорожным вокзалом,  разбит и разграблен, в том, что до дачи в Феодосии трудно добраться. Точнее, опасно. Из-за постоянных бомбежек приходится прятаться.
        А ведь Матвей помнил Женю мальчишкой. Каждое лето он приезжал к бабушке, подолгу жил у нее, дружил с местными ребятами. Крупноголовый, курчавый, голубоглазый, он нравился всем. Теперь дорога к бабушке для него закрыта, причем им же. Виктор с женой и дочерью каждый год приезжает навестить мать и брата, а вот Евгения Матвей не видел ни разу. Каждый их приезд становится праздником для Василия. Он режет баранов, жарит шашлыки и забивает мясом, медом, овощами багажник их иномарки. Он твердо знает, что они прежде всего братья, что Виктору нужна помощь,  и все остальное не имеет значения.
        Что же получается. С одной стороны, молодая украинская пара и «рваные джинсы», с другой – женщина из Донецка, Василий и он, Матвей. Вроде бы все живут на одной земле, дышат одним воздухом, но как-то по-разному влияет он на их головы. Особую горечь вызывали молодые ребята, которых он окрестил про себя «рваными джинсами». Ведь они почти ровесники украинцам, но предпочли остаться в стороне, отмолчаться. Да, горько. Но не верил Матвей, что равнодушие стало тотальным. Просто это исключение из общего правила. Есть же Василий, он, Матвей, и… сотни и тысячи русских людей, кому не безразлична чужая боль. Это Матвей точно знал.