Три осенних рассказа

***
Черт возьми!
Нет, пожалуй, какое-то нехристианское начало для рассказов. Да и название тривиальненькое – «Три осенних рассказа». Впрочем, уже опротивела неординарность. Хочется чего-то простого, человеческого, понятного…

***
Тишину утра разрезал телефонный звонок. Токио. Сейчас там моя доченька. Она мечтала когда-то выучить японский и жить в столице мировой электроники. Бог сделал ей этот подарок…
- Мама, жди меня завтра!
На что потратить эти сутки?

1.
80-е. Город у моря. Потемкинская лестница.
- А ты знаешь, где на Дерибассовской памятник Ленину? – мой друг, морячок, решил впервые проявить ко мне нежные чувства, и его шепот переплыл в нечаянный поцелуй. Предложение было кстати. Нет, патриотизм никогда не выражался у меня в возложении цветов. Просто шататься по Примбулу (Приморскому бульвару) возле ПамДюка (Памятника Дюку) этой промозглой осенью не хотелось. И подворотня, в которой находился памятник вождю, привлекала своей защитой от морозных ветров.
Добежали быстро. Как и полагалось, памятник был нечист. Причем постарались не только голуби. Чувствовалось, что в этом дворе-колодце был тот редкий островок единения людей с природой.
Померзнув вместе с голубями и не найдя поддержки у вождя революции, мы вернулись на центральную улицу.
- Черт побери! Кода я сдохну!
Гололед уложил меня на камень мостовой у ног… да… в таком виде я еще перед ним не представала. Это был Роман.

20 и 40. Для меня это было тождество, для него – «и даже не спорь!».
Ты придешь ко мне под вечер,
Ничего не объяснив,
Стыд улыбкой заслонив,
Что добился этой встречи…
Глупые стишки! Ну уж что написано, то написано. Зато когда-то убедилась в своем абсолютном поэтическом уродстве.

20 и 40. Падение. К ногам. Его. А рядом - дюжий морячок. Нет, руки мне никто не подал.

20 и 40. Он писатель. Мы совершаем экскурсию по его квартире. Книги. Книги. Книги. Застеленный матрас, на котором книги с закладками. Плита на кухне. Нет, в духовке нет книг. Зато они на подоконниках, в шкафах для посуды.
Когда мы шли к нему, он извинился, сказав, что девушка посещала его в последний раз… Впрочем, неважно.
Мы зашли в магазин и купили кружку. Для меня. А еще тарелку и ложку с вилкой. Нож, он заверил, у него есть.
- Homo ludens, - прочла я на обложке.
- Человек играющий, - пояснил он. – Знаешь, ведь даже Великую Отечественную войну можно рассматривать с позиции теории игры.
- Взрослые мальчики играют в войну? Гуманное занятие, - горько усмехнулась я.
- Да брось унывать. Все люди – кукловоды в разной степени.
- И ты? И я? И Бог?
- И Он тоже.
- Стоп. Но ведь и у Бога должен быть свой личный кукловод!
- Женщины! Зачем пытаетесь ответить на вопросы дьявола?
- ???
- Есть вопросы, для которых лучшим ответом будет его отсутствие, - он улыбнулся и стал любоваться купленной чашкой. – У меня в доме вся лишняя посуда бьется.
- Ясно. Как только разобьется моя чашка, это будет знаком, что кто-то лишний. (Чего это я так обнаглела? Наверное, думала, как и все любимые и любящие, что разлука испугается такого чистого чувства и сбежит. Вот только у разлуки я забыла спросить.)
Он расхохотался:
- Я обожаю символистов, но видеть в любом событии знак обреченности – это уже паранойя! Лучше иди сюда…

Как и когда мы с ним познакомились? Осенью. Подруга затащила на собрание непризнанных гениев. В первой части этого творческого заседания помятая девушка читала главу из своего романа. Достоевский плакал бы навзрыд от тоски и глупости букво- и словосочетаний.
Потом был перекур. А потом – он. Все ждали его. Он вышел спокойно. Читал. Моцарт! Можно просто читать. И откроется Вселенная. Его герои были как мы. Наверное, были. В тот момент я поняла, что неотвратимо иду к нему. Я не преследовала его, как многочисленные поклонницы. Если Бог  захочет нас объединить, решила я, Он это сделает.
7.40. Это название одной известной еврейской мелодии. 7.40 – это время встречи на квартире одного вечного отъезжанта. (Отъезжант - это была когда-то особая разновидность интеллигента.) О существовании квартиры знали многие. Визит КГБэшников был обеспечен отнюдь не лицом еврейской национальности, исторически причисленной к предателям, а очень милым славянином, мечтавшим… Ох, кажется, нельзя назвать романтическим словом «мечта» его помыслы.
Итак, пришел человек с улицы Бебеля со товарищами. «Со товарищи» стали вести себя нелюбезно: начали приставать ко всем девушкам в квартире. Мужчины возмутились. Но зачем было так стараться этим пришельцам? Встреча на квартире была последняя. Постоянные посетители скинулись-таки, и набралась-таки недостающая заветная сумма на билет в одну сторону до Мертвого моря.
Роман прервал чтение своих забавно-пессимистичных рассказов в тот момент, когда чьи-то суетливые руки обхватили талию рядом стоявшей дамы. Откликнувшись на ее возмущение, Роман оттолкнул наглеца, чем вызвал салют ведомственных удостоверений. Я так испугалась за него, что вырвала одно из них из рук КГБэшника и поднесла к горящей на столе свече.
- Что ты делаешь?! Не имеешь права!
- В какой статье Конституции это написано? – ошарашила я их.
Никого в тот вечер не забрали. Видимо, у КГБэшников такие несанкционированные визиты были одним из видов развлечений. А уж если повезет и ответная агрессия случится, то им, наверное, светила очередная благодарность в личном деле.

- Хороший фокус: ап! и удостоверение легким движением руки превращается в горящую свечу.
Он подошел ко мне на Греческой. Я замерзла. От мороза. От стресса. От близкого его дыхания.
- Спасибо Вам за рассказы! (Н-да, очень оригинально.) Я всегда наслаждаюсь Вашей манерой чтения.
Он улыбнулся, решив, что в его полку прилипал-поклонниц произошло очередное пополнение.
«Самоуверенный козел! К черту тебя!» - подумала я и запрыгнула в троллейбус. «Что это было?», - возможно, подумал он. И тут же забыл, подумал ли он.

Ноябрьские праздники пронеслись… для кого-то. Я возилась со своим любимчиком – котом Шико. Умнейшее создание! Сейчас он мучился от лишаев. Почти вся его шерсть выпала. Но моя подруга-педиатр, заскочив ко мне на днях, удивилась: «Ты чем его лечила? Он у тебя выздоравливает!» - «Хитрости народной медицины!» - воодушевленно ответила я. (В советское время от лишаев было распространено одно лекарство – усыпление. Прививки, мази, таблетки для животных – это всё было, как и многое другое, за железным занавесом.)
В приподнятом настроении от слов подруги я пошла сначала в университет, а потом решила пройтись по Французскому бульвару. Что толку ехать на трамвае? Сейчас воздух влажен, трамваи и троллейбусы плетутся так, что их можно запросто обогнать трусцой.
Я уже подходила к площади 10 апреля, как увидела, что навстречу идет Роман. Взгляд его гипнотично остановил мое движение. Роман взял меня за руку.
- Я хотел тебя встретить. Я думал о тебе все праздники. Кажется, я в тебя влюбился.
- Это пройдет. Осень же.
- У тебя холодные руки. Мне это так нравится. Не носи перчаток.
- И зимой?
- И зимой.
А потом мы просто шли. Было забавно чувствовать, что он какой-то потерянный, а я его поводырь.

Я вошла домой и с порога позвала кота. Нет.
- Мама, где Шико?
- Ой, ты меня будешь ругать… На мне три лишая, на отце – один… Я сходила в ветеринаку у Привоза, и мне сказали, что, если мы все не хотим облысеть, кота надо усыпить… Знаешь, он будто чувствовал, что его ждет: вырвался у меня из рук возле нашего дома, но я его успела поймать…

20 и 40. Думал ли он в 20, что в 40 лет девушки будут падать к его ногам? Сами…
Он, конечно, был не один. Но интерес был только во взгляде его подруги. Его лицо, кажется, не изменилось даже от моего неожиданного падения. Он извинился (было бы за что!), глядя будто сквозь меня, и даже сквозь космос. И мы разошлись каждый в свою сторону. Это была последняя встреча с ним. Он уехал из страны весной. От друзей я узнала, что в июне в одной из израильских клиник его прооперировали. В конце августа он умер.
До сих пор не знаю, что было истинной причиной нашего расставания - разница в возрасте или его знание о своем диагнозе. Но мне кажется, если бы он не отказался от нашего МЫ, Бог не забрал его к себе так быстро.

2.
90-е. Сентябрь. Я сижу в приемной директора одной из школ. Рваные джинсы, феньки, рюкзак, куртяк – прикид хиппи. В этой школе я работала весной, теперь мне нужна трудовая книжка. Нет, когда я была учителем, я одевалась соответствующе. А вот теперь мне нужна трудовая, чтоб устроиться на другую работу. Директрисса не выдала мне ее вовремя, артачилась почему-то, темнила. Я решила устроить эпатажную акцию: в школу привела всю мою хипповскую тусовку. Вид у народа был пестрый. Трудовую книжку, смекнула директрисса, надо выписывать побыстрее, чтоб не возмущать учителей и учеников.
- Здравствуйте, Анастасия Дмитриевна!
- Привет, Франк! Посидишь с бывшей учительницей русского?
Парень кивнул…

- Запишите: тема сегодняшнего урока «Имя прилагательное»…
Зажженный коробок спичек полетел с одного ряда на другой.
- Франк! Это что за беспредел?! Ты забыл, где ты находишься!
Франк – классный заводила, неформальный лидер, немного хулиган. Раз он увидел оставленный кем-то мотоцикл и подумал, что с доходом его семьи такого орла ему никогда не видать. «Хоть покатаюсь!» -  решил парень. И покатался! Когда горючее закончилось, Франк отвел мотоцикл на прежнее место, где его уже поджидал владелец с друзьями. Этот случай дал повод поставить Франка на учет в детской комнате милиции. Но несмотря ни на что, мне этот парень был чем-то симпатичен. Поступил плохо, конечно, по-мальчишески и глупо, и честно. В классе он вел себя спокойно, хоть и был предводителем мальчишек. У него, если можно так сказать, был какой-то кодекс чести. Этот кодекс ничего не имел общего с воровским законом «по понятиям», но всё же отличался от морального кодекса молодого коммуниста. И вот теперь, следуя, наверное, своему кодексу, Франк опять восстанавливал какую-то справедливость.
 - Влад, ты не обжегся?
Ученик как-то странно улыбался. Мне он не нравился. Вот не знаю почему. Есть люди, которые вызывают у меня недоверие с первой минуты. И внешность у них приятная, и говорят хорошо, и ведут себя нормально. Но что-то в них есть не то.
- Нет, Анастасия Дмитриевна, не обжегся.
- Влад, я тебя попрошу выйти из класса и постоять у двери. Я не хочу, чтоб урок был сорван. А на перемене мы все поговорим.
- Хорошо.
Перемены не дождались. По коридору проходил завуч и увидел стоящего у двери Влада. Расспросил его. Тот рассказал, что произошло. Франка и компанию вызвали к завучу. Потом меня.
 - Вы видели, кто кинул зажженный коробок? – спросила меня завуч.
 - Нет, я как раз стояла у доски спиной к классу.
- Странно, а Влад сказал, что Вы все знаете.
- Значит, не всё.
После уроков Франк и компания решили проводить меня домой.
- Извините, Анастасия Дмитриевна!
- Да уж! Устроили вы!
- Сейчас мы Вам всё объясним. У Влада есть хобби – он любит вешать уличных кошек. Потом отрезает им лапки и делает из них брелки. На уроке он нам показал брелок редкого окраса.
- Ужас! А завучу вы рассказали?
- Да.
- И?
- Да у Влада отец в обкоме партии работает. Директрисса всё знает и всё всегда заминает.
- Понятно…
Ребята отделались легким выговором. Руководство школы эту историю решило не афишировать.

… В приемной директора было сумрачно.
- Как дела, Анастасия Дмитриевна? Что-то случилось?
- Нет, Франк, всё только начинает налаживаться, - подмигнула я ему.
- Хотите пряник?
- Давай!
- А где Вас можно найти?
- Я иногда тусую в «Коробке». Приходи! Рок-н-ролл послушаем!
- Обязательно!!!

3.
Я включила телевизор.
- … разбился самолет Токио – Москва…
Молчание разрезало шум и суету полудня и растаяло, никем не замеченное…
Сутки прошли как миг. В дверь отчаянно стучали.
- Мама, почему ты так долго не открывала? Что с тобой случилось?
- Ты жива?
- Разве могло быть по-другому?
- Но по телевизору сказали, что разбился самолет Токио – Москва.
- Мама, это был вечерний рейс. Ты забыла, что сейчас не осень, а весна. А  весной еще добавляют один рейс, утренний…