Ночь с сентября на август

               
В 13 лет я считал счастьем появление ребенка в своей семье, а в 18 уже находил нужным сберечь его внутри себя.
Жаркая, душная атмосфера лихорадки вновь нависла под потолком. Я устал выкручивать платок, что оросился потом, стекающим с моего лба. Температура неустанно растет, а мне необходим воздух. Мария, открой окна, Мария…
Я заколочен вместе с ними. Мария? Мне, правда, не хотелось, чтобы растения в тех бурых горшках увяли; мне совсем не думалось, что черноземы в них способны сохранить свою родючесть даже здесь: на северо-западе света, в этой комнате. Скажи, ты так редко приезжаешь потому что здесь Север и так страшно холодно или потому что Запад - и все ужасающе новое? Я бы сказал, ужасно удушающее.
У меня не прекращается кашель. Каждый раз походит на припадок, после чего я собираю себя по плевкам во влажный платок. Чувствуюсь одной большой лужей, в которой отражаются углы стен. Кто-то говорил мне об их безликости и бесцеремонно врал. С кровати, пола или стола и где бы я не стоял, виднеются ясные очертания не совсем ясных глаз. Зеркала бетонных стен вечерами бьются штормами моей головы и прячут сохлое тело под осколками-камнями. Они приобретают изначальный вид, а я остаюсь заваленным под этой грудой. Мне постоянно слышен неразборчивый шепот. Отвратительней всего, что я не могу дать ответа обратившемуся: в момент, когда мне наиболее хочется поговорить, - я не разбираю слов и мучаюсь от провалов в памяти, куда упали мои блестящие знания языка. Я мечтал преподавать литературу. Но из книг – такая же груда.
Тени с их страниц ходят за мной по пятам и ночами меня пугают. Раньше я мог защищаться, принимая каждую за своего друга. Теперь я знаю: они – враги.
Иногда я думаю, что каждый, кто жив и мертв, – мой злейший враг. А иногда мне на ум приходят какие-то твои слова о Мире, где градус ниже, чем в моей комнате и выше показателей вечно холодного города. Тогда твой голос щекочет мой слух, и я начинаю тебе верить. Я как губка поглощаю все тобою сказанное и заполучаю возможность отряхнуться от цементной пыли. Я сам становлюсь тем не совсем окрепшим растением, что надеется на жизнь и плод.  Мне не хочется увядать, Мария.
Помнится, как я гулял во дворе очень давно. Там были дети. Родители звали домой своих ребят, а я не знал, к чьим рукам мне бежать. От растерянности соленая вода лилась из сине-голубых глаз и мочила нагретый асфальт – подобные проявления чувств и эмоций смывали грязь с путей, улиц, трасс, магистралей и бездорожья. Смывали даже крыши домов и заборы из дерева, метала или камня. У меня тогда было собственное море в заливе, а сейчас пустыня и глубокий каньон.
Не от моей ли нулевой влажности извечно засыпает?  От нее. Полей неплодоносящий грунт, одари его нежностью бледно-костлявых рук и нашепчи над ним заклинание-клятву. Лей и затопи потолки соседей снизу. Им тоже нужны реки в доме.
Мария, я хочу смастерить десятки бумажных корабликов и порвать эти книги.