Три сестры. Гл. 94. Кёнигсберский китаизм

                Глава 94
            
                Кёнигсбергский китаизм

                Время небес. Инобытие.

                Учение о личном бессмертии.


- Как бы ты не философствовал, Иоанн, но «истинный мир», «понятия о морали как сущности мира» - два злостнейших заблуждения какие только существуют. Кант вводя эти понятия, дал лазейку к старым идеалам христианства. «Из реальности, вы сделали «возможность», из совершенно изолганного мира, мира сущего, сделали реальность», - сказал Фридрих Ницше
- Мы проповедуем мир добродетели и долга, - ответил Иоанн.
- Добро само по себе? Добро с характером безличности и всеобщности? Всё это химеры!  В таких поповских химерах выражается упадок и крайнее обессилинее жизни. Кёнигсбергский китаизм – вот что это! Самые глубокие законы сохранения и роста повелевают как раз обратное: чтобы каждый находил в себе свою добродетель, свой категорический императив.
- Я согласен, - поддержал Рокотов Фридриха Ницше, - что народ идет к гибели, если он смешивает свой долг с понятием долга вообще. Вон, на Украине идет гражданская война. Для одних — это долг сделать Украину единой и неделимой, незалэжной, для других долг отстоять свою землю Новороссию. Беда только в том, что славянин уничтожает славянина во имя долга вообще, во имя веры христианской.
- Да какая вера христианская? Какой Бог? Бог уже давно пал. Бог стал вещью в себе! А точнее вещью, существующей самой по себе. И с этой вещью надо идти вперед на борьбу против греха.
- Против греха и буддисты боролись, - сказал философ Малевский.
- Тут вы ошибаетесь, - возразил Ницше, - буддизм выдвигал борьбу против страдания, поэтому он стоит по ту сторону добра и зла. Высшее положение христианского учения – Бог прощает тому, кто раскаивается, тоесть подчиняется жрецу. Основным различием между буддизмом и христианством остается то, что буддизм не обещает, но исполняет, а христианство же обещает всё, но не исполняе ничего. Христианство – самая острая форма вражды к реальности, какая когда-либо существовала. Вот и Ты, Спаситель, в очередной раз умрешь за свою вину, а не за вину других.
- Я умру за жизнь вечную, - сказал Спаситель, - и воскресну…
- За то, чтобы люди понимали, что Царство Божие внутри их, - добавил Иоанн.
- Я всё удивляюсь, - рассердился Ницше, - откуда у вас такой инстинкт ненависти против всякой реальности, бегство в непостижимое и необъяснимое, как отвращение от всякой формулы, от всякого понятия, связанного с временем и пространством….
- Потому что у нас есть любовь!  Мы должны любить друг друга.
- Любовь – это прекрасно! Но только вот вы все праведники и учителя христианства инстинктивно испытываете отвращение от всякого нерасположения, от всякой вражды, от всех границ и состояний в чувстве…, чтобы ничему и никому не оказывать противодействия: ни злу, ни злому. Поэтому для вас любовь есть последняя возможность жизни… Боязнь боли, даже бесконечно малого в боли, не может иметь никакого конца, как только в религии любви.
- Что плохого, что наша вера зиждется на любви, - сказал Иоанн.
- Ваша вера? Какая? В какой степени абстракции.  Ваше учение среди индусов пользовалось бы понятиями санкхьи, а среди китайцев – понятиями Лао-цзы и при этом не чувствовалось никакой разницы.
- Бог –Отец, Бог-Сын, Бог – Дух святой – вот наша религия, - повторил как заклинание Иоанн.
-Язычество это! Бог отдал своего Сына для искупления грехов, как жертву. И вы сразу же покончили с Евангелием! Очистительная жертва и притом в самой отвратительной, в самой варварской форме, жертва невинным за грехи виновных! Какое страшное язычество!
-Христианство – не язычество! – важно сказал Кеша.
- И ты, человек похожий на Павла, не понимаешь, что произошло с христианским учением. С середины первого века, шаг за шагом в тип Спасителя внедряется учение о Суде и Втором Пришествии, учение о смерти как жертвенной смерти, учение о Воскресении, с которым из Евангелия фокуснически изымается все понятие «блаженство», единственной реальностью становится состояние после смерти. И это Павел, со всей наглостью равина и со всем распутством мысли сделал вывод: «Если Христос не воскрес, то вера наша тщетна». Вот так и вышло бесстыдное учение о личном бессмертии…
           Пока все спорили о христианстве, Кеша вдруг вспомнил далекие лихие девяностые и необычную встречу в пивной.