Тридцать две минуты второго

Окно в ее комнате было открыто настежь, белая тюлевая штора парила в воздухе. Было душно и жарко. На столе около окна лежала кипа исписанных, дрожащих бумаг, периодически один маленький листочек срывался на пол и там утопал в спокойном море пыли. Комната ее – как океан, маленький оазис в центре пустыни. На вид – коморка, но где-то под вторым дном -  размером с  Меркурий. Ночи из окна ее наблюдать лучше всего. В понедельник вот та вот далекая и большая звезда, во вторник -  кажется та же, но с другим названием. Именно над ее комнатой небо склонялось так низко, что было похоже на необъятный купол. Выборка из бесконечности, которая доступна только Лере.  И только ее хитрый взгляд мог коснуться холодных звезд.

 На кровати, выкинув одеяло за борт еще посреди ночи, лежали двое молодых людей. Тела их были влажными и горячими, липкими.

Молодые лежали в странном сплетении конечностей, похожие на единого двуглавого монстра. А тем временем становилось все жарче. Они мучались, но никак не могли уснуть. Перекладывали подушки, устраивались поудобнее, недовольно выходили покурить по одиночке и никак не могли уснуть. Ночь была длинная и слишком честная. Больше никто не смотрел друг другу в глаза.

 А давайте-ка представим, что он не он, а она не она. И вообще не знакомы. И вообще их здесь нет. И вообще ничего нет. Только штора в воздухе подрагивает. Белая тюлевая штора.

Мальчик улетел куда-то, повернулся к Лере спиной и смотрел на волнообразые движения тонкой ткани. А по его мокрой спине незаметно бегала девичья рука. По бедру, по влажным у корней волосам.  И остановилась где-то у уха вдруг. Мальчик дернулся было, но быстро вернулся на землю, в Москву, на улицу Сталеварения, на маленькую кровать. И резко развернулся всем телом, взглянул в глаза. Еще где-то не здесь пребывая, уже точно здесь гладил по-детски круглую щеку девочки.  А жара наступала.

В какой-то момент штора стала больше стремится к стене, нежели к потолку. И все погрузилось в сон. А время пошло. 

На часах было тридцать две минуты второго, солнце слепило ленных и тяжелых походкой горожан, выжигало траву и последний дух из запутавшихся людей.
Было тридцать две минуты второго, и солнце мягко освящало две, глубоко вдыхающие прохладный воздух ,тоненькие нагие фигуры, которые в своем странном сплетении тел напоминали одно двуглавое, счастливое существо.