Записки гаишника. Глава 4

                Глава  4.       
        3 сентября 1971 года, в пятницу, состоялось моё                бракосочетание в Солнечногорске. О поездке в ЗАГС договорились с водителями исполкомовских машин. Водитель «ГАЗ-21», Володя Фролов, со счастливым номером 06-06, приехал ко мне первым, и мы нарядили его машину. Виктор, водитель «ГАЗ-24» присоединился к нам в последний момент. Он рассказал, что находился в Москве - было совещание - и, возвращаясь, попал в «затор» на   50 км   Ленинградского   шоссе. Там  случилось дорожно-транспортное происшествие. В этот день был проезд в Завидово, шёл дождь, и на мокрой дороге водитель «Москвича-412», двигаясь в сторону Москвы, не справился с управлением, выехал на полосу встречного движения, где столкнулся с бронированной автомашиной «ЗИЛ-117», на которой ехал Председатель Совета Министров СССР Косыгин, сопровождаемой машинами охраны и ГАИ.
 Водитель и пассажир в легковушке погибли, а правительственная машина перелетела  кювет,  и  30  метров  проехала  по посадке картофеля.   Кажется,   Алексей Николаевич получил лёгкое сотрясение головного мозга. Впервые охраняемая машина «ЗИЛ-117» попала в ДТП.
               
    Из ЗАГСа мы приехали ко мне. У калитки нас встретила моя бабушка Нюша с иконой Божьей матери. Поздравления, хлеб-соль, и всё, как полагается на Руси в таких случаях. Свадьба была широкой, присутствовало порядка 100 человек. Гуляли в  столовой пионерлагеря «Мир».
     От Любы были: мама с бабушкой, два старших  брата,  старшая сестра из Калуги, и две подруги. Остальные гости мои: большая родня, мои друзья и друзья родителей. Жить мы стали у тёщи в Дулепово. Таким образом, мои родные места с детства остались
со мной, а это территория в 1 квадратный километр: хутор Живага, деревня Дулепово,пионерские лагеря: "Мир", "Солнечный" и "Заря".

       Ещё до моей  службы в армии, пионерский лагерь «Солнечный», расположенный  рядом  с пионерлагерем «Мир», только на другом берегу пруда, через дорогу, расширил  свою территорию, и дом на Живаге, в котором жила моя бабушка, оказался в этой зоне. Таким образом, хутор прекратил своё существование. А бабушке, Анне Феоктистовне, дали комнату в посёлке Матросова, в двухэтажном, кирпичном доме, в котором «система коридорная», по Высоцкому, и меня прописали к ней. Она же переехала к своей младшей дочери Зое. Так, у нас с женой было своё жильё в 10 квадратных метров.    Готовили в доме пищу на керосинках, которые стояли у каждой, входящей в комнаты, двери. Мы первые   купили газовую плиту с двумя конфорками. Жарю я на этой плите картофель, вернувшись с работы,  а    из   соседней     комнаты       выходит     Володька      Вдовин.   Вот    это   да!               
     Оказалось, что он тоже прописался в этом доме,  к  своей  жене.  Вернувшись  со службы,  мы  с  ним  ещё  не встречались. Разговорились.
- Хорошо быть женатым, - поделился я своей радостью с другом, перемешивая картошку, - здорово жить вдвоём.
- Ничего,   скоро  тебе   будет  хотеться  побыть одному, - охладил меня
Володька.
Я этому не поверил, и пропустил его слова мимо ушей. Мне, на самом
деле, было хорошо. Хорошо, когда в семье обеим - хорошо. Он-то женился до армии, и у него тогда же родился сын.  Поступило предложение: «По такому случаю надо выпить». Мы оставили наших жён, Любовь и Надежду, дожаривать картошку, а сами направились в магазин. В посёлке водки не оказалось, и мы на рейсовом автобусе поехали в город. Обошли магазины, где продавались спиртные напитки, водки нигде нет. У магазина «Погребок»  мы встретили водителя из ГАТП, Ивана Романова, который приехал на своём «Запорожце», «ЗАЗ-966». Он нам предложил съездить в магазин за стекольным заводом, на Тургеневской улице. Ни в нём, ни в Обуховском магазине водки не оказалось. В общем, зелье мы купили за городом, приехав в Берёзки. И, конечно, в «Запорожце» бутылку распили на троих, куда денешь Ивана, благодетеля. Домой мы вернулись в десятом часу вечера, навеселе. Картошка остыла, жёны скучали, но нас не ругали – друзьяне виделись четыре года, простительно.
     В   службу я втянулся. Один водитель, с которым   я  подъезжал,   меня спросил:
- Не понимаю, как это вы стоите в любую погоду на перекрёстках? Дождь, слякоть, мороз, жара…
- Привычка, - ответил я, - единственно, к чему нельзя привыкнуть: к гибели людей, а её приходится видеть часто при ДТП. К этому действительно нельзя привыкнуть. Горе и страдания людей надолго остаются в памяти, и тяжело отражаются на психике, особенно, если попадают в аварию дети. И приходит осознание того, что не зря ты стоишь на дороге,  на страже порядка,  что твоя служба нужна людям, и что надо служить, - как по Ленину,-                «несмотря ни на какие визги, слева и справа…».          
     Работая в вечернюю смену в Солнечногорске, около 20 часов я находился с напарником, Павлом Качаловым, на пересечении с улицей Баранова. К нам подъехал старший лейтенант,Евгений Михайличенко, он был в нашй смене. Машин и людей мало, после 19 часов магазины закрыты люди сидят у телевизоров. Мимо нас в сторону центра прошёл лейтенант вооружённых сил, вскоре он уже шёл обратно, неся  в  авоське два батона хлеба. Единственный магазин работал до 22 часов, его называли: «ночной». Не прошло и пяти минут, как он снова вернулся, назад,   и  подбежал  к  нам.
- Там девушка убитая лежит, - сообщил нам лейтенант.
     Она лежала у Ленинградского шоссе, между пешеходной дорожкой и невысоким забором из штакетника, у частного дома, недалеко от третьей проходной курсов «Выстрел». Я первым спустился по откосу и наклонился над ней. Платочек надвинут на лицо, на нём была кровь, больше видимых повреждений не было. Лёгкая курточка, подол платья был задран вверх и трусики
приспущены. Я взял её за руку, и она застонала. «Жива»!  Мы вызвали скорую помощь и милицию. Первой подъехала машина скорой помощи, и когда мы девушку перекладывали на носилки, она произнесла: «Не трогайте меня». Прибыла опергруппа. Осмотрели место, и один из оперативников предположил:
- Может на неё был наезд машиной.
Неочевидная версия, но её надо было проверять. В приёмном отделении пострадавшая девушка лежала на спине в одной нижней, короткой рубашечке, с закрытыми глазами, без сознания. Худенькая, светловолосая, с веснушками на лице.
- Может   её  машиной   сшибло, -   спросил  я   у   женщин   в   белых   халатах,
озвучивая версию сотрудника ОВД.
- Машиной не знаю, а вот бутылку она сшибла, - ответила мне одна из них.
- Как вы определили? – спросил я.
- Матом ругалась.
    Потом я узнал, что она умерла. Люба Козлова, 18 лет. Приехала из техникума на электричке, и шла пешком домой. Её, обычно, родители встречали, но не в этот день. До сих пор у меня вопрос: «Почему на момент моего прихода она была не в реанимации? И была ли там потом».
           В первый год службы я действовал строго по инструкции: нарушил водитель ПДД, объясняешь ему, в чём его ошибка, и делаешь прокол в талоне предупреждений. Несмотря на лица. Однажды мною за нарушение проезда перекрёстка был остановлен подполковник милиции, преподаватель Академии МВД СССР, и он дальше поехал с отметкой в талоне. Останавливал я одного водителя за превышение скорости, в водительском удостоверении читаю его данные: «Фалькенштейн Абрам Иосифович».
- Вы превысили скорость в населённом пункте, товарищ водитель, - объявил я ему.
- А какой русский не любит быстрой езды, - сразу обезоружил он
меня.
Как его накажешь?    А  вот жалею,  что сделал  просечку в талоне водителю срусской фамилией, с отчеством «Иосифович», а у него слёзы выступили на глазах.
- Что случилось? – спросил я, - Вы же согласились, что нарушили Правила дорожного движения. Я не прав?
- Я нарушил, но  вы мне прокололи талон потому, что я еврей, - заявил он мне.
Это выказывание меня даже возмутило, и я возразил:
- Да, вы что? У меня и в мыслях не было. Нас же с вами воспитывали в духе интернационализма.
     У   нас  зам.  начальника  по службе,   майора   милиции,    Мишина, звали   Иосиф      Гаврилович.    А      Сталин   кто?   Они   что,    тоже    евреи?      Не  определяют же национальность по отчеству, или имени», - успокаивал я себя. Долго этот случай не выходил у меня из головы. И, по правде сказать, я никогда не думал, что еврей может работать водителем на грузовой машине.  «Всё же,   надо   было   бы  ограничиться    предупреждением,  или записью в путевом листе о нарушении», - подумал я.
     Я понял, что нельзя подходить к людям, одинаково, хотя и по закону. Надо учитывать обстоятельства, при которых было совершено правонарушение, умышленно оно было совершено, или по неосторожности. Вообще, это                морально сложно: выявлять нарушение, выносить решение, и исполнять его же. Один водитель на посту 49 км, получив обратно от меня свои документы, вышел и пожаловался моему напарнику, Николаю Никанорову: "Надо же! Улыбался,   улыбался,  а прокол в талоне сделал".  Николай передал мне его  слова, которые меня удивили.
- А что же, я должен, сделать зверское лицо? – спросил я Николая.
Решения принимаются: от тяжести правонарушения: была ли угроза безопасности дорожного движения, или нет, была ли создана аварийная ситуация, или нет, сознательно ли водитель пошёл на нарушение, или случайно. Я исходил из этого постулата.
          
   Работаю  я  на   перекрёстке   47  км    и  вижу,   как  со стороны   железнодорожного переезда, по резервной зоне с обгоном нескольких машин, движется «Жигули». Останавливаю, за рулём девушка, редкое в то время явление. Рядом молодой человек, на заднем сиденье, видимо, родители. В открытое окно двери она протянула мне водительские документы, я объяснил ей пункт правил,  которое  она нарушила, и   пошёл в помещение поста заполнять извещение о нарушении ПДД.  Девушка осталась в машине – это её право. Водительское удостоверение ей было выдано два месяца назад. Ко мне зашёл молодой человек и попросил:
- Не делайте ей прокол в талоне, она плачет.
- Мне её жалко, - ответил я ему. - Но, если она с такой ездой разобьётся, мне будет жалко в сто раз больше. Поэтому, просечку в талоне она будет помнить, и управлять машиной, надеюсь, будет осторожней. Извините.
    В конце вечерней смены у меня на участке случилось ДТП с пострадавшими, и домой я вернулся во втором часу ночи. А жил я с женой пока в деревне у тёщи, Марии Козьминичны.  Дверь была на крючке, и чтобы не будить тёщу стуком в дверь, – ей рано утром надо было идти на дойку коров, - я решил, просто открыть окно на кухню, и пробраться внутрь, благо оно было низкое, и не закрыто на шпингалет.  Что я и сделал, стараясь не шуметь. Не включая свет, я прошёл в комнату и тихо сел на диван, чтобы не беспокоить жену. Я сразу понял, что совершил глупость, после того, как жена с кровати спокойным голосом, будто не спала, спросила:
- Где ты был?
- Как  где?  На работе, - ответил  я, -   уже  понимая,  что,  крадясь, каквор, я вызвал у супруги подозрение. Оказался без вины виноватым. Это был первый конфликт с женой.
     В рабочее время находились мы с Александром Лопатниковым в деревне  Ложки. По расстановке я должен был нести службу на перекрёстке 52 км, на повороте в посёлокПоварово, а Лопатников на мотоцикле обслуживал участок с 49 по 61 км. Он ко мне подъехал. Остановили мы «Москвич-408», водитель, которой нарушил правило обгона, и к нам из-за руля вышел актёр, снимавшийся во многих фильмах, в том числе, играл роль в  тех самых, «Неуловимых   мстителях»,  Савелий  Крамаров.  Вспомнилась  Наташа, которую я не догадался  пригласить в кинотеатр.
- Что-то   у   Вас    проколов   много?  -   спросил   Лопатников    актёра, рассматривая его талон предупреждений.
- Я тогда был не популярный, - ответил Крамаров.
- А сейчас популярный? – спросил я.
- Сейчас популярный, - заверил меня Савелий

   Когда мы осуществляли пешее патрулирование на том или ином подвижном участке дороги, то не ездили туда-сюда на попутных машинах, а время от времени интересовались дорожной обстановкой у водителей. Так, я с такой целью остановил в Дурыкино жёлтенький «Москвич», и сразу забыл,
чего хотел спросить, увидев за рулём Евгения Леонова. При виде его невозможно было удержаться от улыбки. Мы все знали, что его родной дом находился в деревне Давыдково, прямо на 79 км Ленинградского шоссе, почти напротив магазина. Земляк.
- Не надо документов, проезжайте, пожалуйста, - сказал я ему, увидев, что актёр полез во внутренний карман.
- Скажите, где-то с правой стороны был красивенький такой магазинчик, - спросил Леонов.
- Это - в Ложках, дальше, через три километра, - ответил я.
- Вот, видишь, Ванда, - обратился он к спутнице, - я говорил, что мы не доехали.

      Лето 1972 года было жарким, в июле в Шатуре начали гореть болота, и запах дыма чувствовался даже у нас.     В августе у нас с Любой родилась дочка, и я назвал её Еленой.
      Наше отделение перешло на усиленный вариант работы. Иван Захаров работал на посту 47 км, когда туда подъехал Министр внутренних дел СССР, генерал армии, Щёлоков Николай Анисимович. Министр обратил внимание, что сотрудники в жаркую погоду были  без  галстуков,  расстегнуты  две   верхние   пуговицы  на  рубашках,  но  рукава  длинные.
- А   почему   у  вас   рубашки    не  с   короткими   рукавами,  - спросил инспекторов министр.
- Таких рубашек нам не выдавали, - доложили ему.
Вскоре на склады поступили рубашки с короткими рукавами и отложенными воротничками, в том числе и белые.
     Как-то я после вечерней смены возвращался домой в белой рубашке, и в белой фуражке, и натолкнулся на компанию парней, в которой затевалась драка.
- Ну-ка, прекратить хулиганство, - крикнул я, проходя мимо.
- Морячок, иди, иди. Не мешай, - бросил мне один с них.
Но моё замечание на время приостановило их дальнейшие действия.

     Щёлоков был лучшим министром, он многое сделал для становления советской милиции, для повышения её имиджа и улучшения её деятельности. Одни концерты, посвящённые Дню
милиции, чего стоили. Правда, с его именем у нас произошёл казус. Младший лейтенант, Юрий Воробьёв,   остановил    «Мерседес»,     за рулём   которого    находился    сын  Щёлокова.   Он  остановил   его  за превышение   скорости, и не нашёл ничего лучшего, как передать привет министру.
- Счастливого пути, привет папе, - произнёс он. 
     В министерстве посчитали это оскорблением, и решили, что Воробьёв подлежит увольнению из органов внутренних дел. Юрий был хорошим инспектором, и хорошо, что руководство  нашло возможность избежать такого наказания: на какое-то время перевели Воробьёва из Клинского района в Солнечногорский.
               
    Железнодорожный переезд на Ленинградском шоссе был единственным, и он просматривался с обоих постов. Стою я на ближнем к железной дороге, стационарном посту 49 км, на семафоре зажглись красные фонари,  опустился шлагбаум. Выстроившиеся в один ряд машины объехал чёрный «Мерседес» по средней полосе, с пересечением сплошной линию продольной разметки. Средь белого дня, на глазах инспектора, похоже автомобиль Щёлокова. Поднял жезл, так и есть: номерной знак 00-07. Подхожу со стороны водителя, в машине четыре человека. Попросил документы, читаю: «Щелоков Игорь Николаевич, 1948 года рождения». Вернул водительское удостоверение, и, памятуя Воробьёва, говорю:
- Я не имел права Вас не остановить, счастливого пути.
- До свидания, - ответили мне.
     Дело даже не в том, что Игорь был сыном министра, он был сотрудником милиции, а сотрудники милиции к административным взысканиям не привлекались, к ним принимались меры дисциплинарного характера.
      С  этим  переездом  много происходило событий.  Военный  лётчик  на на личной «Волге» совершил наезд на впереди
               
остановившуюся перед шлагбаумом автомашину «Москвич-412».
- Как  же   это   получилось,  товарищ   полковник? – задал ему вопрос  старший инспектор ДПС, Владимир Клинов.
Лётчик объясняет:
 - Я с Шереметьева домой еду, к себе на аэродром, в Мигалово. Задумался. Вдруг передо мной загорелись красные фонари, стоп-сигналы  впереди остановившейся машины. Я штурвал на себя,
вверх уйти не получилось, а тормозить уже было поздно.
     Другой   водитель  проехал  на запрещающий  сигнал
светофора.  Его остановили.
- Товарищ   водитель,  вы  проехали   железнодорожный   переезд   накрасный сигнал светофора.
-  Нет,  товарищ   инспектор,   я  проехал   на   зелёный  свет, -  возразилводитель.
- Там нет зелёного света, - говорит ему инспектор.
- Тогда   на   жёлтый,  ведь,    шлагбаум    был     открыт,  -  продолжал
изворачиваться  водитель.
-  На переезде существует только красный свет. Он или загорается, или нет, - объясняет ему сотрудник ГАИ.
-  Я всё равно не нарушил, потому что красный сигнал ещё моргал.
-  Товарищ водитель. Вы, когда проезжали переезд, слышали звуковой
прерывистый сигнал?
  Сигнал слышал, - соглашается тот.
-  Так   вот.     При   приближении    поезда    на   переезде    включается попеременно мигающий красный свет, и одновременно звуковой сигнал, а через 16 секунд опускается шлагбаум. Вам нельзя было ехать.
      В сентябре, в ночную смену, я работал на посту 47 км. В пять часов утра стало рассветать, и я увидел, как две автомашины марки «Жигули», белого цвета, одна за другой, совершили обгон на спуске, по резервной зоне. Останавливаю.   Машины   с ленинградскими   номерами   встали   прямо   на   перекрёстке,
передо мной.  Я подошёл к первой, в машине четверо: пассажир на переднем сиденье опустил стекло. Я не успел представиться, как уже этот пассажир начал оправдываться:- Товарищ, инспектор. Мы с Олимпиады, едем в Кремль за наградами.
    «Баскетболисты», - сразу определил я. Догадаться было не трудно, коленки водителя  возвышались над рулём».
 - Смотрел, смотрел. Здорово Едешко с Беловым разобрались за
три секунды, - сказал я.
-  А  вот  он,  наш  герой,  Саша  Белов, - показал   водитель   на   парня, на заднем сиденье справа.
- В таком случае попрошу ваши автографы.
 Я протянул им  блокнотик, и они все четверо поставили свои подписи. Рядом с Беловым сидела красивая девушка. Она  с подписью написала цифру «8». По росписи я понял, что это была Татьяна Овечкина, динамовка, из женской баскетбольной сборной Советского Союза. Сейчас её сын, великий хоккеист, Александр, тоже играет под таким номером в НХЛ.

    Нашей дочери исполнился  годик,   и мы   с женой   принесли её  на плановый осмотр в детскую поликлинику. А там я встретился с Наташей Василенко, она пеленала ребёнка, сына, судя, по синим лентам для подвязывания одеяла. Рядом с Наташей был свободный столик, и Люба положила на него Лену.
Я уже успел поздороваться с Наташей. Посмотрев   на  нашу   девочку,   Наташа  повернулась  ко  мне   и  сказала:
- На тебя, совсем,  не  похожа.
Она лукавила. Ленка, наоборот, вылитый  я. Вспомнив, как меня поразила встреча с Василенко до армии, я убедился, что Люба ей ничуть не уступает, хотя и блондинка. Но сердце немного сжалось. Это был 1973 год, и больше мы   с  Наташей никогда не встречались.
        А с Валерой Ярославцевым мы виделись часто. Когда я  работал в Солнечногорске во вторую смену, мы пересекались. Он
  по вечерам с женой совершал прогулки в городском парке,  и
они переходили «ленинградку". Ярославцев жил по другую                сторону железной дороги, недалеко от 2-й школы. Окончив художественное училище, Валерка поступил на работу в отдел культуры Солнечногорского райисполкома. Это тогда он оформил стелу у Живагинских прудов в 1967 году, нарисовав охоту Ленина с известной картины, когда вождь пролетариата охотился в лесу у деревни Дулепово. Я его видел за этим занятием. Также Ярославцев преподавал рисование и черчение в нашей 2-ой школе. В то время, он уже учился в Педагогическом
институте в Москве.- А, что ты делал, если не слушали урок, хулиганили? – спросил я его.
- Просто выгонял из класса.  Как-то мои ученики 10 класса решили меня припугнуть,   и   встретили   после  уроков  в переулке.  Я над ними смеялся. Я занимаюсь карате, и они сразу поняли, что со мной лучше не связываться.
- Карате же запрещено, - напомнил я.- Я  занимаюсь  неофициально  в   Москве,   в  одном   клубе,  - сказал Ярославцев.
- Мне с ним гулять не страшно, - сказала  его жена, прижимаясь к плечу Валерия.
        В   связи  с тем, что автобусы ходили довольно редко,  и  их маршруты  были  в пределах своих районов, то нас часто просили помочь остановить попутную машину. То сотрудник ОВД подойдёт - ему до Солнечногорска, то прораб,  до строящегося в Кочугино коровника, то офицер армии, до воинской части в
Хоругвино, то ещё кто. В сторону «бетонок» вообще было трудно уехать. Но надоедало. Чувствуешь себя неловко перед водителями, хотя они никогда не отказывали. Потом, это от своей работы отвлекает. Но дело даже не в этом. По закону, водитель несёт ответственность за пассажира, и в случае дорожно-транспортного происшествия, если тот пострадает, будет нести наказание, если не в уголовном, то в гражданском порядке. Лев Максимович посадил на попутную машину свою учительницу, а та машина попала в аварию, и учительница оказалась в больнице. Водителю машины, в которой подъезжала она, следователь объявил:
- В отношении Вас в возбуждении уголовного дела отказано, но исходя из Гражданского права, в судебном порядке, с владельца источника повышенной опасности,  могут быть взысканы деньги за причинённый вред здоровью пострадавшей.
- Не   согласен.     Мне   женщину   посадил   инспектор   ГАИ, -  возразил  водитель.
- А  это  уже  потом  Вы  будите   судиться  с   тем  инспектором, - сказал     ему  следователь.
   Мне было необходимо ехать в посёлок Светлые горы, что находится в Красногорском   районе,   на   Пятницком   шоссе.    Я  решил   добираться на попутных машинах, так, как на общественном транспорте из Солнечногорска я бы не добрался, не успевал.
      Был августовский, тёплый вечер. Одетый по форме: брюки, рубашка, белая фуражка, с жезлом, я дохал до Химок, и перешёл на Московскую кольцевую автодорогу. По ней, на попутке, я доехал до поворота на Пятницкое шоссе, и, спустившись с моста, подошёл к автобусной остановке в сторону области. Мои надежды рухнули, потому что на последний автобус, двигавшийся по маршруту: метро «Сокол» - Юрлово, я всё равно опоздал. Шёл 12-ый час ночи, здесь не «ленинградка», попутной машины не дождёшься.
И я пошёл пешком. Через пару километров, когда я прошёдеревню Митино, меня на велосипеде догнал ещё один полуночник. Мы с ним обменялись любезностями.
- Далеко вам шагать,- спросил велосипедист удаляясь.
- Километров восемь, - ответил я.
Он, развернувшись, подъехал ко мне. Это был молодой мужчина, лет тридцати - тридцати пяти.
- Давайте я вас подвезу, хоть немного.
- Не надо, я тяжёлый, - сказал я ему.
- Садитесь на багажник, садитесь, - настоял он.Он меня провёз до половины пути,  до своего дома. Это было ещё однодоказательство того, с каким уважением участник дорожного движения относился к сотруднику ГАИ. Было приятно.
      В Новогорске находится база московского «Динамо», это в 4 км от Светлых гор. Поскольку я был в отпуске и находился в этом посёлке, то решил на эту базу сходить, чтобы посмотреть тренировку любимой команды. После обеда я направился туда лесною дорогой. Пройти на территорию можно было свободно, и я у футбольного поля сел в сторонке на травку. Футболисты уже разминались, и тренировкой руководил Гавриил Дмитриевич Качалин, динамовец, великий футболист и тренер, приведший сборную СССР к победе в Олимпийских играх 1956 года.
- Лучше двигайтесь, - командовал   Качалин, - небось,  никто  из вас  по утрам
зарядку не делает.
Из пробегающих мимо меня футболистов, кто-то сказал:
- Я делаю.
- Ну,  да.  Будет   Кожемякин   зарядку   делать, -  не  поверил  Гавриил Дмитриевич.
Положительные эмоции я испытывал, наблюдая вблизи игроков, из  которых многие выступали за сборную страны.
       На службе, под утро, когда на посту 47 км моя ночь подходила к концу, и я готовился к сдаче смены, я увидел на перекрёстке мужчину в шляпе, с кожаной  папкой  под  мышкой.    Он вышел  из     машины, водитель которой повернул налево в сторону Солнечногорска. Я сразу понял, что этому человеку
требуется ехать в Москву и решил из помещения не выходить. «Время ещё семи нет, а уже кто-то  хочет куда-то ехать». Мужчина походил туда - сюда, походил, и направился ко мне. Я же сел на стул, фуражку снял, положил её на стол. Постучав, он вошёл.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - ответил я, не вставая, и чуть развернувшись на стуле,-
рассказывайте.
- Полковник Черноглазов, - представился мужчина.
    Я быстро поднялся, надевая фуражку, и собираясь доложить по уставу, но он просто попросил:
- Помогите мне до Москвы доехать.
Я, конечно, знал, что Валентин Иванович Черноглазов являлся заместителем начальника ГУВД Московской области, что у станции Радищево находятся его дача, но не ожидал познакомиться с ним в такой неприглядной обстановке.
   Валентин Иванович в 1959 году возглавил тогда вновь созданное 11-е отделение ГАИ Московской области.    Наше отделение.    Оно    обслуживало Ленинградское  шоссе,     начиная  от  Белорусского   вокзала   в      Москве,  и заканчивая
границей   с   Калининской   областью,    на  116 км.  Вот, что о том времени говорил сам Валентин Иванович,  давая   интервью  корреспонденту  газеты «На страже».*  Приведу выдержку оттуда:
Вопрос:     Какой   период   кажется    наиболее    важным,     наиболее интересным?
Ответ:   Наверное,   тот,   когда    назначили     начальником   ГАИ    на ленинградском   шоссе.   Я   заменил   человека,   который  делил людей  на начальников и подчинённых, т.е. строил отношения   по  чисто   формальным признакам. Пришлось в полном смысле налаживать контакт с людьми.
Вопрос:  Как бы Вы определили такой стиль руководства?
Ответ:  Скорее всего - требовательность плюс душевность. Возможно, это звучит    банально,   тут,   говорится,   не  прибавишь -  не  убавишь.    И     ещё справедливость. Отношение к тебе подчинённого зависит не от того, жёстко или мягко ты с ним с ним обошёлся, а справедливо или не справедливо.
      Я в этом вопросе с ним полностью согласен.
    В 1962   году  Черноглазов   пошёл   на   повышение,   и   руководить  отделением стал Юрий Михайлович Варганов, под начало которого пришёл на службу я,  и Иван Захаров.
     И при второй встрече с Черноглазовым я оказался в невыгодном положении.   В тот   день   я сменил   на посту   47 км   инспектора. Подъехали ребята,    закончившие  утреннюю  смену,  они хотели после службы немного расслабиться.  Место здесь для этого было самое подходящее. В помещение поста заходили с перекрёстка по трём ступенькам, а с противоположной стороны, внизу, находилось помещение под гараж для мотоцикла. Туда спускались по бетонным ступеням. Но использовался гараж в других целях: там находилась топка печи, с помощью которой обогревалось помещение поста, и хранились дрова. Там ребята и  расположились. Мы тогда на стационарных постах по одному стояли, никуда не уйдёшь, обед брали с собой, или в магазин кого-нибудь посылали. Контроль  движения
_________________________
*- газета «На  страже», 21 ноября,1987 г.
               
автомашин должен  быть постоянным, не дай Бог пропустишь иностранца, да ещё без заявки на проезд. Обычно, если надо отойти, звонишь на соседний пост, чтобы посмотрели в обе стороны.
     Товарищи   меня   пригласили   перекусить,  зная   все наши трудности собедом. Я буквально на минуту присоединился к ним, взял бутерброд, и поспешил назад, жуя на ходу. А сверху на меня смотрел Черноглазов. Валентин Иванович снова попросил подобрать машину до Москвы. Ведь, он всё понимал, но, ни словом не обмолвился, ни в первом случае, ни во втором.
     Зима.   Вечером   сменил  меня на  посту в Дурыкино  Лёша Степаненко.   Я   ему   доложил   обстановку,    познакомил      с      телефонограммами, сдал  оружие и говорю:
- Лёш, я всё приготовил, но дрова сырые, не растопишь. Внизу стоит канистра с бензином и баночка из-под консервов. Я дрова в топку заложил. Твоя задача:  налить  полбаночки   бензина,   поставить    её   в   топку,   -   как    раз помещается, -   и   поджечь. Дрова берёзовые, разгорятся.
- Понял, - заверил меня Алексей.
- Только бензин не выплёскивай на дрова, в баночке поджигай, -
предупредил я его.
      На второе утро, сменив товарища из своей смены на этом же посту, я не сразу обратил внимание, что печка не побелённая, явно ремонтировалась, стекло в раме не целое, а состоит из двух
половинок. Вечером Степаненко снова должен был меня менять. И он рассказал: «Приехал ко мне спроверкой начальник смены, Алексей Гальянов, и я попросил его посмотреть за дорогой, а сам пошёл разжигать печку. Спустился вниз, налил в баночку бензина и выплеснул на дрова в топке. А спичек - то нет, я же не курю. Поднялся наверх, попросил у Гальянова спички. Вспомнил твои слова и, на всякий случай, встал в сторонку от топки. Чиркнул спичку о коробок и бросил её в топку на дрова. Наверху от взрыва раздался сильный грохот, а из топки огонь, как из огнемёта, достал противоположной стены. Я побежал наверх, испугавшись за Алексея. Дверь  настежь, в двух рамах стёкол нет, пыль столбом, с потолка медленно опадает   сажа, как снежинки в тихую погоду. На полу валяются кирпичи. Гальянов сидит, чуть ли не лицом на журнале с ручкой в руке, а на спине   у него лежит кирпич. Хорошо, что в деревне жил печник».
     У нас график работы был хороший: два дня выходишь в утро-выходной, два дня в вечер-выходной, на посты в ночь выходили вместо утренней смены, их всего два; во-вторых, был восьмичасовой рабочий день. Один день в месяц отводился на занятия, в том числе проводились и политзанятия. В пятницу,  если выпадал выходной,   могли вызвать  на проезд  Брежнева,    но Генерального секретаря. В Солнечногорске Ленинградское шоссе, - а это улица Красная, - проходит через весь город. Четыре километра, проходящие по центру, представляли собой сплошной пешеходный переход: люди переходили дорогу в любом месте. Они выстраивались по обе стороны дороги, услышав приближающийся звук сирен. Это создавало трудности при проезде не только инспекторам ГАИ, но и сотрудникам госбезопасности и ОВД. Правительственные машины красиво проходили по городу: «ЗИЛы-117» на большой скорости перестраивались,  двигаясь в шахматном порядке, прикрывали «Мерседес» Брежнева то слева, то справа, в целях безопасности. Глава государства сидел за рулём, высоко подняв голову, видимо, так ему было лучше видно в очках, но я представлял
себе, что так и должен смотреть руководитель такой страны, как
СССР.
      На майские праздники ко мне в гости приехал Валера Жердев, с женой Галиной и двумя дочками. У меня был выходной, но вызвали на проезд. Как  у нас говорил Сергей Курбатов: «Праздник для ГАИ, что посевная для лошади». Хорошо, что мне определили перекрывать улицу Рабочую в Солнечногорске, что напротив Исполкома. Мои гости не упустили возможность посмотреть на такое событие. Я им сказал, в какой машине можно увидеть Леонида Ильича, а сам заступил на пост, вышел на перекрёсток. Мы не всегда могли посмотреть на кортеж, так как, кроме автомашин, мы ещё следили за пешеходами: как бы кто из них не вышел на проезжую часть. На таком мероприятии я уже не испытывал неловкость, что ношу форму милиции, а, наоборот, чувствовал, что выполняю важное государственное дело, и граждане подчинялись беспрекословно. Народ был  законопослушный,  и уважали форму.  А  кто не  уважал,  те боялись.  Валера - Наконец,  воочию   посмотрели   на  Брежнева,   где   его    в  Москве увидишь.