Нелюбовь. Рассказ

             «12 августа. Наше бегство началось с первого дня встречи…Бегство от прошлого, от усталости, от безнадежности, от надвигающейся старости…Мы  вдруг почувствовали  и силу, и желание, и веру в то , что все можно изменить.  К ЛУЧШЕМУ! Вместе! Да, вот так, - забыв об осторожности, впасть в безрассудство и сделать все по-новому, с нуля, никого не слушая и ни на кого не оглядываясь. И самое главное – забыть, что на двоих нам уже 115 лет….»
         
              Он написал эти строчки в своем дневнике,- что поделаешь, ну была у него такая слабость - записывать на бумаге приходящие в голову мысли. Иногда брал в руки толстый с коричневыми затертыми по углам корками блокнот и начинал беспорядочно что-то там строчить….Потом  забывал про него, терял, а через какой-то промежуток времени блокнот находился сам, появляясь то там, то здесь, словно напоминал о себе, выпрашивая, как подачку, новую запись.
         
              «15 ноября. Нелегко признаться себе , что ты никогда и никого по-настоящему не любил. Но сейчас-то я могу это сделать. Без всякого самобичевания и разного рода угрызений совести,- да, да, да – не любил. Нравилось искусственно вызывать в себе  состояние нервной дрожи, трепета, страсти, доводить себя почти до легкого помешательства, эпатировать этим партнершу, добиваться своего и затем терять к этому интерес, но при этом прикидываться одиноким и несчастным  – все по сценарию, неизвестно кем написанному, и почему-то навязанному мне.»
         
              Ей было 54, ему – 61. У обоих за спиной по два брака, повзрослевшие дети, вылупившиеся уже внуки, ощущение никчемности и тупика. Чтобы жизнь не казалась такой безнадежной, они  заполняли все свое время  совершенно ненужными им заботами…Но они были ЖИВЫМИ людьми и даже  выглядели гораздо моложе своих лет. И неожиданно наткнулись , нарвались, налетели друг на друга. Обоюдное одиночество было катализатором сближения.  Бешено летящее время втолкнуло их в новую совместную жизнь. И все получилось, все получилось….И даже такая сложная штука, как умение радоваться жизни вдруг открылась им,- в самых простых вещах: в быте, в повседневности, в простоте отношений. Но это же счастье, и они , как мне кажется, это понимали… Или только она?
               
              Ему бы следовало  прекратить свое филологическое недержание, забросить  дневник и забыть о рефлексии  Ну о чем можно писать в состоянии покоя, комфорта и удовлетворенности. Благополучие притупляют  остроту восприятия. Да и возраст требует повышенного внимания к запросам стареющего тела, а  не ума. Но нет, - от дурной привычки трудно избавиться – и он продолжал, хоть и реже, делать короткие записи…
         
              «3  декабря.  Ночь. Тишина. И можно признаться себе в самом сокровенном. Я - очень плохой человек. Но оставшиеся годы хочется потратить на то, чтобы стать лучше. И я меняюсь. Уже изменился. И все благодаря тебе. В ноябре, когда ты больная лежала с высокой температурой, я сидел рядом, держал твою горячую руку и вдруг невольно заплакал – просто слезы полились сами. И я обрадовался этому. Я могу плакать, я способен на это! Я, который мог просто…Не хочу это вспоминать. Через три дня температура спала. Ты уже не хотела валяться в постели и принялась активно заниматься домашними делами. Цокала своими шлепанцами и отдавала командочки:«Это выбросить! Это в стирку! Надо поменять шторы!». А потом, стоя на кухне с какой-то кастрюлей в руках, сказала: « Я видела, как ты плакал. Я больше не буду болеть». Перевязанные лентой волосы, турецкие шаровары, мой  старый свитер, на ногах теплые носки из грубой болгарской шерсти, вечно цокающие шлепанцы-копытца. Я засмеялся. Засмеялся и отвернулся, потому что снова чуть не заплакал…»
         
                В новогоднюю ночь с неба падали необыкновенно крупные снежинки, они были похожи на хлопья ваты. Ветра не было. Воздух застыл и наполнился шорохом опускающегося с неба снега…В начале второго они вышли на улицу. Огни фейерверков растворяли черноту ночи , петарды разрывали тишину и очень хотелось верить в грядущее, долгое и ничем не нарушаемое счастье. Все наши желания сбудутся, обязательно сбудутся…Не подкреплённая ничем – это и есть самая твердая и непоколебимая вера …Это была их вторая новогодняя ночь.
       
                Через две недели после этой чудесной ночи он снова наткнулся на свой дневник, и появилась вот такая  идиотская запись:« 15 января. Праздники неотличимы от будней. Словно живешь в тени – нет ни  яркого света, ни темноты. Равнодушие, как результат усталости. От чего? Серость, однообразие, ленивое дожитие. В таком состоянии хорошо умирать, а не жить. Какая-то пустота. Даже мысли о тебе не спасают. Мне кажется, что если ты умрешь,  на второй день я о тебе забуду…»
      
                Сугробы, серое небо, быстро застывающие на морозе руки, ломота во всем теле, дремотная зимняя хандра…Летом такие строчки не написал бы – и в голову такие мысли летом не пришли бы…Но зима… черт бы ее побрал!
      
                И дневник снова  был куда-то безалаберно засунут и забыт. Прошел месяц, два, уже накатывали волны весеннего воздуха и солнце радовало не только светом, но и мягким теплом, и в душе что-то начинало тихонько звенеть…И блокнот снова был найден. Совершенно случайно в шкафу среди коробок с чем-то очень нужным для чего-то, но забытым для чего. Но найден… не им. У ней и в мыслях не было читать чужие записи, никакого любопытства.- просто она хотела разобрать старый хлам, освободиться от ненужного старья , поэтому и решила раскрыть…И раскрыла. Раскрыла на странице, где была сделана последняя запись. Взгляд зацепился за эту холодную  фразу: «Мне кажется, что если ты умрешь,  на второй день я о тебе забуду…».
         
                Что-то в горле перехватило, перечитала снова, повторила про себя: «Мне кажется, что если ты умрешь,  на второй день я о тебе забуду…». Руки задрожали, обессилили, и дышать, дышать тяжело, воздух зубами …Нет, она не упала в обморок, не заплакала, не закричала, не разорвала в клочья дневник, нет… Просто пустота, слабость и полное отсутствие воздуха.
       
                Минут через десять она смогла прийти в себя. Села на стул у окна, стала разглядывать прохожих, потрогала землю в цветочных горшках- думать не получалось, не было мыслей, ничего не хотелось…Но пересилила себя, встала, подошла к шкафу и снова поставила все  коробки на место , а дневник… дневник  положила обратно - туда, где он лежал, лежал и ждал.
         
                Вечером, когда он вернулся, не случилось ни-че-го. С кухни шел запах чуть подгоревшей гречневой каши, громко разговаривал телевизор, везде горел свет. Она вышла к нему навстречу, держа в руках пульт: «Сломался или батарейка кончилась, не могу звук убавить, и каналы…». Он мягко прижал ее к себе: « Все сделаю, сейчас все сделаю».
         
                Незатейливая операция по замене батарейки была быстро закончена, он вернул ей пульт, а она положила свою ладонь ему на грудь и, почему-то не глядя в глаза, повторила три раза: «Спасибо».